— Я понимаю. — Ответил я, так как снова наступила пауза.
— Я не хочу больше никого терять, Диппер. — Она взяла меня за руку, снова серьёзно глядя мне в глаза. — Совсем никого. Поэтому, просто обещай мне. Обещай, что не будешь подвергать нас опасности.
В такие моменты, возникает желание кусать локти. До крови. Невозможно отказать, но в тоже время — абсолютная уверенность в том, что обещание не выполнишь.
— Я обещаю, что не буду подвергать нас опасности. — В тот момент я просто сгорал со стыда. Мэйбл была готова поверить во что угодно в тот момент, и так пользоваться этим было просто низко. Потому, когда она искренне улыбнулась, я почувствовал себя только ещё более отвратительно.
— Я верю тебе.
========== Глава 3. Преподаватель. ==========
Среда. 21.
Солнце лениво выходит из-за горизонта, освещая всё вокруг сонным, ещё не совсем тёплым, светом, который рассеивается, едва достигая земли. Ранние пташки заводят свою песнь и отправляются на очень ранний завтрак. Листья шумят от сильных порывов ветра, но этому шуму никогда не сравниться с тем, что происходило в тот момент в школе.
С самого первого урока, а для тех кто пришёл пораньше то и перед ним, начался настоящий хаос. Ход на первый этаж был закрыт, и только слепой не заметил бы полицейских, что, то и дело, отгоняли особо любопытных. Все были взволнованы, и далеко не в позитивном ключе. Каждый обговаривал варианты событий и собственные теории с друзьями, а я обязан был молчать. Никто не знал ни подробностей, ни причин, а я даже боялся об этом думать. Я не мог ни с кем поделиться, не мог поговорить даже с Мэй. По двум причинам. Во-первых, она была на репетиции, во-вторых — вчерашнее. Самое худшее, что трубку она не брала, потому отговорить её ехать в школу возможности не было. Конечно, полицейские это не какие-то сверхъестественные силы, но только один Всевышний мог знать, как Мэйбл на это отреагирует.
Стараясь держать рот на замке, я, первое время, действительно пытался абстрагироваться от разговоров испуганных учеников. Но у кого хватит силы воли на то, чтобы повторять параграфы, когда вокруг все шумят о полицейских, опрашивающих некоторых учеников? Я точно не был их таких. Ко второму уроку я сдался, правда, услышать ничего интересного так и не удалось. К тому моменту практически все дружно решили, что это определённо не убийство. Те же, кто не был согласен с такой теорией, считали, что убийство было, но произошло не на территории школы, иначе бы занятий не было. Впрочем, абсолютное большинство интересовала последняя тонкость — отмена занятий. И каждый старался подобрать вариант, который эту отмену устроил бы. В конце-концов мне надоели эти разговоры, и я решил спуститься на второй этаж — к стенду с заменами расписанием. Почему такие стенды не висели на каждом этаже? «Физические упражнения полезны для здоровья» — объяснял наш преподаватель по физической культуре.
Описать моё удивление, когда я увидел очень милые изменения, просто невозможно. Никаких замен не было, зато на втором ряду было вывешено новое расписание, в котором просто-напросто сменились кабинеты, полностью освобождая первый этаж. Так кабинет экономики переехал в кабинет физики, истории — в кабинет французского, а географии — во второй кабинет алгебры, где занимались А-классы. Вообще, это были довольно удобные изменения потому, что бегать по трём этажам — довольно затруднительно.
Второй урок прошёл на удивление тихо. Конечно, если не считать парочки отчаянных ребят, которые решили вернуться на годы назад, и вместо обычной переписки по телефону, передавать друг-другу записки. Учитывая, что после их оставили в кабинете, а текст не зачитали, можно поставить на то, что кто-то придумал новую теорию, относительно произошедшего. От того, что не только я интересуюсь этим, становилось даже как-то легче. Потому, когда я спускался на первый этаж, такого сильного чувства вины уже не было. Это ведь просто любопытство, ничего более. Конечно, услышать что-то возможности не было, да и смотреть особо не на что. Просто преподаватель по экономике с парой полицейских заходила в один из кабинетов. Возможно, они пытались выяснить, кто последним видел историка.
