– Но я уж точно не хочу, чтобы мои дети росли без меня, – улыбнулся Раэн. – Так что придется прекрасным девушкам подождать, пока я не увижу весь мир. Вот тогда и остепениться можно будет. Полей мне на руки, малыш, не сочти за труд.
Вскочив, Камаль сбегал за кувшином с водой, помог отмыть липкую черную смолу, а потом подал полотенце.
– Хочешь, я мясо разогрею? – предложил он, заглядывая Раэну в глаза. – И лепешки можно поджарить на углях… Жалко, придется скоро возвращаться, но поесть мы еще успеем.
– Обязательно успеем, – согласился Раэн. – А зачем уезжать так рано? Ты ведь говорил, что можешь побыть со мной до самого вечера. Или твои родители, пусть будут они здоровы, велели вернуться пораньше?
– Мои родители? – удивился Камаль. – Какое им дело до того, где я и с кем? Жив – и хорошо. Но если умру, плакать тоже не станут, по таким, как я, добрые люди слез не льют. – Он искоса взглянул на Раэна и тут же спохватился: – О, прости… Не хватало мне еще жаловаться! С горькими словами даже мед невкусным станет! Прошу, забудь мою глупость!
– Ничего плохого ты не сказал, – помолчав, ответил Раэн и, потянувшись, погладил черные блестящие волосы, которые Камаль никогда не повязывал косынкой, как остальные нистальцы. – Беседа без правды, как еда без соли, а правдивые слова должны идти от сердца.
Мальчишка потянулся за его рукой и на мгновение замер, а потом улыбнулся, будто просияв изнутри, и вздохнул:
– Странный ты, Раэн… Я таких еще не видел. Даже самые щедрые из наших мужчин все равно за свою щедрость требуют в ответ… ну, сам понимаешь, чего можно от меня захотеть. И приходят за этим ночью, когда никто не видит, а днем на улице мимо пройдут, здоровья не пожелают. А ты мало того, что не стыдишься меня при всех, так… тебе ведь и стыдиться нечего. Если кому скажу, что ты меня который день угощаешь просто так… За стол сажаешь, разговариваешь, как с дорогим гостем… Кто мне поверит? Сам себе не поверил бы!
Поймав руку Раэна, он прижался к его ладони щекой, но почти сразу отпустил ее. Смуглое лицо залилось краской, и Камаль посмотрел так доверчиво, что Раэна передернуло от стыда и бесполезной жалости. Ох уж эта нистальская добродетель!
Нет, Камаль действительно не жаловался, но и скрывать ничего не умел, так что из его бесхитростных рассказов и обмолвок Раэн давно знал правду. Семья попросту махнула на мальчишку рукой, смирившись с природой неудачного отпрыска, как смирилась бы со слепотой или уродством. Ему выкупили отдельный дом подальше от общей усадьбы и время от времени отвозили туда дрова и кое-какую утварь.
Всем остальным Камаля великодушно снабжали добрые нистальцы. Его же ровесники, у которых распирает в штанах, а девушку, даже собственную невесту, до свадьбы пальцем тронуть нельзя. Вдовцы, еще не успевшие приглядеть новую жену. Почтенные отцы семейства, что потихоньку бегали в домик на окраине за особым удовольствием, которого не получишь от таких же почтенных и тоже добродетельных жен. Всем известно, что есть постельные услады, которых не позволяют приличные женщины, а с такими, как Камаль, разрешено все. За кусок свежей или копченой баранины, круг сыра или отрез полотна на рубашку можно остаться добродетельным, потому что виноват во всем – ну ясно же! – испорченный мальчишка, полный греха и не знающий стыда.
Раэн смотрел, как Камаль хлопочет у костра, и не знал, что здесь можно исправить. Увезти парнишку в Харузу? А будет ли он там счастливее? Хорошо, если найдется человек, способный принять и полюбить Камаля таким, какой он есть, а если нет? В столице куда больше соблазнов, а Раэн не сможет постоянно быть рядом. Как бы не сделать хуже. И, главное, захочет ли сам Камаль уехать из Нисталя?
– Раэн? Вот, возьми!
Камаль снял с углей и протянул ему прутик с разогретой ягнятиной, подал лепешку. Второй такой же взял себе и впился зубами в нежное мясо. Прожевал с наслаждением, лукаво посмотрел на Раэна.
