Вера оглянулась. Улица была пустынна: лишь ветер гонял вдоль брошенных машин обрывки старых газет. Фасады зданий щерились торчащими в окнах осколками, но темнота за кривыми стеклянными "клыками" оставалась по-прежнему неподвижной. Даже вездесущий запах гари, прибитый недавним дождем, почти не ощущался.
Но зверь шел следом. Она знала это, как бы тщательно тот ни скрывался и ни держал дистанцию. Теперь он тоже был осторожен. С того самого дня, когда подобрался настолько близко, что Вере пришлось потратить последний патрон. И, хотя пуля ушла мимо, с тех пор вид даже пустого револьвера надежно держал его на расстоянии.
Вера нашла глазами покосившуюся табличку с названием улицы, потом скинула рюкзак и достала карту. После полуминутного изучения, она отыскала ее в паутине прочих переулков, но радости это не прибавило.
Небо на востоке уже подернулось сумерками, предвестниками скоротечного осеннего вечера. А это означало, что сегодня Вере уже никак не удастся покинуть город или хотя бы достичь его границы.
Еще раз сверившись с картой, Вера запихнула ее обратно и быстро зашагала вперед. И метров через пятьсот она действительно нашла отмеченный на потертом глянце магазин.
Хрустя стеклянной крошкой, Вера аккуратно переступила через разбитую витрину и огляделась. Магазин уже давно был разграблен, и на поломанных и покосившихся полках валялись лишь пустые банки да ошметки упаковок. Единственное, чем можно было поживиться, это целехонький кассовый аппарат, из которого торчали, словно насмешка, никому уже не нужные купюры.
Но Вера и не рассчитывала найти здесь что-либо ценное. Пройдя за прилавок, она достала фонарик и юркнула вслед за его лучом в служебное помещение.
Неуверенный свет уткнулся в облако всколыхнувшейся пыли, за которой проступали опрокинутая мебель и разбросанный хлам. Но вот в желтом круге тускло блеснула дверь холодильной камеры, и она тут же направилась к ней.
Холод ушел отсюда вместе с электричеством. Тогда же, наверное, растащили и мясо, висевшее когда-то на потемневших крюках. Оно и хорошо, а то запах бы сейчас стоял такой, что пришлось бы срочно делать ноги. Самое же главное, что дверь исправно закрывалась, а с помощью длинного куска трубы ее можно было вполне надежно заблокировать изнутри.
Если днем зараженных еще как-то отпугивало присутствие зверя, то с наступлением ночи этих тварей вылезало столько, что даже он не мог с ними конкурировать.
На улице уже заметно смеркалось, и Вера не стала мешкать. Еще раз оглядев местность вокруг магазина, и убрав следы своего проникновения, она заперлась в убежище.
После нехитрого ужина из тушенки и галет, Вера расстелила походный коврик и улеглась, поджав ноги и накинув сверху куртку.
Какое-то время она бездумно смотрела в темноту, одновременно прислушиваясь к звукам извне. Толстая стальная дверь старательно берегла тишину, но иногда отдельные шорохи и шумы все же проникали. Мертвый город оживал: пускай и той извращенной вирусом жизнью, которой он был еще интересен.
Сегодня ей опять не удалось выбраться из его каменных объятий. А значит, завтра придется начинать все сначала.
Она не успела даже огорчиться. Усталость свинцом надавила на веки, и Вера стала проваливаться в сон. Но уже сквозь дрему она успела услышать тихий скреб и скулеж, доносившиеся из-за двери.
Зверь был рядом. И, похоже, даже ему ночью становилось не по себе.
***
Каждую ночь она видела один и тот же сон. Мятый и рваный, как старая видеозапись, он, тем не менее, обладал яркостью и реалистичностью, от которых поутру непременно захватывало дух. И Вера понимала, что это неспроста. Сон был осколком ее прежней жизни, кусочком памяти, которая бросила ее на произвол судьбы в погибшем городе. И каждый раз она тщетно пыталась разглядеть в этом осколке еще неувиденные грани прошлого.
В комнате светло. В высокие кона бьет солнечный свет, и каждый уголок словно пропитывается его теплом. Нехитрая обстановка совершенно не смущает, а дешевая мебель кажется даже какой-то родной. Как и затылок с каштановой шевелюрой, возвышающийся над спинкой дивана.