Довольно бесполезное занятие, на самом деле. Он был не особо общителен, а увидеть его на коридоре можно было только когда он уходил, или была его очередь дежурить. В последнем случае, все всегда стояли тихо и смирно, а большинство боялось отходить от кабинетов, в которых у них должен был быть следующий урок. Никто точно не мог сказать, почему этот человек внушал больший страх, нежели даже сам директор. Никогда не приходил к рукоприкладству, не злился и не повышал голос. Был настолько спокойным и холодным, насколько это было возможно, если речь шла о человеке. У него просто была какая-то особая аура, внушающая ужас и в тоже время крайнюю степень уважения. В одних его глазах читались непостижимая мудрость и железная строгость. По этой причине, многие старались избегать его. При разговоре с ним, не могло не казаться, что на тебя смотрят свысока, и что ты действительно крошечный на фоне этой величественной фигуры.
Дверь, к сожалению, пусть и была прозрачной, но при этом через неё ничего нельзя было услышать. Поэтому, понимая бессмысленность занятия, я снова поднялся на второй этаж, к кабинету физики, что уже была за расписанием. Хотел перекинуться с Мэй парой фраз, но стоило мне подойти, как прозвучал звонок. И было это очень обидно по той причине, что «главные новости» я услышал совсем не от неё, а от проходящих мимо девчонок.
— Боги, впервые в жизни жду историю! — Сладко пропела одна из моих одноклассниц. Впрочем, у неё всегда был какой-то через чур «сладкий» голос, потому я особо внимания не обратил. Зато обратил внимание на смысл сказанного.
Было немного неприятно, что я сам не догадался, когда смотрел на расписание. Замен не было. У нас должна была быть история. Просто в другом кабинете. Но ведь преподавателя нет, иначе зачем на первом этаже полиция?
— Он такой милашка. — Шептались девчонки на задних партах, подтверждая мою теорию.
«Как, чёрт возьми, можно было так быстро найти нового преподавателя?» — весь урок спрашивал я себя. Да, это не пол дня, и даже не день, но всё же — срок недолгий. Конечно, я слышал, что эта профессия не особо популярна последнее время, но директор! Он был настолько привередлив в подборе преподавателей, насколько это только было возможно. Даже если у них и были крайне противный характер и любовь к придиркам, никто не мог опровергнуть того, что они действительно профессионалы своего дела. А найти профессионала в такой короткий срок — это какое-то безумие. В то, что это лишь временный преподаватель, первый попавшийся под руку, так сказать, почему-то верить не хотелось.
В отличии от истории, физику нельзя назвать моим любимым предметом. Тем не менее, я чувствовал ни с чем не соизмеримое раздражение, когда Мэй пересказывала сказанное ей девчонками. Успокоить её мне удалось минут только через двадцать.
Всегда удивлялся её умению отвлекаться и не быть при этом замеченной. Мне же стоило только на пару миллиметров повернуть голову в стороны сестры, как на весь класс раздавался звучный голос преподавателя. В особенности, когда это касалось нашего преподавателя по физике — Мистера Голдмена. Он был одним из тех фанатиков, которые ставили свой предмет выше всего остального. Голдмен не считал полноценными людьми тех, у кого возникали трудности с техническими науками. Не то, чтобы я был из таких, но с физикой у меня были особые отношения, из-за чего преподаватель этого прекрасного предмета меня недолюбливал.
Перемена показалась глотком свежего воздуха, первые секунд пять. Только я успел подумать, что отдохну хоть немного, как осознал, что всё ещё нахожусь в школе, и что следующий урок даже не последний. «Точно, следующий урок» — сразу же пронеслось у меня в голове, и любопытство снова взяло своё. Не теряя ни секунды, я стал подымать на четвёртый этаж. Как я и говорил ранее, особой любви кабинет французского у меня не вызывал, но в тот момент я об этом особо не задумывался. Ровно до момента, пока из кабинета не вышла, улыбаясь, причина моей ненависти к французскому.
— Très bien, à bientôt. — Эта фраза заставила меня резко остановиться, и попытаться осмыслить увиденное. Кассандра, вся сияя от счастья, вышла из кабинета попрощавшись на французском и, не переставая улыбаться, ушла к противоположной лестнице. Факт того, что кто-то также хорошо владеет языком, как и она, казался таким неправильным, что выносил мне мозг.
