- Скорее, какое-то культовое сооружение. Я видела его только изнутри.
- Почему вы решили, что это церковь?
- Нет, нет, это не церковь. Это какой-то зал с куполообразным потолком. Икон нет, но... - Тала обескуражено посмотрела на врача, - там у меня в головах висело распятье, только...
- Что "только"? - врач внимательно ее слушал.
- Оно было перевернуто. Крест черный, а фигурка золотая или крашеная под золото... Нет, она металлическая и блестящая... Золотая.
- Какая еще атрибутика была там? - было видно, что Сергей Павлович заинтригован.
- Там было много черного цвета, - Тала смотрела перед собой и как бы видела все опять. - Посередине какое-то возвышение примерно на метр над уровнем пола и тоже покрыто оно какими-то мягкими черными шкурами.
- Что за возвышение? Как трибуна?
- Нет, это ложе. На стенах факелы, но все равно полумрак.
- В вашем сне были люди?
Тала кивнула.
- Мужчины?
Тала опять кивнула.
- Во что они были одеты? Тоже в черное?
- Да. Они были как монахи: в длинных плащах с капюшонами.
- Сколько их было?
Тала задумалась, считая.
- Четырнадцать, - сказала она. - Шесть с одной стороны возвышения, шесть с другой и один, видимо, старший, в головах. А потом еще один.
- Почему старший?
- Он как бы распорядитель был.
- Вы видели их лица?
- Да, но не узнала бы. Они были какие-то восковые и капюшоны их почти закрывали. А у старшего на груди было массивное золотое ожерелье. Оно состояло из круглых бляшек, на них были выдавлены какие-то фигуры, а бляхи между собой соединялись двумя золотыми цепочками. И еще у него был меч.
- Меч? - переспросил Сергей Павлович.
- Да, узкий длинный меч с рукояткой. Чеканка, червление с золотом. И он был в черных перчатках. Его лицо я хорошо рассмотрела: узкие тонкие губы, нос прямой с нервными тонкими ноздрями, беспристрастные глаза. Лицо аскета или инквизитора.
- Я понял, почему вы его так хорошо запомнили в отличие от остальных, - врач говорил осторожно, чтобы не спугнуть Талу. - Вы лежали на этом ложе, а лицо этого монаха, назовет его так условно, было над вами. Я прав?
Тала кивнула.
- Сталина, я врач, мне приходилось слышать и видеть такое, что вряд ли чем-нибудь можно меня удивить. Ваш случай кажется вам исключительным, но поверьте, это потому, что с вами это случилось впервые, и вы никогда ничего подобного не слышали и не читали. Я же, в силу своей профессии, сталкивался со множеством всевозможных сновидений, вернее, с людьми, их видевшими. Если мы разберемся в мотивах вашего сна, поймем, чем навеяны его образы, то сможем избавить вас от него. Поэтому рассказывайте, не стесняясь и поподробнее. Что касается интерьера и второстепенных персонажей, вы рассказали все? Да?
Тала кивнула, набрала побольше воздуха и, будто прыгая с вышки в холодную воду, зажмурила глаза.
- Я лежала на этом ложе обнаженная. Только на груди у меня висел какой-то странный медальон в виде рога или когтя. Он был величиной с мой мизинец, висел на черном шнурке или цепочке и был то холодный, то горячий. Как я попала в это помещение, как разделась и легла, я не знаю. Сон всегда начинается с этого момента: я лежу, а вокруг меня эти люди.
- Вы можете описать какие-то запахи, физические ощущения?
Тала немного подумала.
- Никаких специфических запахов не было, а физические ощущения... Мягкие шкуры подо мной, перемена температуры медальона и страх, мне очень страшно.
- Почему?
- Наверное, потому что я не понимаю, что со мной, где я. Мне даже не стыдно вот так лежать перед мужчинами, потому что они совершенно спокойны, вроде перед ними собака или овца. Никакой заинтересованности.
- Температура кулона менялась при каких-то определенных условиях?
- Да. Только это был медальон. Его потом открыл старший монах. Когда мне было страшно, медальон нагревался и даже начинал печь тело, а когда страха не было, он становился холодным и тоже жег тело, но уже холодом.
- Что было дальше?
- Все монахи стояли, склонив головы, а старший произнес какие-то слова. Я даже не берусь определить на каком языке. Это было несколько предложений. Он говорил не громко, но отчетливо. Как только прозвучали последние слова, все монахи подняли руки вверх, перекрестив их над головами, и повторили последнее предложение. И в это время вошел человек. Он был в черном плаще и черной маске на лице.