– А на зиму ты тоже у нас останешься? Зимой ночи длинные, заскучаешь, если никто не станет греть тебе постель…
– До зимы еще далеко, – шутливо возразил Раэн. – Когда у вас выпадает первый снег?
– Да сегодня же выпадет, – удивился Камаль. – Поэтому домой и надо ехать. – Посмотрел на изумленно вскинувшего брови Раэна и рассмеялся: – Что? Неужели правду говорят, что в других местах люди никогда не знают погоду заранее? Как ее можно не знать? Мы всегда собираем стадо раньше, чем тучи покажутся на небе, иначе не успеть уйти от непогоды.
Раэн растерянно посмотрел на самое обычное небо, серо-голубое, слегка подернутое облачной дымкой, но не предвещающее непогоду. Снег? Сегодня? Ему говорили, что в Нистале погода меняется внезапно, однако чтобы настолько?!
– Ты точно знаешь, что пойдет снег? – переспросил он Камаля, который сидел у костра в своей обычной нарядной одежде, только на плечи накинул куртку из плотной шерсти. – Откуда?
– Ветер им пахнет, – беспечно ответил нисталец. – Степной ветер всегда пахнет снегом или дождем раньше, чем они начнутся. Вот сейчас поедим, и надо собираться домой, а то замерзнем.
Раэн снова перевел взгляд на небо, безмятежное и фальшивое, как нистальская добродетель. Может, и правда он принял за дурные предзнаменования обычный приход зимы? Но как быть с тем, что последние дня два его постоянно что-то тревожило, не давая полностью забыться даже во сне. Что-то на самой границе сна и яви, неясное предчувствие грядущей беды, вползающее в сознание исподтишка, но неотвратимо. Не заметить это ощущение Раэн не мог, но и определить его точнее не получалось: ничто в Нистале не предвещало неприятностей. Набег степняков? Землетрясение? Неожиданная эпидемия? Нет, это все несчастья настоящие, житейские и не могут иметь отношения к тому, зачем он приехал. Тогда что?
Он быстро съел мясо, почти не чувствуя вкуса, зажевал его лепешкой и выпил несколько глотков вина. Камаль тоже расправился со своей долей, встал и звонко свистнул. Его вороная кобылка, статная, как все лошади нистальской породы, встрепенулась и тихо заржала, гнедая Раэна бросила куст, который ощипывала, и посмотрела в их сторону.
– Ну вот, сам видишь…
Камаль кивком указал в сторону степи, где край неба уже затянула густо-фиолетовая туча. Самая обычная туча, насколько Раэн мог судить! Но ему вдруг нестерпимо захотелось как можно быстрее собрать вещи и мчаться в Нисталь.
– А хочешь, пересидим снегопад в пещере? – жизнерадостно предложил Камаль. – Сушняка много, можно палить вволю. Одеяло есть, еды и вина хватит… Переночуем и вернемся завтра. На Иллай дорогу точно завалит, но нам-то ехать по ровному. Ну?
Раэн молча помотал головой, лихорадочно быстро сбрасывая всякую мелочь в дорожную сумку. Камаль, вздохнув, принялся подтягивать подпругу на своей лошади. Вот и хорошо, вот и умница… Раэн глянул на небо: туча ползла так стремительно, что это уже пугало. Отсюда до въезда в Нисталь час пути ровным конским шагом. Да по долине еще столько же до его дома. Придется лошадкам выложиться, иначе не успеть!
Что именно он не успевает, Раэн не знал, но легче от этого не становилось. Ах, как хорошо его в свое время научили чувствовать беду. Знать бы еще, откуда она идет!
Ответ явился в ту же минуту с гулким топотом копыт прекрасного степного рысака. Всадник, нещадно погоняющий взмыленного гнедого, вылетел из-за поворота дороги и резко осадил жеребца.
– Сейлем?! Что случилось?
Сейлем? Ах да, медный пояс… Брат невесты, которого не взяли на торг. Камаль, замерев с одеялом в руках, о чем-то спрашивал нистальца лет двадцати с лишним, одетого по местным меркам богато и в нарядном, действительно усыпанном медными бляшками поясе, а Раэн, почти не слыша их разговор, бессильно прикрыл на мгновение глаза. Он оказался прав, покинув Нисталь всего на день. Сердце снова билось ровно, и щемящая тревога пропала, поскольку в предупреждении больше не было нужды. Все уже случилось… Первый ход в игре сделан.
– Возвращайтесь, целитель. Степняки рядом. Отец велел предупредить вас, чтобы не случилось беды.
