Дима молча шёл, чеканя шаг так, будто в него забили алюминиевый костыль. Израильтянин не паниковал, спокойно направляясь к подъезду. И, только взобравшись на три ступеньки, поднял глаза от тротуара и оглянулся. Маленький, заросший сиренью внутренний дворик тонул в розовых сумерках заката.
— Вы не бойтесь, — подбодрил его, Ванька (сам с ужасом ожидающий встречи с родственниками). — Мы не террористы и не безумцы какие-нибудь. Просто так вышло…
— Рад слышать. Вы хорошие парни, — покладисто согласился агент МОССАДА.
Иван глубоко вздохнул и, сделав над собой усилие, зажмурившись, сделал шаг - на встречу с ожидавшими его родителями…
Воздух вокруг парня стремительно закручивался спиралью, формируя тайфун, в середине которого сейчас шагала авантюрная троица. Мир был тих и свеж. Солнце светило. Шелестели машины со стороны проспекта, скрипела парадная дверь. Единственным признаком разбуженной энергии была криво стоящая отцовская машина, занимающая три парковочных места… Курчатов-младший посмотрел на неё и отчётливо увидел созданную этим действием взрывную центробежную силу - в виде сплошной стены урагана, локально формирующегося в квартире на четвёртом этаже…
***
Раньше
— И не смей мне больше рассказывать про приметы! — в третий раз сообщил прокурор жене, лихо собирая штрафы на шоссе по дороге домой…
— Смотря про какие, — парировала Наташка, в сотый раз сообщившая о превышении скорости. Ей было совершенно наплевать на старого еврея, которого бодро волок в дом её расчудесный отпрыск.
— Ну, например, что я, проснувшись сегодня утром, встал не с той ноги…
— Успокойся, родной, в твоём возрасте проснуться утром — это уже хорошая примета!
— Что ты хочешь этим сказать?
— На дорогу смотри!
— Твой сын вовлёк меня в преступную деятельность. Ты ждешь, чтобы я остался без работы?
— Почему ты решил, что это только мой сын? У тебя вообще совесть есть?
— Совесть есть, но с собой не ношу, боюсь потерять. Я не понимаю, почему он приволок в Россию агента МОССАД. Это ты всегда увлекалась сионизмом…
— Ха! Все мальчики в его возрасте этим занимаются!
— Мой сын не пидорас!
— Не пори чепухи!
— Ты вообще подумала, что сейчас сказала?
— Я сказала, что живу двадцать лет с законченным занудой! Держи себя в руках!
Уходившее лето дарило москвичам щедрые плоды, богато разложенные по обочинам дороги. Огромные тяжёлые арбузы, декоративно разрезанные заботливыми руками представителей жаркого юга, радовали глаз алой мякотью, пересыпанной черными косточками. Арбузы напоминали о густом сладком соке, готовом излиться в подставленный рот. Рядом - в сбитых из штакетника ящиках - красовались оранжевые бока подмосковных мелких груш и аккуратно переложенного газетами синего инжира…
— Останови, — решительно велела спутница жизни. — Я арбуз куплю. Гостя накормим.
— Выбирай покрупнее, в нём селитры больше, — буркнул прокурор, сдаваясь…
***
Вечер, начавшийся для Курчатовых с сухого напряжённого «здравствуйте», всё-таки приобрёл (часа через два-три) подобие почти семейного ужина со старым то ли родственником, то ли знакомым, но в любом случае не врагом. Уставшая Наталья Николаевна, постелив гостю в комнате Ба, внутренне славя оптом всех богов Израиля и арабского мира, а заодно и русского Христа за ниспосланное чудо отсутствия в доме старшей родственницы, домывала посуду. Обычно ей помогал Димон, всегда крутившийся перед сном на кухне в надежде на лишний бутербродик и поцелуй в лоб, совершенно точно необходимый ищущему тепла и ласки «дикому мальчику».
Не узрев последнего, она погоняла полотенцем доедавшего плов из сковороды Ивана и, выгнав обнаглевшего прокурора, решившего «принять на грудь ещё пятьдесят», отправилась выяснять, чем же занят её последний «скиталец».
Дима спал. Немного удивлённо посмотрев на его лицо, кажущееся в свете попавшей в комнату круглой яркой луны измождённым, женщина поторопилась выйти, чтобы не разбудить всегда спавшего чутко «ребёнка». Но услышав тихий стон, вернулась и замерла.
