Алексей Жуков
ВНЕКЛАССНЫЙ УРОК
Посвящается моему прадеду
Денисову Никите Федоровичу
- Эй, гляньте-ка! Подкрепление, что ли?
Иван аккуратно положил гранату в вырытую в стене окопа нишу и посмотрел на Гоги. Воткнув лопату в бруствер, уже порядком подросший вокруг "сорокапятки", тот рассматривал что-то за его спиной. Черные глаза под косматыми смоляными бровями светились любопытством.
Иван обернулся и с удивлением увидел подкатившую к позиции полуторку. До леса, протянувшегося в тылу насколько хватало глаз, было не меньше трех километров, отчего казалось, что грузовик выскочил попросту из ниоткуда. Но артиллерист оказался прав: в трясущемся, будто готовом развалиться кузове болталось с десяток пехотинцев.
- Да разве ж это подкрепление? - Илья, окапывавший пушку вместе с Гоги, разогнул массивную спину и утер со лба пот. - Ты посмотри на них! Шелупонь школярская!
Полуторка затормозила в пяти метрах от окопа, скрипнул откинувшийся борт. Бойцы, действительно совсем молодые, зашевелились и как-то неуверенно, будто замешкавшись, стали вылезать. Один из них, упитанный очкарик, так и вовсе еле спустился на землю. При этом он чуть не запутался в ремне свисающей с плеча винтовки, чем вызвал дружный гогот сотоварищей.
Водитель, мужик лет так-этак под тридцать, тоже выскочил из кабины и, одернув гимнастерку, двинулся к сбившимся в кучку солдатам. Застиранная форма и сухое жесткое лицо выдавали в нем человека, повидавшего многое. Да и "старшинские пилы" на петлицах просто так не вырастали.
- А ну, построились! - Рявкнул он на своих подопечных. - Не клубиться приехали!
Те засуетились, завертелись, толкаясь плечами, и только через минуту выстроились в некое подобие шеренги. Один даже ляпнул что-то про: "личное пространство", но тут же замолк, наткнувшись на пристальный взгляд старшины.
- Да уж, с такими-то хлопчиками навоюем, - сплюнул Демьян и захлопнул крышку на ствольной горловине "Максима". Остатки воды из котелка он с наслаждением выплеснул на лысую макушку.
- Фриц теперь точно от страха обосрется, - его помощник Петька задавил в земле истлевшую самокрутку, и продолжил набивать ленту патронами.
На шум из блиндажа появился Соколов и, оглядевшись, сразу же направился к приехавшим. Завидев лейтенанта, старшина вскинул пальцы к пилотке и вытянулся по стойке "смирно".
- Кто такие? - Соколов и сам был немногим старше прибывших бойцов. Даже голос, которому он старательно придавал стальные нотки, звенел все-таки по-юношески. Только все равно казалось, что происходил он из совершенно другого поколения. Словно не пара лет их разделяла, а несколько десятилетий. Хотя на фронте, на этой зыбкой границе жизни и смерти, подобные превращения встречались сплошь и рядом.
- Старшина Бойко! Стрелковое отделение в составе десяти человек переведено в ваше распоряжение из четвертой роты! По приказу комбата! - Он протянул лейтенанту запечатанный конверт.
Соколов быстро прочитал приказ и удовлетворенно хмыкнул:
- Хоть что-то... Сержант Леваков!
- Я! - Откликнулся Иван.
- Отделение пойдет на твой участок. Покажи, что тут да как.
- Есть!
Странные были эти бойцы. За первый год войны Иван успел наглядеться на разный молодняк. И на школьников, старавшихся всеми правдами и неправдами скрыть свой возраст. И на студентов, не знающих за какой конец хватать винтовку. И на прочих комсомольцев, которых злая тетка война лишила чистых радостей юности. Но всех их объединял горячий, откровенный, ничем не замутненный порыв, отражавшийся в каждом безусом лице. Они знали, зачем рвутся на фронт, как и то, что забавного там мало.