Отец? Глава рода ир-Кицхан, которого Раэн даже не в лицо не знал? Откуда он… Впрочем, в небольшом поселении все на виду, а трактирщик знал, что они с Камалем собираются за «горными слезами», да и по дороге их могли видеть. Что ж, позаботиться о госте, который не знает местных опасностей, это дело понятное. Но почему Камаль так перепуган? Мальчишку трясло, он смотрел то на Сейлема, то на Раэна широко распахнутыми глазами, вцепившись в одеяло так, что пальцы побелели.
– Раэн… – выдавил он, но тут же смолк.
– Малик ир-Саттах погиб. И все, кто с ним были. Степняки догнали их у Девичьего родника, – повторил Сейлем ир-Кицхан то, что успел уже сказать Камалю.
– Погибли? Все? – почти беззвучно, одними губами переспросил Камаль.
– Вообще-то, нет. – Ир-Кицхан произнес это с какой-то особенной гадкой ласковостью и, снова повернувшись к Камалю, добавил: – Твой драгоценный Фарис остался жив. Один из всех. Представляешь, какая удача!
Золотисто-медовую кожу Камаля стремительно заливала бледность, а Сейлем продолжал:
– Он примчался без единой царапинки и выложил сказку, как у Девичьего родника их накрыло серебристое облако, и все вокруг стали падать под ливнем стрел. Причем никаких степняков поблизости якобы не было, а наш храбрец видел стрелу, летящую в него, но она исчезла, так и не вонзившись.
До чего нехороший у него был голос! Торжествующий… Раэна передернуло от волны злорадной ненависти, которую излучал этот парень.
– А потом ир-Джейхан увидел, что они мертвы, и кинулся рассказать, что случилось. И действительно, Малика и всех остальных нашли со следами от стрел. От степняцких боевых стрел! Кто бы мог подумать?
– Он не мог, Сейлем… – простонал Камаль.
– Не мог?! – все-таки сорвался в крик ир-Кицхан. – Шакалье дерьмо твой Фарис! Бросил их и ускакал! Все знают, что у него лучший конь в долине! Хоть бы придумал что-нибудь поумнее, а то нес полный бред про серебряные облака и тающие стрелы!
– Вы точно знаете, что Фарис ир-Джейхан лжет? – вежливо поинтересовался Раэн.
Сейлем глянул на него так, словно только сейчас заметил еще чье-то присутствие.
– Я знаю, что Фарис ир-Джейхан – подлая тварь! – бросил он. – И что простой смерти за это мало. Жаль, отец мне запретил, я бы с огромным удовольствием отвязал подонка от столба.
Камаль побледнел еще больше, хотя только что Раэну это казалось невозможным.
– Столб…
– А что же еще? Или ты знаешь другое наказание для труса? – Сейлем жестко усмехнулся. – Я смотрю, вы уже собрались домой? Вот и хорошо: может, успеешь с ним попрощаться. Ты ведь не брезгливый, а, Камаль? Догоняйте!
Он зло хлестнул гнедого и рванул назад по дороге. Глаза Камаля наполнились слезами, которые он и не пытался сдерживать, прозрачные ручьи хлынули по щекам. А туча наползала все быстрее, уже зависнув над долиной.
– Тихо! – рявкнул Раэн. Отобрав у парнишки одеяло и бросив на землю, он развернул безвольно обмякшего Камаля и прижал к себе, заглядывая в глаза. – Расскажи мне, – мягко попросил, краем глаза поглядывая на тучу, уже закрывшую большую часть неба. – Что это за столб?
– У нас не казнят, как везде, – тусклым голосом отозвался нисталец. – Нельзя осквернять свою землю кровью. Видел столб на площади? Это для убийц, насильников, предателей…Человека просто привязывают к нему и оставляют… Хорошо, что сейчас зима, – закончил он совершенно без интонаций.
Зима? Ну да, пожалуй. Сколько может прожить привязанный к столбу человек без пищи и воды? Летом его сравнительно быстро убьет солнце, а вот весной и осенью, когда прохладно, мучения могут тянуться долго, очень долго. Милосерднее всего смерть оказывается зимой. Да еще снегопад надвигается.… И никаких расходов на палача, зато какой урок всему Нисталю!
Раэн стиснул зубы в судороге ледяного бешенства. Возможность судебной ошибки даже не рассматривается? Интересно, а как они терпят крики обреченного? Затыкают ему рот? Или наоборот, все должны слышать их и понимать, что они означают? Ладно, это выяснять он не собирается, но было еще кое-что, задевшее в словах Сейлема…
– Почему Сейлем хотел отвязать ир-Джейхана? Зачем ему спасать своего врага?