Присмотрелась повнимательней, и….
Наташу поразил его невероятно больной вид. Неумело зачёсанные назад волосы слиплись, открывая в полутёмном помещении совершенно белый, точно из слоновой кости, замечательной красоты лоб и невероятные глаза. Тонкая, смешно торчащая из-под одеяла шея делала его хрупким и юным, совсем мальчиком. Ей почему-то пришло в голову, что он умирает, и женщина, коснувшись рукой бледного лба, замерла.
Дима пылал. Наталья Николаевна охнула и, включив свет, позвала бурчащего прокурора. Затем загремели на кухне пузырьки… вернувшись к лежащему без чувств раскрытому телу, мать кроме изнурённого вида с ужасом обнаружила еще и крайнюю степень истощения!
— Алиментарная дистрофия… — сообщил пространству стремительно трезвеющий отец.
— За сутки? Нет. Это эндокринология. Дима, Димочка ты слышишь меня?
— Скорую?
— Угу, чтоб к бомжам в отстойник отвезли. Подожди, надо подумать, кого просить. Сейчас я ему анальгин с димедролом сделаю и решим. Ты уверен, что инопланетян умеют правильно лечить в наших больницах?
Слышавший всё до последнего слова Агей решил, что Москва очень интересный город…
***
…Киборг, медленно спускавшийся по узкой горной тропе, едва держался на ногах: пальцы, давно сведённые приказом, были готовы разжать оружие; голова склонилась вниз. Он очень ослаб. Временами сознание надолго покидало его, и только сильные толчки в спину, заставлявшие процессор вертикализировать полумертвую оболочку тела, иногда пробуждали мозг… и киборг начинал видеть перед собой красную строку уходящих в безвестность процентов оставшейся жизнедеятельности.
Повстанцев не хотел прятать никто. Даже отшельники-пастухи сообщили, что не потерпят больше беглых заключённых на своей территории.
Перепрошитый тюремный охранник, ненавидимый всеми, покорно нёс оружие и вещи, не получая взамен ни еды, ни воды. Временами его сознание, рвущееся из тисков процессора, выдавало удивительные, совсем не свойственные искусственному интеллекту мысли: когда он упадёт в эту пропасть, то сколько часов он будет там корчиться со сломанным позвоночником, прежде чем жизнедеятельность совсем прекратится? А если их найдут дроны с базы, то приказ «Умри!» намного предпочтительнее?
Но несущий беглецам спасение корабль с некоторой вероятностью может успеть, и тогда конец киборга будет значительно медленнее и мучительнее.
Он хотел быть. Он не хотел жить. Он вынужден был существовать. Пожалуй, тогда, триста лет назад, в том, ином, мире, его мозг самостоятельно захотел!
…Просто быть… быть и дышать не стиснутой имплантами грудной клеткой!
Не потому ли киборг кружил, заметая следы, пряча беглецов под арочными сводами горных троп, невероятным своим усилием как-то вывел к посадочному модулю и был взят с собой…
Но теперь, после услышанного крика друга-хозяина «Убью!», что-то окончательно сломалось в его старом процессоре и надломилось в душе.
Киборг Дима хотел умереть.
Человек Дима не хотел больше жить.
Мальчик Дима боялся смерти…
***
— Заинька, давай, попей! Вот, умница моя, открывай глазки! Димочка! Дима… ну ещё глоточек, молодец!
— Мам, смотри, очнулся! Димон, ты эт, давай, живи уже!
— Как ты нас напугал, скелетина ходячая!
Киборг умер. Не было красной строки в голове.
Не было…
Не было?!
Сгоревший старый процессор молчал. Дима открыл глаза и сказал, с трудом разлепив сухие губы:
— Мамочка…
Наташа вздрогнула, всхлипнув, погладила его по непослушным вихрам и тихо сказала:
— Всё хорошо, детка, маленький мой сынок…
========== Глава 38 ==========
Дружелюбно улыбнувшись во все девятнадцать собственных (и тринадцать имплантированных сразу после ухода со службы), верой и правдой жующих третий год мясо зубов, Брикс со вздохом сделал глоток свежепоставленного на столик пива и небрежно поинтересовался:
— Может быть, наберёте ваших юных друзей? Что-то мой знакомый вне зоны доступа сети. Хотелось бы по домам, а мы всё ждём и ждём.