Эти же вели себя вальяжно и даже расслабленно, озираясь по сторонам с нескрываемым любопытством. Будто не красноармейцы вовсе, а ватага октябрят в планетарии. Да и вид у многих был, если честно, чудаковатый, если не сказать - нелепый. Кто с висками, выбритыми настолько, что от волос лишь полоска осталась, хоть пилоткой прикрывай. Кто с кучеряшками забавными, торчащими в стороны и похожими на пух. А кто и с ушами, будто простреленными, которые Иван поначалу принял за ранение, пока не увидел вставленные в дырки кольца.
Впрочем, какая разница? Две руки, две ноги, винтовка в пальцах держится. А остальное - ерунда. Кто знает, может циркачи ребята, да из одной труппы, вот и попросились рядышком служить.
Из блиндажа, сверкнув на солнце рыжей челкой, показалась Катя. Смахнув за спину тугую косу, девушка с улыбкой оглядела пополнение. Парни же заулыбались в ответ, принялись выпячивать грудь, задвигая друг друга, и, как им казалось, незаметно подмигивать. Даже пузан-очкарик подобрался и насколько мог втянул свисавший над ремнем живот.
Что уж тут удивляться. Катерина-то - девица знатная, с какой стороны ни посмотри. Вся в мать, если верить фотокарточке, с которой она никогда не расставалась.
Только напрасно молодежь слюни пускает. Не про них эта красота, ой не про них.
Соколов бросил на девушку короткий взгляд и снова обратился к старшине:
- Вы же в расположение штаба? Через полевой госпиталь?
Катя подошла к нему и покачала головой.
- Товарищ военврач! - Гаркнул на нее лейтенант. - Это приказ! И это не обсуждается!
- Комроты лично разрешил мне действовать согласно обстановке! - Карие глаза решительно сверкнули. - А у вас, товарищ лейтенант, даже санитара нет! Поэтому... я остаюсь. Так надо, Тоша, - добавила она уже совсем тихо. При этом тонкая рука потянулась к нему, но, будто опомнившись, дрогнула и остановилась.
Соколов тяжело на нее посмотрел, но тут вмешался старшина:
- Извините, товарищ лейтенант. Машина не идет ни в штаб, ни в госпиталь. К тому же, ушла она уже.
- Как?
Иван удивился не меньше Соколова. Но полуторки действительно уже не было. Лишь травинки на том месте поблескивали темными маслянистыми брызгами.
- Дела-а, - протянул Юрис, прекратив даже возиться с сошками своего ПТРД. - Чудеса какие-то...
- Да какие чудеса, - снова плюнул Илья, поведя могучими плечами. - Глазами меньше хлопай. Укатила машина просто, видать еще один водила в кабине сидел. - Хотя прежде, чем взяться за лопату, он все же тайком перекрестился.
- Ладно, старшина. - Соколов махнул рукой. - Занимайте позицию. И не тяните. Фриц может заявиться в любой момент.
Тот снова отдал честь, и спрыгнул в окоп. Его бойцы неуклюже полезли следом.
- Будем знакомы, сержант. Вячеслав я. Можно Слава.
- Ваня. - Ивану тоже претили долгие церемонии. Он вообще не любил ненужных сложностей. Детство, проведенное в деревне, научило его той жизненной простоте, что не терпит душевного косноязычия. К тому же, старшина едва ли был старше и на пятерку. По сути дела ничто, когда каждый прожитый день теперь шел за год, а то и больше.
- А табачку не сыщется, Ваня?
- Чего б не сыскаться? Сыщется чуток. Держи.
Пока старшина крутил махорку в газетный обрывок, Иван продолжал рассматривать "подкрепление". Один брезгливо вытряхивал попавшую в сапог землю, другой зачем-то целился из винтовки в чистое поле, третий вообще насвистывал какой-то мотивчик и нелепо под него пританцовывал. Еще один парень, что со смешной прической, постоянно щурился на солнце и жаловался товарищу, что забыл какие-то "рэйбены". А еще двое вдруг вылезли из окопа и стали показывать друг другу какие-то похожие на портсигар черные коробочки, зачем-то при этом позируя и кривляясь.