Тала перевела дыхание. Врач тоже молчал. Пауза длилась довольно долго. Потом Тала опять тихо заговорила:
- Этот мужчина сбросил плащ. Под плащом на нем ничего не было. Он высокий, у него красивое тело: мускулистое с бронзовым загаром. Его глаза в упор смотрели на меня через прорези маски. И я не могла отвести взгляда от его глаз. Вот тогда медальон начал остывать. Мне показалось, что никого вокруг нет, только я и он. Я видела, что он хочет меня, и во мне тоже возникло желание. Он склонился надо мной, и все исчезло в жарком потоке наслаждения, только медальон на груди становился все холоднее. В момент оргазма он, кажется, пронзил меня холодом до костей. Мужчина встал, мне было очень стыдно, что все это произошло при свидетелях. Но вот старший монах взял в руки большой многогранный кристалл и направил его на медальон. То ли свет факелов преломлялся в кристалле, то ли был еще какой-то световой эффект, но я увидела, как от кристалла к медальону потянулась светящаяся нить. И вдруг я почувствовала, что в моем животе что-то происходит. Сначала как бы что-то появилось в середине и начало расти, потом я почувствовала толчки ребенка изнутри, живот начал увеличиваться на глазах и достиг теперешнего размера, - Тала двумя руками обхватила свой живот. - Тогда старший монах взял в руки меч, о котором я уже рассказывала, и вспорол мне живот. Мне было ужасно больно, я кричала, а все вокруг молча смотрели на меня. Монах сорвал с моей шеи медальон, открыл его и вылил какую-то желтую жидкость мне в середину разреза. Потом запустил туда руки и вынул ребенка, мальчика. Отец ребенка взял меч и перерезал пуповину. Он взял мальчика на руки и поцеловал в попку. Все монахи опять скрестили руки над головами и снова что-то проговорили. На меня уже никто не обращал внимания. Старший монах поднес мужчине красивую шкатулку из черного дерева, инкрустированную перламутром и зелеными камнями. Мужчина вынул из нее цепочку с каким-то кулоном и повесил ребенку на шею. Все опять что-то проговорили, а ребенок заплакал. Тогда старший монах взял его на руки, поднес ко мне и приложил к груди. Ребенок жадно начал сосать, все сначала смотрели на нас, а потом мужчина что-то сказал, и все повернулись к нему. Я сняла с шейки ребенка цепочку, на ней висел большой прозрачный камень без оправы, но он все время менял цвет: он был то красным, то синим, то черным, но все равно прозрачным. Я не знала, куда его деть и вдруг внизу в полу увидела какую-то небольшую дыру. Я склонилась с ложа и всунула туда этот камень. Ребенок заснул, старший монах повернулся ко мне и хотел забрать ребенка, а я не хотела отдать и громко кричала. Во время этой секундной борьбы я столкнула на пол кристалл, который лежал на краю ложа. Он упал и разбился, все закричали, комната закружилась. Последнее, что я слышала, это слова мужчины:
- Я приду за тобой, когда будет нужно. У тебя камень власти.
И я вместе с ребенком полетела в черную бездну, из моего рассеченного живота лилась кровь. На этом моменте я всегда просыпаюсь.
Врач задумчиво молчал.
-А вот этот мужчина, вы не видели его лица?
- Нет, - Тала покачала головой.
- А когда он целовал ребенка?
Тала задумалась, вспоминая.
- Да, он снял маску, но я видела только волосы и лоб. Красивые густые волнистые темно-русые волосы. Высокий чистый лоб. А глаза карие. Нет, темно-темно синие.
- А сколько ему лет?
Тала пожала плечами.
- Ну, примерно.
- Лет тридцать - тридцать пять.
- Вы можете вспомнить овал лица, нос, губы?
- Нет. Если сон повторится, я попробую разглядеть. Но мне бы очень не хотелось, чтобы он повторялся. Каждый последующий раз я вижу его словно впервые, мне так же страшно и больно.
- Завтра мы с вами встретимся, и вы расскажите, что видели ночью.
Талу на ночь поместили в отдельную палату. Сон опять повторился. Ощущения были те же, но Тала увидела профиль мужчины - на одно мгновение он повернулся к ней: широкие прямоугольные скулы, прямой нос и жесткий подбородок, кажется, с ямочкой.
Утром Тала попросила выписать ее домой. Сергей Павлович поддержал ее просьбу, но с условием, что она каждый день или хотя бы через день будет приходить к нему на кафедру для обмена информацией.