Сидящий напротив профессор, уже давно ерзавший на стуле, дважды вытер о штаны потные руки и набрал номер.
«Абонент вне зоны действия сети…» — услышали оба.
Сидевшим (точнее, качавшимся на стульях) за соседним столиком подросткам диалог тоже надоел. Они встали. Девушка, подойдя к отцу, с вызовом посмотрела на агента и по-немецки, гортанно коверкая слова, сообщила:
— Мама домой едет, нам бы тоже на последний автобус успеть. Ты этого чувака-то отшей…
Немец встал и, расплатившись, семья молча покинула территорию дружелюбного кафе. На прощание мальчишка показал агенту длинный розовый язык и скорчил рожу.
Юнцы…
Дживс хмыкнул и пошёл следом, прикинув, что успевает взять машину, припаркованную у самого края стоянки, и вернуться к автовокзалу до отъезда сомнительной компании. Предстоящая ему полуторачасовая дорога давала возможность всё обдумать и выбрать первоначальную стратегию. В любом случае, Рихтенгтенов он не упустит.
***
Через полтора часа, вдыхая во сне свежий (во всяком случае, кондиционированный!) автобусный кислород, семейка оказалась в Тель-Авиве, где их встретил вездесущий Брикс. Его лицо, как и в кафе, выражало добродушие, а в серых глазах затаилась решимость… и кое-как замаскированная злоба. Хенрик опять подумал, что, когда между этой бушующей энергией разрушения и его семьёй стоит только пластиковый стаканчик с пивом, надо действовать. Агент делал правильные выводы: его друг действительно унесён тоннелями в никуда и пропал.
Огласки быть не должно, и он может отвести неприятности от семьи. Всё это он обдумал, сидя в мягком сиденье плавно движущегося рейсового автобуса, но, увидев агента у открытой двери, Хенрик посерел лицом. Он очень наглядно представил реакцию навалявшейся в грязи Мёртвого моря (и полной энергии!) семейки Ирен.
— Послушайте! — возмущённо начал он. — Что, в конце концов, вы от нас хотите?!
— Звоним, — протянув телефон, улыбчиво сообщил агент. — И, пожалуйста, без пафоса и громких криков ваших воспитанных отпрысков.
Но Хенрик решил возмутиться.
— Мне послышалось, или я и моя семья подвергаемся шантажу и оскорблениям со стороны беспардонного представителя спецслужб Соединённых Штатов Америки, чьим гражданином я не являюсь?! — начал было он.
Но и Дживсу тоже надоела вся суета.
— Вот именно, подвергаешься, — зашипел он. — Звони давай!
***
Если бы Дима в момент звонка не чувствовал себя раздавленным обстоятельствами киборгом, или Иван бы уже очнулся, то, возможно, история пошла бы другим путём. Но, как философски заметила позднее Ба: «Пути Господни неисповедимы», а проводивший расследование прокурор сообщил супруге: «Не стоило немцу мерить там, где уже отрезано». Случилось все как случилось: телефонный звонок пробил пространство, и агенту ровным механическим голосом на хорошем английском языке чётко сообщили об удовлетворительном состоянии спящего на болотной кочке Аггея и об унесённом по правому проходу Храма Аполлона в Турции Феликсе Хасселе – в неизвестном направлении.
— И где это «неизвестное направление», по-вашему? — сглотнув горячую слюну, спросил Дживс бледного учёного мужа.
— В Индии, — почему-то шёпотом ответил ему Хенрик.
***
— Как занесло его туда ̶ неизвестно, почему он не вышел на связь — непонятно, и искать его именно нам, уважаемый мистер Рихтенгтен, — сухо резюмировал агент. Судьбоносная беседа состоялась через час в номере дешёвого мотеля и была взаимно неприятна для обеих договаривающихся сторон.
— Мне надо поставить в известность жену, — дезориентированный Хенрик ещё пытался сопротивляться судьбе.
— Очень вас понимаю, — согласился с ним Бристон. — Но дети ведь уже всё рассказали маме, не так ли? А она, если ей понадобится, найдёт нас и на Луне. Так что пути к спасению у нас надёжные. И ещё… меня всегда раздражает, когда родственники проявляют нездоровое любопытство и суют нос в чужие дела. А у вас там, осмелюсь заметить, много интересующихся личной жизнью… Давайте-ка, выкладывайте лучше мне факты, да поконкретнее, чтобы я понял, где истина… или всё-таки игра вашего воспалённого воображения?
