Огромный холодильник действительно был забит готовыми блюдами. Шашлык. Жареная индейка. Плов, рыба, салаты, закуски и даже торт. Я вытащила индейку и пару овощных салатов.
— Ну и как, мой дорогой супруг, добровольно ты себя на заклание отдал аль под пытками мудрейшего?
— Ты просто меня с ума сводила. Я понял, что еще чуть-чуть — и не смогу себя при тебе контролировать. А от Пелегина даже я не могу укрыться. Подошел вчера и говорит: если любишь — женись! Она тоже в тебе нуждается не меньше. И сказал подняться сегодня в одиннадцать утра вместе с тобой на крышу, и вот мы здесь.
— Ловко придумал, старый хрен! — покачала я головой, запихивая индейку в духовку.
— Ты чего ругаешься? С него станется и здесь услышать!
— А мы ведь сейчас с тобой не предохранялись, — зло усмехнулась я.
— Вот черт! — Алекс сам был в шоке. — Как же я так-то, а! Совсем из головы вылетело. Посмотри, может в сумочке постинор есть или что там еще. принимают.
— Ага, дурак Демитрий тебе, что ли. Контрацептивы по дому раскладывать. На то и рассчитывал, что мы от счастья голову потеряем. Он спит и видит, чтоб я понесла поскорее. Для этого нас с тобой и поженили, чтоб все добровольно было, раз уж издеваться и экспериментировать над собой я не позволяю больше.
— Вот блин, про это я и не подумал! Ну что ж, рожать так рожать, я не против.
— Зато я против! Очень даже против! — взъярилась я.
— Слушай, я, конечно, понимаю, что тебе только восемнадцать и хочется еще погулять, но…
— Да причем тут восемнадцать! Причем тут погулять! Алекс! Ты только представь, что они сделают с бедной крошкой! У него же детства не будет. А только одни опыты и эксперименты, начиная с утробы, опыты, эксперименты, обучение. Ты такой судьбы своей дочери или сыну хочешь? Готов ради этих нелюдей своей кровиночкой пожертвовать?
— Пожалуй, ты права, — задумался муж, — не хотелось бы! И что же теперь делать?
— Нечего. Пока я сама этого не захочу, мои клетки тупо нежизнеспособны.
— И все? — Алекс был в шоке. То есть не забеременеешь, пока сама не захочешь?
— Не совсем так, но правду я тебе не скажу, уж прости. Чтоб ее из тебя не вытащили.
— Правильно. Не говори. Блин, меня коробит от одной мысли, что ему известно будет все, чем мы с тобой будем заниматься, но контрацептивы, как я понимаю, нам вообще не нужны?
— Ну, если только для дополнительного удовольствия кое-что, — лукаво подмигнула я, — а они пущай себе любуются, зачем народ разочаровывать.
Часть 27
Вынырнув из окутавших вдруг воспоминаний, я задышала часто-часто, пытаясь успокоиться.
Вспомнились слова Демитрия:
— А ведь он всего лишь человек, Дора.
Человек? Да как бы не так!!! Он ведь пришел учить меня! И чему — самоконтролю, меня, химеру. Дитя четырех миров. Чей мозг развит на девяносто семь из ста процентов. Тогда как человеческий только лишь на семь, в самых уникальных случаях на десять, двенадцать — не более. Слишком много блоков стоит, и слишком сильно насущным озабочены. А он пришел меня учить! В двадцать шесть лет! И учил ведь! Хорошо учил! Подобрал ко мне все ключики, стал лучшим другом, опорой, поддержкой, даже мужем! И я не разу не задалась вопросом, а как это у него получалось. У обычного парапсихолога федеральной Службы. Учить меня! Химеру! Я все воспринимала как должное, само собой разумеющееся! А потом у нас родилась дочь — девочка, которой не должно было быть вообще. Ибо рожать я им не собиралась, но уже через полгода проживания с Алексом родить ему дочь стало просто навязчивой идеей для меня. Не получалось долго, и я психовала, переживала и плакала. А когда это, наконец, случилось, я была на небесах от счастья. Девочка родилась, но в ней было столько силы, бьющей нескончаемым фонтаном, что очень многие не могли с ней и рядом находиться. Их вырубало. Как обычного человека от удара током. Во мне самой и на треть столько силы не было и нет, сколько в ней.
Так кто ты такой, Александр Вербицкий, на самом деле?
