Сегодня Элли была последней в череде своих одноклассников. Мисс Чейн подошла к её мольберту с улыбкой, уже готовая похвалить талант своей любимой ученицы. Несколько минут она стояла неподвижно, закрыв рот рукой, после чего сделала два шага назад. В её глазах читалось непонимание и ужас, но отвести взгляд от рисунка мисс Чейн не могла.
- Прекрасный рисунок, Элли, весьма оригинальный, - с трудом выдавила учительница, отвернувшись. Она постояла несколько минут с закрытыми глазами, а потом обратилась к остальным ученикам: - на сегодня урок закончен. Можете идти. Не опоздайте на обед! Скорее собирайтесь и не забудьте убрать за собой.
Элли сняла свой рисунок с мольберта, скатала в трубочку и положила в портфель. Реакция мисс Чейн вызвала у неё раздражение. Конечно, учительница оценила её талант, но разве девочка не заслуживала большей похвалы? Её рисунок был хорошим, очень хорошим, и произвёл именно тот эффект, которого Элли ждала. Но разве мисс Чейн не говорила, что ценно каждое проявление души? Почему она тогда испугалась? Девочка недовольно подумала, что уже устала от бесконечного лицемерия и лжи взрослых.
На обед Элли не пошла. Она решила посидеть на ступеньках лестницы, ведущей на крышу. Конечно, на саму крышу попасть быль нельзя, но к ней никто и не ходил. Все знали, что дверь заперта. Значит, на лестнице можно было просто посидеть, не опасаясь, что тебе кто-то помешает и тем более сгонит. Элли нравилось это место - самое тихое во всей школе.
Её путь к уединению лежал мимо учительской, дверь в которую была из-за жары приоткрыта. Оттуда доносились голоса учителей, и девочка остановилась, чтобы послушать. Она знала, что поступает нехорошо, но любопытство пересилило. Они говорили о Мине. Голосов было несколько, Элли не знала почти никого из говоривших. Но все как один, они были взволнованными и испуганными.
- Мина такая хорошая девочка, умная, воспитанная, одарённая! - лепетал один из голосов, женский и высокий. Элли представила себе полную даму, прижимающую ко рту кружевной платочек.
- Я никогда не замечала особой дружбы между ней и девочками, - проговорила сухим голосом их учительница по физкультуре, сухопарая, подтянутая женщина средних лет с короткой стрижкой. - Хотя они никогда и не оспаривали лидерство Мины.
- Эта трагедия стала для бедной Мины таким ударом! - воскликнула первая женщина с наигранным трагизмом в голосе.
- Особенно чувствительной она тоже никогда не была, - отрезала учительница физкультуры. Она, в отличие от большинства учителей, старалась не выделять Мину, хотя та была спортивной девочкой и постоянно принимала участие в школьных соревнованиях и спортивных мероприятиях.
- Это всё равно не повод для суицида! - резко ответил ещё один голос, тоже женский, но властный и строгий. Элли вздрогнула от его звука как от удара. В этом голосе чувствовалась пугающая, твёрдая как сталь сила, сопротивляться которой было очень сложно.
- Как хорошо, что её спасли! - пролепетал первый голос. Полная женщина явно робела перед властной. Элли невольно удивилась тому, что в школе есть кто-то, настолько сильный и уверенный в себе. Их директор была справедливой и участливой, не способной на жестокость. По идее, власть в школе должна была принадлежать не ей, а этой строгой женщине. Хотя, возможно, так оно на самом деле и было.
- Я слышал, её родители собираются переезжать, - печально добавил мужской голос. Его Элли тоже узнала, это был их новый учитель.
- А куда им деваться в такой ситуации? - спокойно ответил властный голос.
Дальше Элли решила судьбу не испытывать. Она узнала, что задавака Мина в их классе больше не появится. Её это должно было испугать или обрадовать, но девочка не чувствовала ровным счётом ничего. У неё было ощущение, что она и так знала о неудачной попытке суицида своей одноклассницы, и её это совсем не трогало. Элли даже немного испугалась, она понимала, что должна чувствовать хоть что-то, но ничего не было. С таким равнодушием отбрасывают камешек с дороги или отодвигают в сторону стул, чтобы пройти.
Всю следующую ночь и утро дул сильный ветер. Когда Элли вышла из дома, всё небо было затянуто чёрными тучами. Прошлой ночью она снова оставила свой рисунок под кроватью и теперь гадала, какие новости ждут её в школе. Мама сказала, что опять вернётся сегодня поздно. Девочка лишь пожала плечами, она усиленно делала вид, что ест свой завтрак, но на самом деле лишь размачивала кукурузные звёздочки в молоке. Есть ей не хотелось, да и любимая еда теперь почему-то стала казаться пресной.
