Ого, значит, мне не показалось на счет ресниц!
Электронная помощница научного сотрудника, выслушав спич, замерла на секунду, а потом молча повернулась на каблуке — и вышла из зала.
— Спасибо, — устало поблагодарил меня руководитель нашей маленькой экспедиции. — Не знаю, что на Тину нашло. В последние несколько дней она ведет себя страннее обычного. Но тесты проходит.
В подтверждении слов Михаил продемонстрировал мне экран своего ПКУ с зелеными отметками.
— С другой стороны, менять помощника — все проклянешь. Они когда новые — дурные-предурные, все приходится объяснять… Так что лучше буду как все, терпеть.
— Вы отдали Тине распоряжение «приглядывать» за тем, как ведутся работы над моим шасси, — опять вмешалась Зэта. — Это не типовая задача, скорее всего поведенческий сбой как-то связан с этим фактом.
— С-спасибо. За информацию, — в этот раз благодарность досталась по адресу, синте. Впрочем, Михаил, конечно, не понял, что именно она имела в виду, а я-то сразу вспомнил её первые шаги в новом теле. И феноменальную реакцию инженеров — тех самых, что до последнего проводка и гайки корпус Зэты ранее изучили. Занятно, что Тину именно на этом моменте переклинило. Занятно и очень показательно…
…И абсолютно бесполезно для нас на данный момент. Всё, экспедиция началась — время сосредоточится на главном.
Глава 19 без правок
Северо-восточный филиал встретил нас ярким солнце и морозом всего в минус пятнадцать. Субъективно даже казалось, что тут теплее, чем в оставленном несколько часов назад Лобочевском. К сожалению, рассмотреть островок из закаленного стекла и высокопрочного бетона в бескрайнем море тайги у меня толком и не получилось: вездеход-двухзвенник до нужного нам Л-14 нашелся буквально сразу же и уходил в рейс он спустя всего час после посадки нашего транспортно-пассажирского ведомственного борта. Пока нам выделили место в пассажирском кунге, пока навьючили на внешний багажник на крыше наш нехитрый скарб — времени на экскурсию не осталось.
Зэту, кстати говоря, сначала попытались отправить кататься на крыше вместе с вещами, признанными недостойными грузового отсека (или туда не влезшими). Но Михаил так и не успел вмешаться, запрещая перевозить мультиизмерительный комплекс вместе с мощным вычислительным модулем вне защищенного от внешних воздействий объема — синта справилась сама.
Простодушно улыбнувшись командиру двухзвенника (да-да, именно командиру — не путать с водителем!), моя девушка сообщила, что с радостью примет задачу внешнего охранения во время движения и скромно попросила модифицированную под элекроподжиг «сайгу». И тут же добавила, что если передача оружия никак не возможна, то она прямо сейчас сделает рогатину из подручных материалов сама — ведь безопасность людей, движущихся сквозь дикую тайгу, прежде всего!
Судя по лицу командира, видение, как чужой андроид насаживает на пику медведя-шатуна, случайно попавшуюся на пути рысь или росомаху поразило мужика в самое сердце. Или, скорее, то место организма, которое у него отвечает за любовь к составлению развернутых отчетов о нештатных ситуациях на пути следования. Короче, синту мне едва ли в руки не всучили, и очень ласково попросили не отпускать от себя. Совсем. Пока не доедем.
Асфальтовых эстакад в аномальной зоне никогда не строили — до открытия тут трех порталов относительно (по меркам необжитой тайги) недалеко друг от друга, эти десятки тысяч квадратных километров кедровников, бурелома и дикого зверья и человека-то, что называется, только по большим праздникам и видели. Сейчас через лес пробили и продолжали поддерживать просеки (в словосочетании «северные джунгли» не так много шутки, как может показаться), а грунтовые дороги и броды летом могла одолеть и легковая машина, немного адаптированная к бездорожью. Вот зимой и в межсезонье двухзвенники реально решали, оставаясь единственным доступным средством передвижения на дальние расстояния.