Я полежала, реально ожидая услышать его голос в своей голове и, конечно, не дождалась. Вместо этого в спальню заглянул Олег. Вид у него был крайне встревоженный, в руках он держал ноутбук.
— Прости, что тревожу, но не терпится кое-что узнать.
— Слушаю, — я села в постели.
— У Пелегина день рождения, случайно, не второго ли августа?
— Да второго, — кивнула я, — а что?
— А имени своего настоящего он тебе никогда не говорил?
— Нет. Улыбается все время только и говорит, что имя в человеке не главное. Кстати, с дочерью его вчера познакомилась. Представляешь, застукала нас, когда мы обнимались, и решила, что я его любовница! Такой крик подняла.
— А звали ее, случайно, ни Девена или Диана?
— Нет. Тара.
— Ну, тоже хорошо, — задумался Олег.
— Че хорошего-то. Что ты там нарыл?
— Да сопоставил все с тем, что мне вчера Дима говорил. И получается любопытнейшая, знаешь ли, картина. Твоему отцу, по меньшей мере, шестьдесят пять тысяч лет в нашем измерении. А имя Ему Перун-Громовержец. Бог — покровитель воинов, защитник мира людей. Смотри, как его изображают, ведь похож же!
Олег подсунул мне ноутбук, там стояла картинка, где высокий седовласый мужчина с голубыми глазами, сидя на коне, замахивается молнией, которую держит в правой руке, в огромного дракона.
— Ну, молниями кидаться и правда умеет и меня научил, — кивнула я.
Ничего нового про него, я не узнала, они мне сами и мифы, и веды, и сказки подсовывали. Все время. Просто ждала, когда сам признается.
— Ну вот. А я про что, — кивнул Олег, — еще у тебя есть старшая сестра Девена, или Диана, богиня-охотница. И брат Тарх. Даждьбогом его называли. За мудрость и добросердечие. Вот они вдвоем с Тарой — она у них самая младшая, кстати, были хранителями земли русской. И материк этот раньше Тартарией звался в честь них.
— А это что? — ткнула я пальцем в экран пониже на непонятные символы.
— А это руны их обережные, — Олег ткнул на одну из них, раскрывая. И прочитал аннотацию к руне, чем-то похожую на букву Р. только с острым закруглением:
— Даждьбог. Руна Даждьбога символизирует Благо во всех смыслах этого слова: от материального богатства до радости, сопутствующей любви. Важнейший атрибут этого бога — рог изобилия. Поток даров, текущих неиссякаемой рекой, и представляет руна Даждьбога. Руна означает дары богов, приобретение, получение или прибавление чего-либо, возникновение новых связей или знакомств, благополучие в целом, а также — удачное завершение какого-либо дела. Покровитель любви, благочестия и любых добрых начинаний.
Пока Олег читал, я впала в ступор, вспомнив руну на правой руке Вербицкого, такую же сделал и мне Пелегин. В шестнадцать лет. На защиту якобы. А мне, как всегда, и в голову не пришло поинтересоваться, что за руна такая и от чего защищает.
— Ты! Как ты мог! Как ты посмел! — заорала я на весь дом, выпугав Олега. — И что мне теперь, как племянникам твоим, топиться бежать?!
— Успокойся и не кричи! — невозмутимый Пелегин словно из-под земли вырос. — Между вами кровного родства нет.
— Ты лжешь! Именно поэтому в Лизе было столько сил? Потому что вы боги?!
— Мы такие же, как вы. Люди. Просто чуть более развитые! Богами называли нас вы. Жители Мидгарда, мы себя так не называли никогда. Родства между вами нет! Услышь меня, дочь! Инцест — это первый из грехов перед Родом, я бы никогда этого не допустил! Почему погибла Лиза, я тебе объяснил вчера.
— Тогда кто мои родители?
— Поверь, неважно, кто кого породил. Важно то, что я всех вас принимаю, как родитель. Вот что важно. И я не желаю больше это обсуждать, — отрезал генерал.
— Зачем ты отдал меня ему?
— Я никого никому не отдавал. Тебе нужен был друг тогда. Он изъявил желание им стать. Я не видел причин отказать.
— Ах, пожалел меня, бог всевышний! — взъярилась я. — Облагодетельствовал! Спасибо вам большое, божичи-сварожичи! Век доброты вашей не забуду!