За неделю до предположительного срока родов Сергей Павлович сказал Тале:
- Признаюсь, я в тупике. Переворошил массу литературы, но ничего похожего не нашел. А давайте подумаем вот над чем. Вы запомнили этот сон с момента, когда вам было страшно. А может, есть все же начало. Я имею в виду, как вы попали в это помещение. Может, если вам это не сложно, вы постараетесь вспомнить, что снится перед известной нам сценой.
Три дня Тала вспоминала, но безрезультатно, а на четвертый день начались схватки, и машина скорой помощи увезла ее в роддом.
Родовые схватки длились уже сутки. Тала обессилила настолько, что уже не кричала, а мычала, когда вновь начинались боли. Когда родовая деятельность начала затихать, врачи, опасаясь за жизнь ребенка, предложили сделать кесарево сечение. Тала была согласна на все, лишь бы поскорее кончилась эта пытка.
Она очнулась в палате. Было темно, наверное, ночь. В коридоре слышались голоса и звук едущей тележки. Тала очень хотела пить, она напряглась в ожидании, но тележка проехала мимо ее палаты. Тогда Тала приподнялась на постели и как могла громко позвала:
- Кто-нибудь, пожалуйста, зайдите ко мне! Я очень хочу пить!
Вошла медсестра, смочила Тале губы ватным тампоном.
- Как ребенок? - спросила Тала.
- Все в порядке, мамаша, мальчик, четыре двести. Утром покажут его вам.
Тала вновь заснула. И вот теперь она увидела начало своего сна. Она идет по весенней улице, подъезжает какая-то машина, Тала нагибается к ней (наверное, ее о чем-то спросили из этой машины), ее втаскивают вовнутрь и везут через незнакомый город. Она хочет вырваться, но ей заклеивают рот пластырем и крепко держат за руки. Тала видит мелькание улиц и домов в ветровом стекле. Улицы почти без деревьев, какие-то пыльно-грязные, дома одно-двухэтажные, старые, в общем, Запендрянск какой-то. Машина выехала на окраину города. Там стоял дом, двухэтажный частный дом, какой-то широкий, "разлапистый" подумала во сне Тала. Шофер и трое мужчин вполне современного вида - в темных плащах под пояс и широкополых темных шляпах - ввели Талу в этот дом. Из большого холла лестницы вели вверх и вниз. Сначала Талу провели наверх, сняли со рта пластырь, но ни на один ее вопрос никто не отвечал. В комнате, куда ее привели, стояла большая овальная ванна, по-видимому, вделанная в пол стационарно. Она была наполнена водой с обильной пеной. Мужчины вышли, ничего так и не сказав. Тала сняла с себя одежду и погрузилась в теплую приятную воду. Она с удовольствием лежала в этой ароматной пене, не думая, что будет дальше. А дальше вода стала остывать, Тала вышла из ванной, вытерлась большим махровым полотенцем, и тут вошел старший монах - Тала его узнала. Он молча забрал у нее полотенце, повесил ей на шею медальон в форме рога или когтя и повел за руку вниз в холл, и еще ниже, в то помещение, которое Тале уже снилось. Тала увидела монахов, ей стало стыдно своей наготы, но они не обращали на нее внимания. Старший монах подвел ее к ложу и, надавив рукой на плечо, сначала усадил, а потом заставил лечь на него. И все это в полной тишине.
Тала открыла глаза, потому что кто-то хлопал ее по щекам. Это была медсестра.
- Вот, мамочка, познакомьтесь со своим сыном, - она положила к Тале на кровать тугой сверточек.
Тала смотрела на младенца: его крепкие щечки нависли над платочком, повязанным на головке, пухленькие губки были полуоткрыты, а глаза смотрели на Талу серьезно и осмысленно.
- У него на попке красное родимое пятно, - сказала медсестра, - но это не страшно: и не видно, и отметина.
Тала вернулась домой с ребенком. Мальчик был спокойный, почти не плакал, хорошо ел. Тала назвала его Богданом. Страшные сны ей больше не снились, и она была счастлива.
Через год после рождения сына Тала вышла на работу. В их бригаде появился новый сотрудник, Белов Ярослав. С первого взгляда между ним и Талой возникла симпатия. Через три месяца Ярослав переехал к Тале, а еще через полгода они поженились, и Ярослав усыновил Богдана. В тридцать лет Тала родила девочек-двойняшек Вику и Владу. Роды прошли легко и быстро. Тала была еще в декретном отпуске с малышками, когда Ярославу предложили работу в Якутске.