У школы Элли привычно начала искать взглядом Джоша, но его не было. В тени подсобки она его тоже не нашла. Пришлось, набравшись смелости, спрашивать у его одноклассников. Девочка была уверена, что что-то произошло, а Джош всегда всё знал. Ей почему-то было тревожно от того, что она не видела его нелепой неуклюжей фигуры. Они были почти друзьями, он единственный нормально к ней относился. Элли подавила тревогу, пока шла к группе мальчиков-третьеклассников.
- Джоша сегодня не будет, - ответил на её вопрос долговязый мальчик. Элли его почти не знала, только видела пару раз рядом с Джошем. - Он вчера вечером полез на дерево у себя в саду и упал. Сломал обе ноги и ударился головой. Ума не приложу, зачем ему потребовалось лезть на то дерево.
- А ты не знаешь? - просил у Элли второй мальчик, рыжий и конопатый. Он был слишком высоким и худым для своего возраста и потому всё время сутулился. - Ты с ним последнее время часто болтаешь.
- Нет, не знаю. Не думала, что он вообще лазает по деревьям, - искренне ответила Элли. Она была удивлена, озадачена, но совсем не расстроена. Тревога сменилась приятным ощущением удовлетворённости. Девочка поняла, что переживала вовсе не за Джоша, она боялась, что не узнает подробностей очередного происшествия.
Поблагодарив мальчиков, Элли пошла в класс. То, что произошло с Джошем, было досадным, но не таким уж неожиданным. Всё шло так, как и должно было. По небу грузно ползли тяжёлые, пересыщенные влагой и тьмой тучи. Ветер гнал их слишком быстро, не давая излиться дождём на изнывающую от духоты землю. Басовито гудели жуки в траве, они не решались подниматься высоко и занимались своими жучиными делами у самой земли. Двор показался Элли пустым без Джоша, но она не сожалела о его травмах. Он просто был удобен, а теперь его нет.
Новый учитель изо всех сил старался заинтересовать учеников предметом. Получалось у него это плохо. В классе царила подавленная похоронная атмосфера, не было слышно обычной возни, разговоров, дети не улыбались. Они переписывали с доски столбики цифр с обречённостью невольников, вынужденных выполнять ненужную и тяжёлую работу. Время от времени при самых сильных порывах ветра оконные стёкла начинали дребезжать. Звонок прозвучал в полной тишине, резко разбив её на мутные осколки. Несколько детей вздрогнуло от неожиданности. В тот же самый момент порыв ветра обрушился на здание школы, вторя звонку нестройным скрипом стекольных рам. Эти звуки лишь добавили атмосфере ирреальности и напряжения. Большой чёрный жук с хрустом влажно ударился о дребезжащее стекло.
На перемене положение не улучшилось. Большинство учеников так и осталось сидеть в классе, бесцельно ожидая окончания перерыва. В коридорах и кабинетах зажёгся электрический свет, было слишком темно для начала дня, но радио упорно молчало, издавая звуки статики в перерывах между передачами. Учителя ждали штормового предупреждения, чтобы отпустить детей домой, но его не поступало. Ветер продолжал бесчинствовать, обдирая пожелтевшую от жары листву с деревьев и швыряя её в окна и стены школы.
Элли была одной из немногих, кто вышел из класса. Она направилась в туалет, расположенный на этаж выше. Не было никакой причины выбирать именно этот, но она решила пройтись. На лестнице девочка едва не столкнулась с учительницей рисования. Та шла, опустив голову и стиснув на груди края вязаной шали. Она казалась непривычно подавленной, потухшей, как выгоревшее солнце.
- Доброе утро, мисс Чейн! - бодро поприветствовала её Элли. Учительница вздрогнула от звука её голоса и подняла голову. Взгляд её больших лучистых глаз теперь был затравленным, в зрачках молодой женщины неровным пульсом билась тревога.
- Доброе утро, Элли, - поспешно ответила мисс Чейн, прижимаясь к перилам. Она сжала края шали с такой силой, что костяшки пальцев побелели, а ткань затрещала от напряжения. Мисс Чейн дождалась, пока Элли не пройдёт мимо, и только после этого продолжила торопливо спускаться по ступеням. Несколько раз она обернулась, словно проверяя, не пошла ли девочка за ней.
Элли удивлённо посмотрела вслед своей учительнице рисования. Никогда прежде она не видела её такой испуганной и растерянной. Почему-то это зрелище даже показалось ей приятным. Девочка не знала, почему мисс Чейн вдруг стала так её бояться, но определённо не видела в этом ничего плохого. Чужой страх оказался вкуснее, чем кукурузные звёздочки с клубничным сиропом.
Этим вечером её мама вернулась очень поздно. Элли с трудом дождалась её, но та лишь велела дочери скорее ложиться спать. От Маргарет неприятно и незнакомо пахло, и вела она себя странно. Ужинать она не стала, даже не спросила, что ела дочь. Элли подчинилась без возражений, она понимала, почему мама так себя ведёт. Или, по крайней мере, думала, что понимает. Кончиться это могло чем угодно, варианты могли быть как плохими, так и вполне приемлемыми. Элли поднялась к себе наверх и плотно закрыла за собой дверь.