— Что случилось, бро-бро? — Наконец догнав меня, спросила Мэй. Вид у неё был какой-то через чур обеспокоенный.
— Если этот историк будет таким же, как и Кассандра, я этого не переживу. — Прошептал я, всё ещё не спуская взгляда с двери.
— Не волнуйся, — Лучезарно улыбаясь, ответила сестрёнка. — Он будет в разы «лучше». — И со смехом ушла к кабинету.
«Зато у неё хорошее настроение.» — попытался утешить себя, но не сработало.
Мимо уже начали проходить остальные ученики, постепенно собираясь у кабинета. Собираясь, но не решаясь войти. Все стояли довольно тихо, даже девчонки не в полный голос говорили. Лично у меня мурашки по коже были, хотя ничего особенного не происходило. Возможно, это было из-за прошлого преподавателя истории, хотя тут я был уверен, второго такого же найти было просто невозможно. Потому, какая разница, кто будет читать историю? Если впервые можно будет не сидеть ровно под девяносто градусов, с ужасом думая о том, что заметят, как ты дышишь, только рад буду. Остальное значения не имеет, хуже ведь всё равно быть не может.
Конечно, если подключать больную фантазию, то может. Ещё как может. К примеру, бывший преподаватель внезапно воскрес, и урок вёл бы озлобленный разлагающийся труп. Хотя, уверен, большинство разницы бы не заметило.
Только звучит звонок, как все срываются с места, залетая в класс и толкаясь в дверях. Я ещё не был в курсе того, какое представление о дисциплине у нового преподавателя, потому решил не рисковать. Да и в принципе, у меня было не очень хорошее предчувствие. Потому я решил не спешить, и заходил в класс последним, закрывая за собой дверь. С шумом все рассаживались на свои места. Я же тихо присел за свою парту, доставая учебник и тетрадь. Краем глаза заметил, что Мэй пересела на первую парту, хотя всегда сидела сзади меня. Посмотрев нормально понял причину. Первые два ряда занимали девчонки, вторые два — парни. «Что за разделение, какого чёрта» — чувствовал я себя довольно неловко, так как сел я на второй ряд.
— Итак, — отложив какую-то папку, когда все затихают, начинает «новенький».
Первое, что бросается в глаза — возраст. Прошлому историку было далеко за шестьдесят, а выглядел он так, будто бы всё историю, начиная со средневековья, сам лично пережил и прочувствовал. Впрочем, знал он её именно настолько хорошо. Этому же сложно было дать больше тридцати, да больше он походил на парней с обложек журналов Мэй, которые она раскидывает по всему дому, нежели на строгого преподавателя довольно важного предмета.
Второй же признак того, что год обещает быть весёлым — абсолютная тишина. Разумеется, девчонки слушают довольно приятный голос затаив дыхание, но парни тоже довольно внимательны. Скорее всего это привычка, но как-то напрягает такая обстановка.
Окна плотно закрыты и зашторены. Чувствуется так, будто бы находишься в кинотеатре. Такая атмосфера близка Кассандре. Она всегда устраивала полумрак, когда у нас были устные уроки. Но то, что такая же атмосфера была и в тот момент, было очередной причиной, чтобы занервничать. В особенности, когда в кабинете, кажется, нет ничего кроме тихого спокойного, и будто бы вкрадчивого голоса нового преподавателя. Тишина будто бы звенит в ушах, и звучит так искусственно, что я невольно содрогаюсь внутри. Точно не отошёл от мыслей о «потеряшке».
Когда я наконец возвращаюсь к тому, что же всё-таки говорит преподаватель, то понимаю, что благополучно пропустил момент, когда он представился. Меня это не особо волновало, ведь я был абсолютно уверен, что на перемене его имя будет на губах каждой из девчонок, потому пропустить его будет невозможно. От мыслей о том, что это снова станет более важным обсуждением, нежели пропажа человека, у меня всё внутри сжималось. Как-то отвратительно это было. А то, что Мэйбл будет всю перемену промывать мне мозги впечатлениями об этом «явлении», вовсе делало задание пережить день — невозможным.
