Ифе прекратил бегать и увидел замотанную в полотнища мумию, которая проревела:
- Сейчас я утащу тебя в царство мёртвых!
В первое мгновение Ифе ощутил сильный страх. Слышать-то отца он слышал, но видеть не приходилось. Потом догадался о замысле Бакари. И ему на ум пришла мысль. Сейчас Бакари за всё заплатит!
Ифе схватил длинный хлебный нож, бросился на "мумию" и стал наносить удар за ударом. Полотнище расцвело алыми маками, человек упал. Он стонал и хрипел, потому что Ифе был мал ростом и не смог дотянуться до сердца. Но живот шутнику он изрезал знатно.
Всё время Ифе вопил громче жертвы:
- Нет, я не пойду с тобой! Отправляйся сам в царство мёртвых!
Когда в покои ворвались слуги, рабы, проснувшаяся Нефтида, Ифе наддал рёву погромче. А человек уже не шевелился.
Было проведено расследование, приезжал сам наместник-номарх. Ифе рассказал, как всё было, не отступая от правды ни на волосок. Было признано, что глупец решил подшутить над мальчонкой и пал жертвой своей шутки.
Нефтида опустошила горшок с золотом. Бакари забальзамировали и унесли в место захоронения безродных и отверженных. Не бывать ему в гробнице - нечего было шутить.
А Ифе стал усердно получать знания. Ещё бы ему не усердствовать - Нусепт, который вернулся к сыну как раз после смерти Бакари, хвалил и ругал ученика и за себя, и за учителя.
Очень скоро случилось происшествие - кто-то столкнул чёрную рабыню с галереи. Её нашли утром. Ифе тотчас взял заботу о раненой на себя.
Он запретил перемещать её, поить отварами и класть ей в рот снадобья. Укрыл одеялом и сел возле, держа за руку. Когда на запястье больной стала чуть-чуть биться жилка, она открыла глаза и прошептала:
- Я знаю, хозяин, твой отец, по-прежнему здесь. Ифе... мальчик мой... своих детей у меня не было... Я хотела тебе передать то, что узнала от своей матери... Теперь поздно... Помни: он будет преследовать тебя... а потом займёт твоё место в мире... как занял твою душу...
Ифе стало страшно, но он не шелохнулся и не поднял глаза на домашних, которые кругом стояли возле рабыни и Ифе.
Пальцы рабыни сжали руку Ифе, и она умерла.
А люди уже кричали, что Нусепт с братьями ищет других жертв.
... Прошло несколько лет, Ифе вытянулся в худощавого красивого юношу. Ему сделали обрезание, ввели в обязанности книжника. Он ушёл из дома матери, постранствовал, выдержал все испытания и почти стал целителем. Все думали, что он честолюбив. А его всего-навсего гнал вперёд страх. В его ушах всё ещё стоял предсмертный хрип преданной рабыни и то, что не попало в уши сгрудившихся вокруг раненой домочадцев. Рабыня ответила на вопрос Ифе:
- Кто?
Она ответила на грани слышимости:
- Нусепт или ты... я не поняла.
Имя прозвучало скорее как последний вздох, как иссякавший хрип, но Ифе его разобрал. И поверил в её слова. Но ведь они могли быть услышаны и другим человеком. Или не человеком.
Сегодня Ифе был в доме наместника-номарха провинции для лечения его дочки, Айтесеб. Впервые в жизни он почувствовал, что ему жалко больную, а не просто интересно видеть проявления болезни и демонов, её вызвавших, а потом составлять лекарства.
Ифе сказал толстейшему жрецу, которого сопровождал:
- За Айтесеб нужно понаблюдать, сразу мы не сможем найти, от чего девочка заболела.