– Спасать? – Камаль попытался усмехнуться, но ничего не вышло. – Это хуже смерти, Раэн. Если осужденного отвязать от столба, он становится ашара.
Он сделал ударение на последнем слоге, и Раэн нахмурился – слово было совершенно незнакомым.
– Ашара? Это что за гадость?
– В Нистале нет рабов, как в других землях, – тускло пояснил Камаль. – Но ашара – хуже раба. С ним нельзя разговаривать, и сам он ни с кем не заговорит, пока хозяин не позволит. Самая тяжелая, самая грязная работа – ему. Есть объедки, спать где-нибудь в сарае со скотом, побои терпеть только за то, что хозяину не на ком зло сорвать… Понимаешь? А если молодой красивый парень, как Фарис, так это еще хуже. Хозяин и сам развлечется, и друзьям предложит… Лучше умереть, чем надеть ошейник ашара, – закончил Камаль, не глядя на мага.
– Вот уж не думал, что в Нистале возможно такое, – медленно проговорил Раэн.
– С человеком – нет. И даже со мной нельзя. Я все-таки свободный нисталец, могу отказать любому, если захочу. А это не человек, это ашара, с ним что угодно можно сделать. Хорошо, что Сейлему запретил отец, иначе он бы на Фарисе вволю за все отыгрался. У них с детства вражда…
– Понятно. – Раэн судорожно вдохнул и выдохнул студеный воздух. – Давай-ка домой. Буря вот-вот начнется.
Ветер и в самом деле крепчал. Вот упала первая снежинка, за ней еще одна. Так…Теперь только бы не ошибиться. Бросить чары спокойствия на Камаля, чтобы не наделал глупостей.… До Нисталя час? И еще час до площади? Если галопом, переходя на рысцу по необходимости, когда лошади устанут, то намного быстрее! Главное, что нет больше мерзкого ощущения безнадежности происходящего. Только нужно очень торопиться, чтобы кто-нибудь не осуществил ту же идею.
Сколько еще нистальцев, кроме Сейлема ир-Кицхана, таят обиду на Фариса за дурацкие шутки и розыгрыши? Сколько тех, кто смертельно завидовал молодому удачливому красавцу, кумиру всех парней долины? И сколько тех, кто просто не откажется от возможности заполучить живую игрушку, над которой можно измываться в свое удовольствие?
Оказалось, нисколько. Фигуру у столба Раэн заметил, едва въехал под арку. Высокий плечистый парень, привязанный за запястья, почти висел, упираясь в мостовую лишь носками сапог, непокрытая черноволосая голова бессильно свесилась.
Раэн спрыгнул с лошади, хлопнул ее по крупу, и умная животинка, тихо фыркнув, спокойно пошла к выходящей на площадь садовой калитке, которую он никогда не запирал. Ничего, стойло она сама найдет и постоит часик не расседланной, пока у него дела поважнее. Хорошо, что дом совсем рядом – удачно. И хорошо, что Камаль послушался просьбы, приправленной толикой магического убеждения, и не поехал сюда, свернув к своему дому на окраине. Незачем впутывать мальчика в эту историю еще глубже. Как бы ему и так не досталось за эту поездку и вечера в компании чужака.
Вспоминая старейшин Нисталя нехорошими словами, Раэн разрезал веревки, искренне надеясь, что по местным ритуалам их необязательно развязывать: узлы сыромятных ремней на морозе насмерть задубели. Тяжелое тело рухнуло ему в объятия, на бледном лице медленно, с трудом таяли крупные снежинки, но, кажется, Раэн успел вовремя.
Просто нехороших слов хватило ненадолго, и, втаскивая парня в дом, он ругался на трех языках одновременно так, что пьяный боцман пиратской галеры позеленел бы от зависти. Щелчком пальцев растопив очаг, Раэн уложил рядом с ним нистальца и принялся его раздевать. Ледяную куртку – в сторону, стянуть штаны и узкие сапоги, потом рубашку.… Ребра бесчувственного Фариса были покрыты кровоподтеками, запястья и лицо распухли, а левый глаз полностью заплыл. Следы народного возмущения, надо полагать. Ну, могло быть и хуже. Могли и насмерть забить, пожалуй, но сдержались – оставили в живых для назидательной казни.