Меня душили слезы, я бросилась из дома прочь, и убежать бы в тайгу в самую чащу, затеряться, забыться, начать все заново! Попросить, что ли, Демитрия стереть мне память?
— За что?! За что-о-о-о! — заорала я в голос на всю тайгу, не в силах больше сдерживаться. — Я же любила тебя! Я так любила тебя! Я жила тобой! Выживала тобой! Доверяла только тебе! А ты… Ты просто развлекался со мной?! Потешался со скуки, все уже перепробовал, что только можно?!
Погода стала такой же бурной и мрачной, как и мое настроение. Вокруг стало темно, как ночью, от черных туч, послышались тяжелые раскаты грома, подул холодный порывистый ветер.
— Это неправда! И ты это знаешь! — услышала я тихий, спокойный, родной голос. Подняла глаза и увидела высокого, могучего в ширине плеч и потрясающе красивого мужчину. Волосы его были светло-русыми, волнистыми, удлиненными. Такими обычно викингов изображают. Глаза потемнее, чем у отца и сестры. На Вербицкого этот могучий викинг похож не был. Но это был он. Мой муж собственной персоной в истинном обличье. Энергетика знакомая, теплая, родная.
— Я любил тебя и сейчас люблю. Искренне и нежно, — мужчина сделал шаг ко мне навстречу, но рядом с ним ударила молния моей ярости.
— Не подходи ко мне!!! — заорала я, вставая в боевую стойку. — Ты лгал мне! Ты предал меня!
— Не лгал, никогда, — спокойно ответил вышний бог. — А что до того, кто мы есть на самом деле, так ты и не спрашивала никогда.
— Потому что вы позаботились о том, чтобы меня это не интересовало, не так ли?
— Для каждого знания свое время, — пожал плечами Алекс или как его там теперь.
— Ты предал меня! — я чувствовала, что срываюсь на истерику. Мощный ливень ударил стеной. Молнии, и раскаты грома сотрясали небо каждые десять секунд, если не чаще.
— Да за что же вас богами назвали-то! Вы даже одного младенца спасти не смогли. Вы, миры спасавшие, одну маленькую девочку не спасли! — я в ярости сгенерировала шар с энергией и кинула его в ведического бога, тот просто выставил ладонь, и шар разбился об нее, как о стену, рассыпавшись тысячью мелких искр. Вот это щит! — Да за что ж тебя богом, благо дающим, назвали!
Слезы градом текли по моим щекам:
— Ты же собственную дочь… собственными руками! Ну, конечно, тебе плевать! У тебя за твою жизнь в тысячи лет уже тысячи детей. А у меня она одна! Понимаешь! Одна! Я же тебе ее хотела подарить! Тебе! А ты ее… — я захлебнулась рыданиями и не заметила, как Алекс оказался рядом и влепил мне пощечину, от которой я упала на землю.
— Да сколько ж можно-то душу рвать, и мне, и себе! — ведический бог сорвался на крик. — Это же невыносимо просто! Если мне тысячи лет в вашем измерении, это не значит, что у меня нет сердца и душа — как камень! Это не так, совсем не так! Я же тебя ему отдал только потому, что невыносимо мне более в глаза, твои укоряющие и ненавидящие смотреть! Думаешь, мне легко! думаешь, я спокойно сплю!
Я встала и посмотрела в синие глаза бога, из них текли слезы. Это были глаза и взгляд Алекса. Моего любимого, моего единственного. Родного, от которого у меня не было сил отказаться, несмотря на всю мою ненависть к нему.
Очень захотелось к нему прикоснуться. Что я и сделала. Провела ладонью по его гладкой щеке, он накрыл ее своей. Потом поднес к губам и поцеловал, взгляд, полный страсти, пригвоздил меня к месту. Ноги словно в землю вросли. Я потянулась к губам бога. Он склонился надо мной и поцеловал… в лоб. Крепко прижал к себе и стал гладить по волосам, боль в сердце начала таять.
— Я сделал все, что мог, чтобы ее спасти, поверь! А если ты и дальше не сможешь это понять и принять, мне придется стереть твои воспоминания о ней…
— Не надо, пожалуйста, не надо! — затараторила я с испугу. — Она ведь была, и была такой милой, чудесной, не надо, я хочу ее помнить! Она часть меня! Я больше не буду плакать и винить тебя и отца. Никого не буду, обещаю.
— Вот и умница!