Именно за этим делом и застал их старшина, когда наконец раскурился. Он стремглав выскочил из окопа, отобрал у бойцов коробочки и пинками загнал обратно в окоп.
- Я говорил, чтобы никаких гаджетов? Говорил?
- Да, Вячеслав Маркович.
- Что-что?!
- Э-э... Так точно, товарищ старшина!
- Это, - показал на коробочки, - я забираю. Все, марш на место! Распоясались совсем, - добавил Слава, оборачиваясь уже к Ивану.
- А что это такое?
- Да ерунда. Игрушки детские. - Он затянулся. Прокашлялся. - Э-эх, а забористый табачок-то. Как мне его не хватало...
- До вашей роты не доехали, что ли? Снабженцы-то?
- Врачи не дают, - пробормотал Слава. Потом, стушевавшись, поправился, - Да доехали, наверное. Разминулись просто.
Чудной был старшина, под стать своим подопечным. Как раз о таких призывал немедля докладывать политрук, пока сам не сгинул на одном из занятий от шального осколка. Но ей-Богу, ни шпионом, ни провокатором Слава не выглядел. Слишком уж знакомой была та тень, отпечаток которой навсегда поселялся в глазах любого фронтовика. Пускай во взоре старшины она и казалась поблекшей, словно выцветший от времени фотоснимок.
Хотя что удивляться? После зимнего успеха, когда фриц наконец узнал, по чем фунт лиха, им опять приходилось отступать. Не так, конечно, как прошлым летом, когда это больше походило на бегство. Иван никогда не забудет и то, как они с остатками дивизии выбирались из "котла", и то, как грязные, поникшие и голодные топали десятки километров по пыльным проселкам. И уж точно не забудет ту беспомощную ярость, с которой наблюдали из леса, как фашисты хозяйничали в захваченной деревне.
Нет, сейчас все было по-другому. И колонны шагали стройные и организованные, и отходили на заранее подготовленные позиции. Вот только все равно назад. И даже понимание того, что так надо, не избавляло от горечи, наполнявшей душу, когда они покидали очередной рубеж. Ведь столько ребят так и осталось там среди горелого железа, чьим сапогам уже не суждено взметнуть дорожную пыль. И только оборачиваясь назад, и глядя на дымящие остовы вражьих танков, удавалось убедить себя, что все это было не зря.
Иван прищурился, вглядываясь вдаль, будто так можно было увидеть сколоченные наспех кресты, на которые еще неодобрительно, но молча косился почивший политрук. Словно чувствовал, что вскоре и ему предстояло улечься под таким же. Потому как не важно, кем ты был при жизни: православным или коммунистом. Воздается-то в итоге по делам, а не по партбилету.
Конечно же, ничего он там не увидел. Только воздух, пронизанный жарой, трепетал мелкой рябью. Да птицы какие-то чернели вдалеке на фоне желтого солнечного круга.
Только вскоре птицы стали крупнее, а еще через минуту стал доноситься монотонный натужный гул.
- Воздух! - Заорал кто-то, пробегая по окопу. - Воздух!
Но все и так уже смотрели на приближавшиеся самолеты, прозванные за свой несуразный вид "лаптежниками". Издалека они в самом деле походили на птиц, раскинувших угловатые крылья и выставивших когти-шасси. Только клевались эти "пернатые" дюже болезненно - уж это Иван знал не понаслышке.
Гул нарастал все больше: назойливо, на одной тягучей ноте, играя и на без того натянутых нервах. А через минуту самолеты приблизились настолько, что их даже удалось сосчитать. Восемь машин летели попарно, растянувшись параллельно советским позициям, будто пытаясь отрезать их от раскаленного неба.
Солдаты в окопах оживились: кто-то присел, кто-то забегал, пригнувшись. Юрис резво скинул ружье на дно и приник сверху. Следом и Демьян с Петькой, обильно матюгаясь, стащили вниз свой пулемет. Иван тоже поспешил нацепить каску и прижаться к удерживавшей земляную стенку доске.