— Пайнсы? — Он шепчет, и сводит брови.
Я внимательно смотрю на него. Знакомая фамилия? Уже интереснее.
— Мэйбл Пайнс. — Услышав имя, сестрёнка тут же вскакивает с места, да так, что стул чуть ли не переворачивается. Только ударяется о парту сзади с звонким стуком, на что преподаватель коротко улыбается, но не отводит взгляд от списка.
Это первая эмоция, которая выглядит искренней. Кроме равнодушия и капли высокомерия во взгляде, не было ничего. Ранее казалось, что каждое его слово, каждое движение и шаг заранее отрепетированы и продуманны. Настолько легко и безо всякого напряжения, а оттого и жизни, было каждое движение. Слишком неестественно, слишком фальшиво, слишком идеально. И только сейчас, глядя в список, в глазах у него будто бы вспыхнула искра. Вот только лучше бы он и дальше был «живым трупом».
— Мэйсон, — он задумчиво улыбнулся, а потом перевёл взгляд на меня, и тогда это уже показалось ухмылкой. По коже тут же пробежали мурашки.
Всего на секунду я встретился взглядом с его угольно-чёрными глазами. И в этот момент, он кажется настолько «не в образе», что это полностью выбивает меня из мыслей. От всей этой гиперболизированной наигранности и правильности, казалась невозможной мысль, что этот человек что-то большее, чем…чем-то, что можно было увидеть в тот момент.
Жить обычной жизнью, заниматься обычными делами, иметь хобби… В голове внезапно всплывает размытый образ: …в немного побитой временем, но до ужаса уютной квартире, пропитанной запахом кофе, под тусклым светом оранжевых настенных ламп, после долгого и утомительного дня, с книгой в руках…
— Мэйсон Пайнс. — Слова тут же резко опускают меня на землю, и я встаю с места. Точнее, вскакиваю. Не лучше Мэй, разве что стул не сильно отъехал.
«Семейка идиотов» — тут же проносится в голове.
— Не летай в облаках, ладно? — Во взгляде, фразе, во всём, всё будто бы пропитано насмешкой. Неловко. До жути неловко.
— Простите, мистер… — Разве мог момент стать ещё более ужасным? Конечно, ведь за дело взялся я.
— На доске. — Наигранно расстроено, «подсказывает» он. В кабинете, конечно, темнее, чем обычно, но нужно быть слепым, чтобы не увидеть сразу.
— Мистер Боу..эн? — Настолько вычурный и идеально выведенный почерк, что даже читать сложно. Да и не было уверенности, что прочитаю правильно. Какого чёрта там не выговаривалась «м», я понятия не имею.
— Садись. — Пусть и перевожу взгляд на парту, но ухмылку заметить успеваю.
Отличное первое впечатление. Я прям постарался. Ещё больше настроение испортили негодующие перешёптывания. Ну да, как этот смертный посмел прослушать? Будто бы это их должно волновать. Все остальные же обошлись без происшествий. Одни мы с Мэй выделились. Впрочем, как всегда.
Несмотря на то что, казалось, говорил он вечность и не одну, прошло от силы минут двадцать. Потому, уточнив, на чём ранее остановились, Боуэн начал новую тему. Когда он подошёл к доске, чтобы записать тему, на задних партах послышался совсем тихий шёпот. Но закончился он также резко, как и начался. Кто-то из парней решил проверить, насколько важна для «новичка» дисциплина. Шёпот повторился, но уже чуть громче. Я был уверен, что Боуэн слышал, но он совсем не подавал виду. Будто бы ничего и не происходило, он сел за стол и начал тему. За весь урок, несмотря на то, что некоторые шумели, он ни разу не повысил тон и не сделал ни одного замечания. Мне даже казалось, что я мог чувствовать, насколько ликуют мои одноклассники. Мне хотелось бы радоваться с ними, но почему-то от этого шёпота за спиной было как-то неловко. Будто бы это я сам проявлял неуважение к преподавателю, и вместо того, чтобы слушать, говорил о результатах недавнего матча. Конечно, об этом говорили парни из нашей футбольной команды, но типичность разговора как-то раздражала.