На тюремной проходной лязгают замки, от решётчатых дверей плывёт весенний запах гниющих помоек. Прапорщик Света сверяет фотки на удостоверениях с владельцами документов, камера над входом фиксирует лица, компьютер заносит их в базу. Лязг замка, контроль закрытия, документ, камера, лязг замка, забрать телефон, лязг замка, контроль закрытия, выдать телефон. Крики из-за двух решёток: "Тюрьма!", "Улица!"
- Почему звёзды зелёные на дверях? - спрашивает Зина, стажёр на КПП, глядя на входные решётки, на них сваренные из арматурин пятиконечные звёзды.
Света, чуть нахмурясь, бросает взгляд на решётки.
- Нет там никаких звёзд, - качает она головой. Зина удивляется, хочет переспросить, но начинается поток и Свете становится некогда болтать.
Старший прапорщик сопит, тащит из кармана истёртый кнопочный телефон, суёт в окошечко. Углядел сидящую на стульчике рядом со Светой девушку в форме, погоны чистые.
- Это стажёрка у тебя? - старший прапорщик вытирает лоб, жарко уже в тёплой куртке и шапке, весна, а приказа о переходе на летнюю форму ещё нет.
- Ага, - Света кладёт его телефон в ячейку. - Ты рассаду помидорную высадил уже, Порфирьич?
- На выходные наметил, - он суёт платок в карман куртки. - Дай мне стажёрку на часик. В подвале света нет, хочу поискать там доски, надо карцер ремонтировать. Она фонарь подержит, а то электричества там нету.
Света кивает, иди, Зина, промнись, а то с утра всё сидишь. Та довольная, надоело уже в тесной комнатушке КПП; накидывает куртку, шапку, снимает туфли, сапоги натягивает - готова!
Меж облезлых корпусов тюрьмы быстро проходят офицеры, прапорщики, зэки хозобслуги тащат бачки, свёртки. Везде лужи, грязь, солнце не заглядывает в тюрьму, здесь всегда сыро, воздух тяжёлый, испугом пахнет.
Порфирьич с Зиной идут по тюремным дворам, заходят сквозь узкую дверь в двухэтажный корпус, долго петляют по сырым коридорчикам, справа, слева камеры. На стенах трубы, кабеля, свисают ржавые цепи-ограничители.
Под лестницей на первый этаж закуток, в нём сбитая из толстых досок дверь, тёмная от старости. Гремя ключами, Порфирьич пытается открыть замок, ругается вполголоса. Наконец что-то лязгает, старший прапорщик снимает замок с дужек, натужась, открывает дверь.
На Зину неожиданно пахнуло сухим тёплым воздухом, как из печки. Она морщится.
- Все удивляются, - пыхтит Порфирьич. - Везде в тюрьме сырость, а тут сухо. Говорят, потому что песка много насыпано в подвале. Он воду забирает. Держи фонарь, свети.
На всякий случай он щёлкает выключателем возле дверей. Вспыхивают жёлтые лампы, Порфирьич радуется, наказывает Зине ждать его возле дверей. Показывает на деревянную лавку в углу, сиди там, дескать. Кладёт туда же куртку и шапку, уходит в подвал, обходя завалы из старых железных коек, кусков фанеры и прочего хлама.
Зина вертит головой, интересно, что здесь, в тюремных подземельях, и вдруг видит рядом решётку в стене. На ней огромная зелёная звезда из тех же арматурин. Дальше дверь, сколоченная из досчатых обрезков.
Хмыкнув, Зина встаёт, дёргает решетку, та легко открывается; толкает дверь, выходит в широкий коридор. Здесь светло, такие же лампы, как в подвале, желтизной освещают кирпичные стены, песок на полу, где валяется всякий сор.
Зина подымает листок, на нём машинописью набито "Расстрелять!".
- Фу! - Зина бросает листок на пол, оглядывается, двери сзади нет! Сплошная стена, красные кирпичи с тёмными потёками.
Дёрнулась вправо-влево, заскрипел песок под ногами, сердце ухнуло вниз, горло перехватило, хлопнула Зина по карману куртки, нет телефона! На проходной, в ячейке лежит.