Один минус числился за этими мощными плавающими вездеходами: они и по идеальной трассе редко разгонялись выше тридцати километров в час. А уж через заваленный снегом лес… Тут мог бы здорово помочь дирижабль или вертолет, но вот беда: полеты вглубь зоны или транзитом через неё строго запрещены. И не без причины, конечно же. О которых я в числе прочих интересностей узнал от попутчиков, охотно принявшихся впихивать в «свежие уши» весь запас накопившихся местных баек и небылиц.
Впрочем, сотрудников полевых лагерей, вынужденных мотаться туда-сюда по требованию техники безопасности — смена не более четырнадцати дней — понять можно легко. Окон в кунге нет, правда, есть камеры внешнего обзора и экран… который часами показывает медленно сдвигающиеся назад стволы деревьев. Встать и походить толком негде, выходить наружу без разрешения командира транспортёра тоже нельзя — остается тупить в ПКУ или болтать…
Почему основанный как наблюдательный пост Л-14, основанный лет этак сорок назад (что я только не запомнил после полутора суток выслушивания баек!), все еще носил название «полевого лагеря» я понял, едва нам позволили выбраться на укатанный гусеницами снег импровизированной площади между… н-да, контейнерами и бытовками. Тоже сделанными в форм-факторе контейнеров и когда-то сюда притащенные все теми же вездеходами.
Жилые помещения, лаборатории, административные и хозяйственные постройки — все это, словно из кубиков, было собрано из жилых и обычных контейнеров. Одно временное (ха-ха!) здание умудрились сделать аж трехэтажным! Причем было заметно, что лагерь рос, что называется, «естественным образом», без изначально разработанного плана — и потому никаких прямых улиц тут не наблюдалось. Зато над головой во все стороны тянулся хаос кабелей и проводов, опирающийся не только на покосившиеся деревянные столбы, но и магистрали трубопроводов разной толщины.
Даже мне сразу стало понятно, что любая попытка убрать слово «полевой» из описания этого места немедленно спровоцирует реакцию греющего в Лобачевском высокие кресла начальства. А именно, полетит приказ «привести все в порядок» и «прекратить бардак!» Для научного поселения, естественно росшего сорок лет и теперь существующего по принципу «ничего не трогай, пусть работает» подобная перестройка обещала надолго поставить крест не только на исследовательской, но и на любой другой деятельности. И не только в силу потому, что «легче снести и построить заново, чем сделать нормально из этого».
Л-14 «затыкал» собою самый… наверное, правильнее будет сказать — неприятный портал в кластере. Возникший там, где ранее располагалось известное только аборигенам «плохое место», пространственный пробой убил вокруг себя все живое на расстоянии трех сотен метров. Подходить ближе можно было и даже проводить рядом некоторое время — но не больше нескольких часов, иначе проблемы в организме исследователя начинали нарастать как снежный ком. Пока не прибивали человека нафиг.
И да, к порталу нужно было именно подходить. Потому что техника начинала отказывать уже на значительном отдалении. Сначала сложная и незащищенная, потом военная, лучше всего изолированная от внешней среды — а потом и самая простая. Например, запросто могло не выстрелить ружье — потому пилот аэросаней по совместительству оказался еще и лучником. А Зэте (формально мне, на самом деле) все же перепала вполне официально рогатина — напороться в мёртвой зоне на медведя редко кому удавалось, но прецеденты за сорок лет зафиксированы были.
Сам Л-14 располагался от нужной нам точки в 30 километрах — потому и понадобились сани. Летом же научные сотрудники вынуждены были пересаживаться на влекомые лошадьми телеги! Так что нам в какой-то мере повезло — снег в этой части Сибири уже полтора месяца как лёг. Или не повезло — потому что последний километр все-таки требовалось пройти пешком. Если наст нас не удержит — грудью и лопатой пробивая снежную целину, потому что я не очень себе мог представить, как на охотничьих лыжах двигаться с синтой в обнимку. Ведь к порталу, как-то нет-нет да и вызывающему сбои в электронике и в самом лагере, отчего в нем и использовались без модернизации выстраданные схемы, нам самим нужно было подойти вплотную.