Жаркий ветер и духота донимали людей всю неделю, дождь на жаждущую землю так и не пролился, трава пожелтела. Запах засохших и подгнивших роз в саду соседа стал совершенно нестерпимым, хотя никто, кроме Элли, его, казалось, не замечал. Выходные не принесли облегчения. Жара только усилилась, больших чёрных жуков стало ещё больше, их гудение наполняло воздух и проникало в сны и разговоры. Теперь даже днём вдоль улиц горели фонари, но они не могли разогнать тревожный полумрак, заполнивший всё вокруг. По тротуарам вились пылевые смерчики, люди старались выходить наружу как можно реже. Почти во всех домах горел электрический свет, иногда из приоткрытых окон доносились звуки телевизоров. От этого улицы казались заполненными призраками, сотканными из теней и пыли.
Люди впервые с таким нетерпением ждали начала рабочей недели. Они мечтали сбежать в чистые кондиционируемые офисы и хоть на несколько часов скрыться от этой удушающей жары. Вечером в воскресенье из приоткрытых окон доносились голоса дикторов с новостных каналов, рассказывающих о погоде на ближайшую неделю. Почти никто не смотрел фильмы и сериалы, все ждали сообщения о дожде или хотя бы уменьшении жары. Надежды их были тщетными. Жара и не думала спадать, ветер не изменил ни силы, ни направления, дождей не предвиделось, несмотря на ходившие по небу грозовые тучи. И то, и другое дикторы хором называли непонятной погодной аномалией.
Маргарет всё воскресенье оставалась дома. До обеда она работала в своей комнате, а потом занялась разборкой оставшихся после переезда коробок. На все предложения дочери поиграть вместе, женщина отвечала отказом, ссылаясь на обилие работы. На самом деле Маргарет просто не хотелось с ней разговаривать. Стив позвонил утром в субботу и отменил их встречу на этих выходных, туманно сославшись на какие-то срочные дела. И это после того, как она предложила познакомить его с Элли! Маргарет решила не тянуть и сразу расставить приоритеты, но Стива это, как оказалось, не устроило. Женщина не знала, на кого она злилась больше - на себя за поспешность, на него, на дочь или на бывшего.
Элли наблюдала за метаниями Маргарет, сидя на ступеньках лестницы. Помогать она не собиралась, тем более что её помощи никто и не просил. В эти выходные мама была дома, но она точно была не с ней. Элли подумала, что это должно было расстроить её, но девочке было всё равно. Сердце её любимой мамочки ускользало к какому-то мужчине, и она ничего не могла с этим поделать. И это было почти не больно. Просто внутри всё стало каким-то холодным и твёрдым.
Когда солнце начало садиться, и от предметов по полу протянулись острые холодные тени, Элли встала и поднялась к себе. Есть она не хотела, а сидеть на холодной ступеньке было скучно. Впрочем, она знала, что скука продлится недолго. Ночь уже начала вступать в свои права, погружая дом в сумрак. С первого этажа донёсся крик Маргарет, она звала дочь ужинать. Элли не ответила. Пусть считает, что она обиделась. Это даже можно было назвать правдой. Девочка села на пол посреди комнаты и разложила перед собой бумагу и цветные мелки. Сегодня она выбрала красный и розовый, они как нельзя лучше подходили для её будущего рисунка. Элли собралась нарисовать то, чего хотела больше всего на свете, и что у неё пытался отобрать какой-то незнакомый мужчина. Девочка была уверена, что её новый друг обязательно подарит ей то, что она хочет. Если она нарисует это очень-очень хорошо.
Начало недели не было ознаменовано никаким примечательным событием. Взрослые разошлись по своим офисам и магазинчикам, стройкам и заправкам. Кто-то из них изнывал от жары, кто-то прятался за жалюзи под работающими на полную мощность кондиционерами. Дети всех возрастов разошлись по школам и детским садам. До летних каникул оставалось совсем немного времени, но эти жаркие дни казались вечностью для школьников, запертых в душных классах. Они постоянно отвлекались на уроках и неохотно записывали то, что рассказывали учителя.
Лишь в одном классе царило напряжённое сосредоточение. Сам воздух в нём казался холодным от пронизывающих комнату теней, но это был холод совсем иного рода. Дети сидели неподвижно за своими партами и механически водили ручками по тетрадям, не поднимая голов и не задавая вопросов. Все они чувствовали безотчётный липкий страх, не имевший ни источника, ни названия.
И в небе, затянутом чёрными тучами, и в учениках, подавленных непонятной угрозой, назревал взрыв. Дети, более чуткие и восприимчивые, чем взрослые, остро чувствовали, что всё скоро должно закончиться. Такое напряжение не могло длиться вечно, и со дня на день оно должно было достигнуть своего пика.