Толстяку было худо от жары, его багрово-красная шея сочилась крупными каплями пота. Поэтому он, обратившись к богине Сехмет, богине-покровительнице врачевателей, и переврав довольно много слов в молитве, поторопился приложить свой жезл со знаком Анх ко лбу больной. И тут же завопил, призвав в свидетели отца девушки:
- Вот, видите, как побледнел Анх на моём жезле, которым я поднял со смертного одра множество знатных людей и ещё больше излечил вовсе? Назначаю горячее молоко с мёдом, окуривание серой и порошки на красном вине.
Отец Айтесеб, несмотря на свой сан и богатство, бросился жрецу чуть ли не в ноги. Девушка была его последним ребёнком, старших сыновей унесли болезни и походы принца за пределы Египта.
Ифе что-то прошептал на ухо невеже-жрецу, которого своеобразно почитал, ибо всю жизнь нуждался в поддержке старшего мужчины. Почитал, но следил за толстяком и по возможности исправлял его назначения. Жрец тоже стоял на краю земного света и подземного мира из-за невоздержанности в еде и тайного пристрастия к вину, поэтому доверял ученику и охотно обращался к нему сам.
Но сейчас он заупрямился: в желудке нарастало жжение, которое можно заглушить приёмом обильной жирной пищи, затылок ломило, перед глазами стоял туман.
- Пустяки, - сказал он, пробормотал ритуальные молитвы и засеменил за наместником к пруду, на берегу которого был раскинут шатёр.
Служанки уже несли туда блюда и кувшины.
Ифе обвёл взглядом женщин, которые ухаживали за совсем юной девушкой. Кому бы из них сказать правильное назначение? Мать больной, пожалуй, точь-в-точь его Нефтида, не годится. Подобострастная горбунья, то и дело что-то шептавшее ей на ухо, тоже не подходит - уж слишком зависима от госпожи.
А вот почти ровесница, служанка с добрым участливым взглядом, поможет больной. Только она поправила деревянный подголовник, чтобы Айтесеб было удобнее, и вытерла ей струйку зловонной слюны, совсем не брезгуя.
Ифе жестом отозвал её в сторону и сказал:
- Я вижу синеватую опухоль на шее. Не гуляла ли госпожа недавно в саду?
- Нет, целитель, мы всю неделю готовились к паломничеству к гробницам, хотели провести там целую декаду. Так захотелось господину наместнику, - ответила служанка.
- Странно. Опухоль напоминает укус паука, который водится на ветках плодовых деревьев. Я видел у нескольких человек такие, и все эти люди умерли, - сказал Ифе и испытующе глянул на служанку.
Хороша собой, чистоплотна, неплохо одета. И... уж не брюхата ли?
- Тётка госпожи прислала ей фрукты из своего сада, - ответила служанка и сжала руки, чтобы не дрожали.
- Вы их, конечно, обработали перед подачей на стол? - Ифе устремил пронзительный взгляд на служанку.
Она вспыхнула и ответила:
- Да, господин. Сложили в корзину и отнесли в покои госпоже. Она с детства хорошо засыпала при запахе фруктов. А цветы не переносила.
Ифе вспомнил кое-что из своего детства и нагнулся к служанке, чтобы желчно сказать:
- Паука можно было принести и посадить на обработанные фрукты, так ведь?
Из глаз девушки хлынули слёзы.
В голове Ифе сложилась картина случившегося.
Наместник, сущая развалина, всё же обрюхатил служанку - госпожа-то, точь-в-точь Нефтида, наверное, не пожелала видеть наложницу в доме. А может, отцом ребёнка был кто-то другой. В любом случае престарелый господин обрадовался наследнику. Но имелась старшая дочь. Смогла бы она разделить отцовскую любовь с ребёнком той, что ей прислуживала?
И вот все недоразумения решил маленький, но весьма ядовитый паучок, посаженный в корзину с фруктами... А старшая госпожа, поди, уже надоела так, что глаза бы её не видели. Уж её-то смерть точно не будут расследовать.
Тогда Ифе решил вырвать у служанки правду.