Зэта начала ко мне жаться еще на полпути, сообщив о лавинообразном нарастании ошибок в периферии и сбоях в работе центрального процессора. Отказоустойчивость позволила бы синте некоторое время так существовать, давя проблемы за счет запаса быстродействия и алгоритмов исправления ошибок, но предпочла спрятаться «в домик», в смысле, сесть ко мне вплотную, обняв за плечи. Судя по пойманному краем глаза движению — Михаилу тоже резко захотелось отказаться под защитой, но принципы все-таки пересилили. Водила саней и так пялился на не желающего навсегда замирать андроида как на диво-дивное. Даже спросил, когда транспорт остановился у почерневшей немаленькой медной табличке, прибитой к толстой ёлке: «с мотором — стой!»:
— Из «Систем автоматизации» новая модель? Скорее б на поток поставили, у нас в ангарах болваны как спички горят после месяца эксплуатации, не успеваем отсылать в ремонт, даром что по армейскому стандарту защищенные…
Особенно колоритно эта реплика прозвучала на фоне того, как пилот ловко и привычно откину решетчатую площадку прямо на кожухе толкающего винта, куда немедленно забрался, занимая стрелковую позицию с луком и заранее вытягивая из тула первую стрелу. Не намного менее безобидную, чем пулю крупного калибра: я разглядел острейший керамический наконечник, под которым прятался контейнер не иначе как с ядом.
— Каждый раз вижу это и даю себе зарок: больше ни ногой! — прокомментировал Филиппов от кромки мертвого леса. Наст, к счастью, действительно слежался и снега поверх него насыпало по местным меркам самую малость: обувь проваливалась по щиколотку. Куда больше мешало идти то, что нам с Зэтой приходилось шагать одновременно, как в каком-то парном танце. О том, чтобы расцепиться, не было и речи: синта попыталась вытянуть руку в сторону от меня — и тут же отдернула, словно обожглась.
— На болото похоже, — поделился я своими впечатлениями в ответ. — Там тоже деревья умирают…
— Да нет же! — раздраженно перебил меня глава нашей экспедиции. — Портал! Ты не представляешь, как тебе повезло, что ты не видишь того, чего вижу и чувствую я!
«Сенсорные сверхспособности!» — наконец дошло до меня. В обычной мирной жизни Михаил так редко давал повод вспомнить, что он сверх, что я даже не сразу понял, о чем он.
— То есть, ты видишь, где находится пробой в пространстве? — уточнил я.
— Скорее, слышу, — скривился сверх. — Представь себе стену, внутри которой прорвало трубу с горячей водой: облака пара скрывают все вокруг и четкий звук бьющей между кирпичами воды… Только стены нет, и вместо воды… гадость!
Через пять минут совсем уже унылый научный сотрудник остановил наше движение.
— Ближе не нужно, датчики должны достать. Скажи Зэте, чтобы ориентировалась по моей руке… сжатый пробой во-он там.
— Начинаю сканирование, — напряженным голосом отозвалась синта самостоятельно.
Что ж, скоро все выяснится. Все искажения, навязанные магией — или что там «хлещет» из дырки на месте портала? — отфильтрует моя способность. А вот физические параметры я так быстро не смогу изменить. И у нас получится то, что пока не удавалось никому: добыть не искаженную Изменением информацию про другой мир. Ну или хотя бы отголоски этой информации. И если все получится…
Глава 20 без правок
Зря я сетовал, что не смог погулять по филиалу НИИ «Физики Пространства»: ничего, по большому счету, не потерял. Может, летом еще я позалипал бы на сочетание красиво подстриженных деревьев, строгих линий построенных в едином плане зданий и пьянящего таёжного воздуха. Но сейчас? Когда осень в этих краях числиться хозяйкой лишь волей человеческой бюрократии, а на деле давно настала снежная зима? Не-а.
Тем более, в самые интересные зоны построенной по принципу «космического корабля*» аркологии** на три тысячи человек меня еще и не пускали. Нет, в целом-то логично: я же не местный житель, чтобы меня пускать шататься по детскому саду, школе или теплицам, где овощи круглый год растут. Но вот в аквапарк или огромный зимний сад под стеклянными крышами я бы с удовольствием посетил, эх. А так только через нижние стекла немного посмотрел снаружи, под насмешливые завывания холодного ветра.