— А кто мои родители? Это ты можешь сказать? Почему умерла мама, ведь не при родах, это ложь. Спасти роженицу даже я сейчас сумею.
— Всему свое время, милая. Узнаешь, когда будешь готова.
Я вздохнула, смирившись, выводить из себя первородного бога еще раз что-то не хотелось.
— А от кого мне ваши глорианские гены достались?
— Урайские, — поправил бывший супруг, — от отца и достались.
— Так значит, это ты не…
— Он все объяснил тебе предельно ясно, — жестко и раздраженно оборвал меня Тарх, — не поднимай эту тему более никогда и ни с кем!
— Хорошо, поняла, — поспешно закивала я, быстро поняв, что для семейства это — больная тема, которую, наверное, не одну тысячу лет не затрагивали. Ну, так и я тем более права не имею.
— Пожалел меня, значит! Тарх Даждьбог Сварожич! Что ж, очень мило с твоей стороны, — усмехнулась я, — а пока жалел, еще и захотел?
— Полюбил! — улыбнулся мужчина. — Нет, ну правда, полюбил — и все тут!
— Гля, какой влюбчивый выискался! А ну как жена твоя придет и голову мне отвернет?
— Не отвернет. Она добрая, к тому же давно бывшая, — улыбнулся Тарх так искренне, по-детски, что я не удержалась и тоже улыбнулась. И все же не удержалась от вопроса:
— Ты знал, что Лиза будет такой?
— Нет. Это невозможно предугадать даже нам. Поверь.
— Я верю! Ты прости меня за всю боль, что я тебе причинила, — на душе стало легче, — сказать это хотела давно. Каждый раз, когда мы ругались, хотела, но не говорила никогда.
— А ты меня прости, малышка, — Тарх еще раз поцеловал меня в лоб и отошел на шаг, какой же он красивый! Как… как бог, блин! — иди и будь счастлива. И помни, что я всегда рядом. Я всегда тебя услышу и помогу тебе во всем, только попроси…
— Спасибо.
Я, подчиняясь какому-то первородному инстинкту, встала перед ним на одно колено и поцеловала правую руку. Так научил меня преклоняться перед Пелегиным Витаор, объяснив, что он верховный жрец и так положено, и я иногда это делала. Когда была особо благодарна или просила что-то. А тут прямо-таки душевная потребность возникла. Ни злости, ни боли, ни обиды в сердце больше не было. Лишь какой-то непонятный приятный трепет. И жгучее желание коснуться его пухлых выразительных губ, ибо страстный взгляд так и жег душу.
Я встала. Еще раз потянулась, к его губам. Но Тарх взял меня за плечи и легонько отстранил.
— К жениху иди, бессовестная, — усмехнулся он, — меня заглядываться на чужих невест много тысяч лет назад отучили, причем, капитально так.
Я, не послушавшись, обвила его шею руками и таки коснулась его мягких губ. Они моментально разжались, и его язык проник в мой рот и начал играть с моим. Как же сладко было, как приятно, как волнующе! Он все же был таким родным, а запах таким знакомым. Голова закружилось. Пробудилось желание, мгновенно и стремительно заполняло меня. Его руки прижимали меня все крепче и начали гулять по спине. Когда забрались под кофточку и коснулись обнаженной кожи, я опомнилась.
Оттолкнула его и наградила ударом в челюсть.
— Плохо ж отучили, — прошипела я.
— Так ты ж сама целоваться полезла, — обалдел Сварожич, потирая челюсть.
— А какого ты так пялился-то! Герой-любовник, блин! — я жутко разозлилась, но больше на себя. На свои чувства, что вызывал во мне этот бог, прости, Господи! Не зря ж его вторая жена, Марена, богиня смерти распяла на кресте, к Смородину Убегая. Охотно верю, что достал так, что терпенье лопнуло!
Я развернулась и быстро пошла прочь. Оказывается, пока бежала в ярости, отмахала добрую сотню километров по тайге, ускорилась и сейчас, а то Олег там, наверное, с ума сходит.
Жених сидел на кухне, пил кофе и нервно барабанил пальцами по столу, когда я вошла на кухню, подскочил. И бросился обнимать.
— Как ты? Моя хорошая, прости меня, наверное, мне не стоило поднимать эту тему.
— Нет. Наоборот. Все двадцать шесть лет они отводили мне глаза. Делали так, чтобы я не задавала им неудобных вопросов. Но рано или поздно я должна была это узнать.