- А ты знаешь, что эти пауки чувствуют друг друга на расстоянии? - спросил он, лукавя от души - так хотелось уличить мерзавку и назначить девушке правильное лечение, уж с укусами пауков и насекомых Ифе разбирался лучше всех. - И если здесь побывал один, то скоро будут и другие? И каждый из вас окажется в опасности?
Служанка стала всхлипывать так громко, что на неё обернулись жена наместника и горбунья.
- Есть средства их отвадить, - вкрадчиво продолжил Ифе. - Говори правду, и я вам помогу. Но можно сообщить всё господину наместнику...
- Укусил паук... - вымолвила служанка. - Дом чист. Молю вас!.. Спасите мою госпожу...
И девушка зашлась в рыданьях.
Хозяйка дома быстро подошла к ним и, вскинув голову, сказала:
- Если эта мерзавка в чём-то виновна, если она недосмотрела за моей дорогой Айтесеб, то она получит своё. Что вы хотите узнать у неё?
- Госпожа, вашу дочь укусил паук, один из самых ядовитых. По её словам - Ифе кивнул на служанку - это произошло не в доме. Я не могу терять время на расспросы, нужно вызволять Айтесеб, которая уже села в лодку и приготовилась начать свой путь в царство мёртвых. Вы уж сами добейтесь правды.
Хозяйка сделала знак горбунье, которая тотчас выбежала за дверь и вернулась со слугой и двумя рабами. Они подхватили рыдавшую служанку и увели.
Ифе, не дожидаясь жреца, начал молиться. Он в пылу искреннего обращения к Сехмет уже видел, как очертания покоев больной заволакивает мгла, как перед ним вырастает величественный и ужасный силуэт богини, как она простирает длань над постелью...
Сердце Ифе зашлось в священном трепете, его голова закинулась, кулаки сжались, и он пал на колени в ожидании приговора.
- Моё! - в ушах раздался голос, подобный обвалу камней, из которых построен дом.
Ифе ещё трясся в экстазе. Но мысли понеслись, словно колесница, которую влечёт за собой необузданный жеребец:
- Как? Айтесеб не суждено жить? Почему? Она так молода... Это несправедливо!
Богиня ушла из сознания Ифе, но не оставила прежней решимости и ясности - что делать, какие порошки составить, чем поить больную. Он и сам знал, что выход один - постоянно вливать жидкость, которая хоть как-то смогла бы разбавить яд. А ещё лучше - сделать разрез на животе и посыпать солью, полученной из камней, которые можно найти среди донных отложений Нила. Такая соль у него была. Он купил её за большие деньги. Но разрез... Для этого у Ифе не было ни навыков, ни разрешения совета жрецов. Чтобы его получить, требовалось подать прошение, но не ученику, а самому жрецу Яхье. Пока он раскачается...
Выход один - сделать всё возможное, чтобы дыхание и ток крови поддерживались, и отправиться в царство Сехмет, чтобы самолично выпросить жизнь для девушки.
Это было неслыханно, рискованно и могло закончиться смертью не только Ифе. С богиней Сехмет шутки плохи. Наслать болезнь на целую провинцию, от которой люди будут сгорать от жара и трястись, как бесноватые, для неё ничего не стоит. Можно вспомнить, к примеру, нашествие на его родной Тавис хвори, заставляющей людей извергать из себя пищу и всю воду. Ифе до сих пор помнит тела людей, которые не успевали хоронить, - высохшие, с запавшими глазами. Жрецы всего Та-Кемет несколько декад молились Сехмет, чтобы она смягчилась и позволила целителям выполнить свою работу.
И почему он должен так радеть за эту Айтесеб?
Свистящий звук отвлёк Ифе от дум.
Это вздохнула больная.
Она широко открыла не видевшие света глаза. Айтесеб сейчас, возможно, созерцала дороги мёртвых. Очень скоро её путь закончится судилищем...
- Где ты?.. Где моя верная Нуфрет? - просипела она.
Девушка, наверное, звала служанку.
- Когда тебя укусил паук? - спросил Ифе. - Может, кто-то виноват в этом?