[*Т. е. таким образом, чтобы выходить за пределы стен не требовалось в принципе. Россия в реальности один из лидеров подобного практического строительства — см. например военную базу «Арктический трилистник».
**Термин А. придумал Герберт Уэлс, введя его в свой научно-фантастический роман «Когда спящий проснется». Сейчас под А. понимается уплотнение городской инфраструктуры не только по горизонтали, но и вертикально, грубо говоря, превращая город в один большой дом. Упрощенным примером может служить башня «Федерация» в Москва-сити с её реализованным концептом «Вертикальная улица». Жители башни могут месяцами не выходит наружу, так как там есть магазины, финтнес-центры (включая бассейн на самом верху), кинотеатры, рестораны, открытые рекреационные зоны и офисные помещения.]
Самое обидное, что в Северо-западном филиале НИИ мы натурально застряли, причем совершенно неожиданно для себя. Нет, в целом Филиппов все логично рассудил: проверять результаты измерений лучше не уезжая далеко от места измерения — ведь если закралась ошибка или ошибки, то юстировку и повторный замер проводить придется так и так. Не учел мой шеф по экспедиции кое-что другое.
— …Таким образом, если для электромагнитных замеров использовать метод математической коррекции Семидальнего, а для гравитационных — поправки Кочетова и Ритта, то результаты, полученные классическим способом, в целом коррелируют с теми, что получили вы, — наш собеседник даже в идеально-белом халате умудрялся выглядеть не как доктор физических наук, коим являлся, а каким-то то ли завхозом, то ли вообще мелким клерком. Это не смотря на то, что он явно не просиживал штаны впустую, выбрав местом жизни и карьеры место так близко от кластера аномалий.
— Ну наконец-то, — Михаил потер ладонью щеку… и недоуменно уставился на руку, а потом осторожно потрогал лицо. Ага, щетина отросла. Жесткая и колючая — все как положено мужчине, сбросившему ярмо женского внимания. Пусть даже если это внимание робота-секретаря. Мне, к слову сказать, можно вообще не бриться пока еще — но я-то не забываю тщательно соскабливать неуверенно проклевывающуюся поросль на подбородке!
— Однако визировать ваши результаты как представитель филиала, все же, не смогу, — дождавшись, когда мой шеф вернется к реальности, в лучших традициях чиновничества отказал нам член местного ученого совета. Что ж, хотя бы мотать нервы и ждать наводящих вопросов не стал: — Как ученый, вы должны понимать необходимость получения максимально объективных, статистически достоверных данных. Которые априори нельзя получить в ходе единственного замера.
Прежде, чем упереться в нашего визави тяжелым взглядом, Михаил быстро зыркнул в мою сторону. Но я не просто так продолжал сидеть все с тем же выражением вежливого внимания на лице — пусть мы с Филипповым заранее не договаривались, внутреннюю кухню научно-исследовательских коллективов я выучился понимать еще в родном мире. Проработать в лабе, пусть и самым бесправным приходящим лаборантом, практически десять лет и ничего не понять о происходящих там процессах — это надо быть совсем слепым и глухим. Даже уборщицы начинают шарить, чего уж там.
Происходящее сейчас в кабинете пусть и напоминало беседу двух профессионалов (с участием приглашенных лиц), на самом деле являлось банальной попыткой… как там говориться? Въехать в рай на чужом горбу? Вот оно. Исследования порталов по естественным причинам затруднены, а новый измерительный комплекс, состоящий из сверха-«якоря» (то есть меня) и специального андроида приехал в составе экспедиции, а не был прислан из головной организации. То есть по сути никому здесь не подчиняется.
По сути, мне и Михаилу совершенно не нужно получать одобрение от местных ученых мужей, чтобы вернуться домой — таких целей поставлено в принципе не было и быть не могло. В общем-то, результаты зэтиной работы Михаил вообще мог не передавать на анализ. Правда, их все равно прислали бы сюда на ту же самую проверку уже его руководству — да и вообще полученная в рамках работы НИИ достоверная информация не могла не стать общедоступной. Потому мой шеф совершенно справедливо решил сэкономить время и подстраховаться от ошибки. Как уже говорилось ранее — не учел он только одного.