Бристон умел разговорить… Они сидели почти до утра.
Решили вылететь в Стамбул и, купив там самое необходимое, отправиться в Дидим, в неизвестность. Но Ирен Хенрик всё-таки позвонил.
Она не спала.
— Не хочу слушать твои объяснения, — жена начала первой. — Просто слушай. Я сообщу русским. Может быть, они мне помогут. В любом случае я вылетаю в Дели. Ты понял?!
Ну, если супруга говорит таким тоном…
Хенрик угукнул и отключился.
Его счастье.
К стиснувшей трубку Ирен подошла Рива и, мило улыбнувшись, успокоила:
— Мужчины, Ирочка, как мышки: смотришь на пушистика и думаешь: «Ах, какой милый зверёк!». А как дома заведётся — так сразу и хочется отравить! Вот поэтому я и не вышла замуж.
Сёстры посмотрели в глаза друг другу, и младшая пошла собирать вещи…
***
Диму разбудило яркое солнце. Несмотря на сентябрь, в Москве стояли удивительные тёплые дни лета – оно будто и не собиралось уходить из столицы. Он перевернулся на спину и собрался ещё немного поваляться в исчезающих мгновениях спокойного сна. Но вдруг всё вспомнил. Глаза его распахнулись, он резко вскочил и заметался взглядом по комнате. В голове застучало, отзываясь тупой болью в висках. Сильно захотелось есть и пить.
С дивана напротив, на котором всегда спал Ванька, осторожно встала тётя Наташа. Она смотрела на него и молчала. Покраснев, как рак, Дима уставился в пол и замер.
— Ложись в кровать. Ты кушать хочешь? — тихо спросила она.
Парень кивнул и ещё больше смутился.
— Я всё сейчас принесу. Тебе нельзя пока активно двигаться. Что-то болит? Скажи.
Дима опять, внезапно онемев, интенсивно замотал головой (голова мстительно усилила интенсивность боли) и, нырнув в кровать, попытался спрятаться под одеяло.
Сотовый телефон мерзким пипиканьем разорвал напряжённую тишину. Дима потянулся за ним, но наткнулся на взгляд женщины, в этот миг явно желающей превратить мобильник в камень.
— Отключи, — сухо произнесла Наташа и пошла на кухню за завтраком.
***
Агей смог ненадолго задремать только под утро, то так, то эдак рассматривая полученную им информацию. Погнавшись за мальчишками (уверен же был, что те совершают теракт!) он невольно влез в опасное и непредсказуемое дело.
«Стоит ли впутывать себя в расследование Х-файлов и изображать агента из «Секретных материалов?» — задавал он себе один и тот же вопрос. Ведь у него семья, у него неплохая пенсия. В конце концов, у него подагра и внуки!
С рассветом он написал Бриксу: «Вылетаю домой». Тот всё поймёт, старый знакомый ведь. И забудет о существовании Иш-Шалома.
Утром пожилой агент медленно пробуждался ото сна, уверенный в своей правоте и совершенно успокоенный. Наконец, открыв глаза, Агей смог сфокусировать их на синих синтетических штанах с красной полоской по бокам – те практически вплотную приблизились к его дивану.
— В этом костюме Вы выглядите, как генерал, или, по меньшей мере, на миллион, — бодро сообщил он хозяину.
Комплимент одобрения не встретил.
«Генерал-миллион», протянув гостю полотенце и зубную щётку, со вздохом произнёс:
— Но, к сожалению, уже потёртыми купюрами…
— А вы еврей по матери или по отцу? — вежливо поинтересовался Агей у прокурора за завтраком.
Тот поперхнулся:
— По жизни! И вообще, шо ви имеете сказать за дела в моей личной жизни?
— Это-таки вопрос или попытка унизить? — парировал Агей, улыбаясь.
По дороге в аэропорт они поговорили о том, что раньше власть портила людей, а теперь в неё приходят уже подготовленные кадры; затем о том, что чтобы жить — надо работать. Но чтобы жить хорошо, приходится придумывать что-то другое…
Прощаясь, два товарища пожали друг другу руки и искренне отметили: