Вера родилась двадцать девятого февраля, в этом году ей исполнилось восемнадцать лет, Максим был на год и месяц старше ее. Правда, этот год был не високосный, и дня рождения у Веры не было. Как-то в детском доме в День именинника, когда поздравляли детей, родившихся в феврале, одна нянька жалобно сказала другой, гладя Веру по головке:
- С какого боку не глянь - сиротка, даже дня рождения нет, как у всех людей.
Вере тогда исполнилось пять лет, но слова эти она запомнила навсегда и не любила говорить о своем дне рождения, а тем более принимать подарки.
- Я в этом году не родилась, - сказала она Максиму, - видишь, какая я выгодная - подарки мне можно делать раз в четыре года.
Первого марта Вера и Максим пришли в школу-интернат, где прошли десять лет их жизни. Они зашли в кабинет директора, и Вера сказала:
- Узнаете нас, Мария Петровна?
- Конечно, ребята, как ваши дела, как тебе работается, Максим? Как ты сдала первую сессию, Вера?
- У нас все хорошо, - ответила Вера. - Максима, наверное, в мае заберут в армию. Мария Петровна, а ведь девять лет прошло.
- Какие девять лет? - не поняла директриса.
- Мы уже совершеннолетние и хотим знать, кто наши родители, - сказала Вера.
- Зачем вам это нужно, дети? - Мария Петровна явно была обеспокоена. - Уверяю вас, за все время вашего здесь пребывания никто вами не интересовался. Если бы вы им были... Ну, одним словом, что вы им скажете? Вы нашли друг друга, живите вместе, создайте семью. Не травите себе душу.
- Нет, Мария Петровна, мы имеем право узнать их имена и адреса. Говорите, я буду записывать.
Мария Петровна позвала девушку-секретаря и велела принести личные дела Долгунцовой Веры Алексеевны и Сергеенко Максима Викторовича. Пока секретарь ходила в архив, директриса еще раз попробовала отговорить молодых людей от их намерения, но Вера была непоколебима, Максим молчал.
- Ты-то, Максим, что молчишь? - сказала директриса. - Ты же мужчина. Ну, узнаешь ты, кто твоя мать, ну, придешь к ней и что скажешь?
- Мне никто кроме Веры не нужен, - волнуясь и слегка заикаясь сказал Максим, - но я считаю ее гораздо умнее себя и раз Вера на этом настаивает, значит так надо.
Личные дела лежали перед Марией Петровной, она взяла в руки верхнее.
- Сергеенко Максим Алексеевич, родился двадцать пятого января тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Ну что, выпускать джина из бутылки? - Мария Петровна еще раз умоляюще глянула на Максиму и Веру.
Они молчали. Вера смотрела решительно, а Максим испугано.
- Ох, ребята, ребята, - директриса со вздохом открыла папку. - Записывай, Вера. Мать Степанская Зинаида Витальевна, пятидесятого года рождения, не работает. Это сведения из карточки, заполненной в роддоме, девятнадцать лет назад, учтите, - пояснила директриса. - Отец Степанский Василий Денисович, двадцать восьмого года рождения, ответственный работник обкома партии. Так и написано - "ответственный работник". Адрес, опять же на момент заполнения, наш город, ул. Ворошилова, двадцать четыре, квартира восемь. Вот расписка обоих родителей об отказе от ребенка. Имя, отчество и фамилия даны тебе в доме ребенка.
Максим сидел бледный, вцепившись в края стула. Вера все записала.
- Теперь Долгунцова Вера Алексеевна, родилась двадцать девятого февраля тысяча девятьсот восьмидесятого года, - Мария Петровна глянула на Веру.
Та спокойно приготовилась записывать.
- С тобой, девочка, все не так просто. Отец твой здесь не указан, а мать Панина Любовь Леонидовна, шестьдесят третьего года рождения, студентка первого курса политехнического техникума, проживала тогда в студенческом общежитии по адресу ул. Ушинского, одиннадцать. Вот ее расписка. Имя тебе дали в роддоме по имени акушерки, тебя принявшей, Долгунцовой Веры Алексеевны. Вот и все. Довольны?
- Довольны, - спокойно ответила Вера.
- Идите, ребята, вам сейчас не до меня, да и я что-то разволновалась, - сказала Мария Петровна. - Заходите, не забывайте.
Выйдя за ворота школы-интерната, Вера сказала:
- Знаешь, Максим, я сейчас в техникум пойду.
- А я? - спросил Максим.
- А ты иди в общежитие. Тебе утром на работу, а вечером завтра увидимся.
В отделе кадров техникуме не хотели дать Вере адрес ее матери, но Вера пошла к директору и объяснила ему свои намерения: она не щенок, не кустик, она - человек и имеет право посмотреть в глаза женщине, давшей ей жизнь, а потом бросившей как ненужную вещь. Директор снял трубку и позвонил в архив, сказав, что разрешает найти дело студентки Паниной Любови Леонидовны, поступившей в их техникум в тысяча девятьсот семьдесят девятом году, и дать анкетные данные Долгунцовой Вере Алексеевне.
Вера пришла в архив, пожилая женщина долго искала дело, потом нашла его, взглянула на фотокарточку студентки, потом на Веру и сказала:
- Сестра твоя, что ли?
- Нет, мать, - ответила Вера.
- А-а-а, - протянула женщина. - Так вот ты какая. Я уже на пенсии, поэтому и работаю в архиве, а восемнадцать лет назад была воспитателем в той группе, где твоя мать училась. Знала я Любу Панину. Но постой, зачем же тебе данные матери?
- Хочу на нее посмотреть, - ответила Вера.
- Что значит - посмотреть? Ты разве не у бабушки росла? - удивилась женщина.
- Я выросла в детском доме, - ответила Вера, - мать от меня отказалась.
- Вот мерзавка! - женщина разволновалась. - Значит, она всех обманула. Ну, дрянь! Ты прости, - спохватилась она, - что я так про твою мать говорю, но тогда было много шуму. Она ведь поступила в техникум уже беременная, это в пятнадцать лет-то, но об этом никто не знал, даже Любка сама не знала. Ну, ты, девонька, за жизнь держалась! Месячные у Любки до января были. Она девчонка полная была, сбитая. Ела хорошо, никто и не заметил ничего. А когда в феврале, после зимней сессии был медосмотр, гинеколог ужаснулась - она же вот-вот родит. Любка в слезы, делайте, мол, что-нибудь, а что же делать-то? Через две недели тебя родила. Мы ее ходили проведывать в роддом. Потом нам письмо пришло, что студентка Панина отказалась от ребенка. А тут и Любка заявляется, она ведь с каким-то мужчиной встречалась и из роддома к нему переехала. Пришла в техникум с ребенком на руках, сказала, что техникум бросает, выходит замуж, ребенка из роддома забрала, одумалась, мол. Я и обрадовалась, потому что директор меня очень ругал за плохую воспитательную работу в группе и велел написать письмо Любкиной матери, а тут она и ребенка забрала, и замуж выходит, и заявление написала, что техникум бросает. На этом все и кончилось. Мы про нее и позабыли. А она, значит, всех обманула, с чужим ребенком пришла.
Женщина показала Вере фотокарточку матери. Карточка была маленькая, но Вера разглядела круглолицую, светло-русую девушку с двумя длинными хвостами. Вера была на нее очень похожа, но гораздо худее, и глаза у Веры были темно-карие, даже черные, а у матери, кажется, светлые.
- Записывай адрес этой мерзавки, - сказала женщина. - Правда, столько лет прошло, может, она там уже и не живет, но все равно, ниточка есть.
- Вы мне не только адрес, вы мне всю анкету скажите, - попросила Вера.
- Да на тебе дело, переписывай.
Анкета была заполнена некрасивым почерком. Вера записала: "Панина Любовь Леонидовна. Дата рождения восемнадцатого августа тысяча девятьсот шестьдесят третьего года, место рождения с. Славино Звенигородского района Московской области. Адрес с. Славино, ул. Весенняя, дом двадцать пять. Родители: Отец - Панин Леонид Иванович тысяча девятьсот тридцать пятого года рождения, умер в тысяча девятьсот семидесятом году. Мать - Панина Надежда Владимировна, тысяча девятьсот тридцатого года рождения, инвалид второй группы, не работает". Копия свидетельства об окончании Славинской восьмилетки и ошибки в анкете говорили о том, что Любовь Панина к учебе любви не питала и способностями не обладала.
Вера поблагодарила архивариуса и уже подошла к двери, когда та, ставя на место дело, сказала:
- Помнится, при знакомстве кто-то спросил ее: "Что же ты из Москвы, ну, почти из Москвы, к нам приехала, за тысячу километров?", а она засмеялась и ничего не сказала. А теперь я подумала, что убежала она подальше от дома.
- До свидания, - Вера вышла за дверь.
На следующий день они встретились с Максимом. Вера вкратце рассказала ему о результатах своих поисков.
- Знаешь, - сказал Максим, - а я вчера был на улице Ворошилова, двадцать четыре.
Вера молча на него смотрела.
- Ну, я просто посмотреть хотел, где они жили или живут. Я во двор зашел. Раньше это был обкомовский дом, там только "шишки" жили, а теперь новые русские скупили все квартиры: район-то престижный. Так что в квартире номер восемь живут теперь совсем другие люди, но мне удалось у них узнать, что квартиру они купили у вдовы обкомовского работника. Значит, отец мой умер. Ну, я пошел в горсправку и попросил адрес Степанской Зинаиды Витальевны. Она живет в самом отдаленном районе, в Куманьках. Я туда поехал, там такие трущобы, и под одним номером две квартиры. Я не в ту попал, а там такая словоохотливая женщина оказалась, она мне все и рассказала. Оказывается, эта женщина много лет убирала квартиру у моих родителей. Она рассказала, что мать вышла замуж за моего отца из-за его положения и зарплаты. Он был на двадцать два года ее старше. У них долго не было детей, а потом, по ее словам, родился даун, и они от него отказались. Мать никогда нигде не работала, отец умер, все сбережения обесценились. Ей пришлось продать квартиру и купить конуру рядом со своей уборщицей. Я вышел на площадку и столкнулся с матерью. Она открывала дверь своей квартиры. Я подошел к ней и сказал, кто я. Она на меня внимательно посмотрела и спросила: "И чего же вы хотите?". Я ответил, что только посмотреть на нее. "Ну, вот посмотрели и идите. У меня нет средств помогать вам", - и она закрыла дверь.
- Ты очень расстроился? - спросила Вера.
- Да, нет. Было, конечно, неприятно, но я ничего и не ожидал, - сказал Максим. - А что теперь будешь делать ты?
- Летом поеду по адресу в село Славино. Сейчас не могу: учеба, а это для меня самое главное.
Но жизнь распорядилась иначе: только через год и четыре месяца смогла Вера собрать нужную сумму для поездки в далекое село, где надеялась встретить свою мать. Все это время она репетировала встречу с матерью. Вера не сомневалась, что ничего из этой встречи не выйдет, и объяснения матери, почему она ее бросила, знала заранее, но тянуло ее в Славино. Она, как и Максим, должна была увидеть эту женщину.
Максиму дали отсрочку от армии сначала на год, а потом еще на год, так как он работал на заводе токарем-расточником в цехе, который именовался почтовым ящиком.
В июле Максим получил отпуск, а у Веры начались каникулы: она перешла на третий курс. Они купили плацкартные билеты до Москвы и поехали на поиски Любови Паниной.
Оказалось, что села Славино больше не существует, оно теперь входит в черту города Звенигорода, но улицу ребята нашли без труда, правда, в начале улицы стояли девятиэтажки, но по соседству с ними еще ютилось несколько частных домов. Под номером двадцать пять стоял старый, но добротный деревянный дом с большим приусадебным участком. Калитка была открыта, и Вера попыталась войти во двор. Ей навстречу кинулись две большие лохматые собаки, и девушка мигом выскочила на улицу.
- Эй, хозяева, - крикнула Вера. - Есть кто-нибудь?
К калитке подошла молодая светловолосая женщина в шортах и маечке, она, наверное, работала в огороде. На вид женщине было лет двадцать восемь-тридцать.
- Скажите, пожалуйста, - Вера пристально на нее смотрела: - Любовь Леонидовна Панина здесь живет?