Куда идти, что за ловушка такая? Трогает Зина стену, кирпичи тёплые, как у печки, словно кто греет их. Вдруг за изгибом коридора шум, лязг, будто двери на КПП открываются. Бегом туда Зина бросилась.
А там распутье подземное, аж пять коридоров ведут в разные стороны. В одном рельсы уложены, на них три платформы небольшие, на передней мужик в синей форме, погоны красным галуном обшиты, на голове кубанка, на груди три ордена, без подвесок, навинчены, видать, на гимнастёрку.
- Долго ждать-то тебя?! - кричит сердито мужик Зине. - Садись, поехали! Новенькая, что ли?
Та облегчённо кивает, забирается на платформу, плюхается на лавчонку, что там пристроена, мужик дёргает рычаг, помчались. Мелькают коридоры, стены, кое-где лампы не горят, маленький поезд будто ныряет порой во тьму и Зине кажется, что темнота бьёт её по лицу.
Остановка. От стены подходит старик в тусклых кожаных сапогах, галифе, на боку кабур револьверный, френч перепоясан двойной портупеей, пилотка лётная, с синим кантом.
- На акцию, - бросает он коротко мужику-орденоносцу. Тот кивает.
Старик сидит напротив Зины, чуть прищурясь, осматривает её. Зина где-то видела его, а, вспомнила! Позавчера, в отделе кадров ГУФСИН. Пенсионер, какие-то документы там получал. Женщины в кадрах аж выдохнули, когда он ушёл, а одна перекрестилась. Пахло от него ещё густым одеколоном. Зина слышала, как самая пожилая кадровичка прошептала: "Палач проклятый, сколько народу перебил, а сейчас за льготами таскается".
- На практику? - спрашивает старик. Зина кивает.
- А где оружие?
- Не дали, сказали, что потом закрепят.
- А как практиковаться будешь? - хмыкает старик. - Ладно, у меня есть тэтэшник. С ним попробуем.
Поезд останавливается у бетонной платформы. Здесь десяток зэков в грязных, много раз штопаных телогрейках, рядом конвой - два парня в синей форме с винтовками в руках.
Старик выходит, рукой машет Зине, приехали, дескать, выходи. Она перелазит через бортик платформы, оглядывается. Мужик-орденоносец потихоньку трогает и вскоре поезд уезжает.
- Не отставай! - бурчит старик и не глядя на зэков, широкими шагами устремляется вглубь бокового коридора. Поспешающая за ним Зина морщится от запаха тления, грязных тел, смешанного с табачным перегаром, идущего от зэков. Вдруг она останавливается и выпучив глаза, глядит на стену. А там, над сводчатым проходом, перегороженным решёткой с зелёной звездой, табличка "Следственная тюрьма НКВД".
- Чего встала?! - рычит старик, не оглядываясь. - Работать пора, привыкай, не зря пайку двойную получаешь!
Лязгает замок на решётке, та открывается, конвоиры пинками загоняют в проход зэков, те толкаются, торопятся, боятся, чтоб на них не кричали и не ударили.
- Вы почему их бьёте?! - возмущается Зина, и не сдерживая себя, толкает одного из конвоиров в грудь.
Все замирают. Старик всматривается в Зину и вдруг глаза его круглеют.
- Троцкистка! - орёт он визгливо и хлопая по кабуру, выхватывает револьвер. Зэки кричат, падают на пол, конвоиры отпрянули к стенам. Отшатывается назад Зина, на ногах не устояла, падает на спину. Над ней старик трясёт револьвером.
- Вставай, вражина! - визжит он. - На колени, к стене, лицом вниз!
- На неё приговора нет, - бормочет один из конвоиров.
- Безучётчица, стерва! - старик оборачивается к нему. - В бегах, наглая, ко мне села, не побоялась! Сейчас шлёпну, потом отпишемся, не в первый раз.
Окатывает Зину волна холода, она уже не думает ни о чём, хватает песок с пола, кидает в лицо старика. Тот роняет револьвер, трёт глаза.
Зина подбирает оружие, бежит обратно. В коридоре на путях две платформы, и мужик на передней, другой, без орденов.
- Трогай! - верещит Зина и тычет мужику револьвером в щёку.
Дёргается маленький поезд, набирает скорость, сзади, - оглядывается Зина - выбегает старик с винтовкой в руке. Припадает на колено, целится. Бах! Бах! Пули бьются о стены, визг, треск, кирпичная пыль летит. Мужик дёргается вперёд, откидывается назад, валится. Поезд уходит за поворот, снижает скорость, останавливается. Крики слышны, погоня!
Отваливает в сторону Зина мужика, сама дёргает рычаг, платформы тихонько набирают ход. Всё быстрее и быстрее мчится поезд. Мелькают коридоры, люди в форме, сутулые зэки, кто-то машет рукой.
Отпускает рычаг Зина, платформы всё тише и тише идут. Остановились. Никого нет, пустой коридор, только мусор валяется на песке. Мужик лежит на спине, гимнастёрка потемнела от крови.
Вдруг шорох за поворотом, Зина спрыгнула с платформы, тихонько прокралась вперёд, у стены притаилась, смотрит. А там пятеро с винтовками выстраивают у стены зэков. Командир фуражку сдвинул набок, папиросу курит.
Докурил, бросил.
- По врагам народа, пли! - командует.
Залпом ударили винтовки. Зэки сползают на песок, кровь пятнает стену кирпичную, течёт вниз, в песок уходит. Из толпы, что поодаль стоит, ещё пятерых выводят и опять залп, снова тела на песок рушатся. А убитые, тут Зину продрало холодом, убитые начинают шевелиться и в сторону отползают, чтобы не мешать. И снова в строй встают.
Закрыла рот ладошкой, чтобы не кричать, Зина, и потихоньку назад пятится. Вдруг заскрежетало что-то. Смотрит, мужик-то на платформе поднялся, сел, рычаг дёргает, поезд трогается. Увидел Зину, кулаком грозит, задний ход дал, уехал.
За поворотом залпы грохочут, командир чёткие команды отдаёт, затворы лязгают, запахло кислым дымом сожжённого пороха. Зина головой помотала, револьвер в карман куртки сунула и пошла подальше отсюда.
Коридоры, проходы, конвои, зэки, стрельба, дым пороховой, команды. Таблички над дверями "Старший оперуполномоченный НКВД", "Комендант тюрьмы", "25", "Приём по вторникам с 14.00 до 19.00". И везде решётки с зелёными звёздами. Вдруг остановилась Зина. Проход свободный, решётки нет. Табличка "Столовая комсостава". Пахнет вкусно оттуда.
Прошла немного вперёд Зина, занавес бордовой парчи на весь проход. Отодвинула его рукой, за ним настоящий ресторан. Столы под белыми скатертями, на них салфетки скрученные в подставках блестящих, официантки в заколках и передничках бегают. За столами офицеры со змеиной нашивкой на рукаве, едят, выпивают, курят.
- Проходите, присаживайтесь, - подлетела к Зине официантка. - Место свободное за шестым столиком есть.
Устала Зина, сама не своя, пошла, куда повела её официантка. Но до столика не добралась, кто-то её крепко за локоть ухватил, развернул к себе. Ошалела Зина, перед ней заместитель начальника ГУФСИНа по режиму, вчера она ему представлялась, когда на работу вышла.
- Тихо, не ори, - вполголоса ей полковник говорит и тащит за собой, куда-то на кухню. Мимо кастрюль, плиты, под которой в печке огонь мелькает, шкафов, дверей. Потемнело вдруг и оказались они в подвале, куда Порфирьич Зину привёл.
- Живая? - спрашивает полковник, сигарету вытащил и ответа не дожидается, закуривает.
- Звёзды видишь на решётках? - выдыхает едкий дым. Зина кивает.
- Ладно, пойдём.
- А Порфирьич?
- Точно, сейчас предупрежу, чтоб тебя забрал, - полковник сажает Зину на лавку, где куртка с шапкой до сих пор лежат, пальцем машет, чтоб не вставала и уходит в завалы. Вскоре возвращается, бросает окурок на пол песчаный, кивает головой в сторону выхода.
- Никому не говори, что видела, - тихонько говорит Зине полковник. - Сейчас домой иди, я Свету уже предупредил. Завтра с утра ко мне, часам к восьми подходи, разговор есть. Поняла?
Зина кивает. Ей зябко от пережитого страха.