Вера аккуратно снимает балетки и мягко ступает по светлому линолеуму. Он ее не слышит, хотя его плечи и напряжены. Она понимает, что его внимание приковано к старому телевизору, с выпуклого экрана которого вещает о чем-то седой военный с крупными звездами на плечах. Звук включен негромко, потому лишь обрывки фраз долетают до ее уха: "не допустим", "риск минимален", "государственная необходимость"... Да Вера и не прислушивается, больше внимая его тихому дыханию.
Подкравшись, она кладет руку ему на плечо. Он вздрагивает, но, обернувшись, расплывается в улыбке и нежно опускает свою ладонь на ее пальцы. Вера видит его лицо... и не видит одновременно - то странное ощущение, доступное только во сне. И чем сильнее она пытается разглядеть его черты, тем более плотная пелена их накрывает.
- Здравствуй, милый, - говорит Вера. Затем нагибается и целует его в губы. По лицу и шее прокатывается сладкая волна. - Что смотришь?
- Привет, солнышко. Да новости, - он кивает на телевизор. - Вояки решили производство в городе запустить. Какую-то химию варить будут. Вот люди и возмущаются.
Словно в подтверждение его слов, на экране сменяется картинка, и появляется размахивающая транспарантами толпа.
- Ну не станут же они мутить что-то опасное? - Вздыхает Вера. - Не деревня же. Да и населения за миллион.
- Вот и вояки так говорят. Я тоже думаю, что ничего страшного, - он махает рукой и, встает, притягивая ее к себе за кончики пальцев. - Пойдем-ка лучше. У меня есть для тебя сюрприз...
***
Вера не сразу поняла, что проснулась. Только когда ветер плеснул в лицо прохладной моросью, сознание наконец вернулось к серой реальности.
Оглядевшись, она скинула рюкзак и швырнула его на тротуар. За прошедшие сутки его порядочно замело опавшими листьями, и деревья вдоль улицы оголились еще больше. Но домишки, богатые и скромные, затерявшиеся в глубине огороженных участков, стояли все такими же немыми памятниками ушедшей отсюда жизни. Особенно этот, с облупившимся голубым фасадом, что глядел прямо на нее темными прямоугольниками окон, из-за белой обводки казавшимися самой тьмой.
Вера оказывалась здесь каждое утро. Как именно - она не знала и не понимала. Должно быть, какая-то изощренная форма лунатизма, нападавшая, едва забрезжит рассвет. Не ночью же, когда город кишмя кишит зараженными, и сделать два шага - уже великое достижение.
Она снова посмотрела на дом. Странный он был - отталкивающий и манящий одновременно, отчего пугал еще больше. Иногда ей казалось, что во мраке окон мелькает какая-то тень, словно неведомый мистический узник, для которого деревянные стены стали настоящей тюрьмой. Умом она понимала, что это - бред, потому как даже зараженные сюда не наведывались, но ощущение оказалось достаточно стойким. Но каждый раз, когда она уже готова была подойти к белой двери и дернуть за ручку, страх, липкий и острый, тут же гнал ее прочь, подальше от этих облупившихся стен.
Вот и сейчас ей почудилось, что тьма в одном из окон на мгновение встрепыхнулась. Вера даже успела сделать два шага к засыпанному листьями порогу, как вдруг с неба послышался нарастающий рокот.
Вертолет пролетел так низко, что с деревьев смело последнюю листву, а оголенные ветви затрясло в дикой пляске. Мелькнув пятнисто-зеленым брюхом, машина пронеслась над улицей и устремилась куда-то к центру города. Вера осталась незамеченной, но это не было поводом для огорчения. Военные редко брали попутчиков, а чаще вовсе принимали беженцев за зараженных и открывали огонь.
Выждав, пока рокот не стал еле слышным, Вера собрала свою поклажу и снова двинулась в путь. Сегодня она намеревалась выбраться на городские окраины другим путем: более коротким, но и более опасным. Если прежде ей удавалось избегать больших проспектов, то теперь дорога лежала как раз через один из таких. Во время Исхода многие пытались прорваться через основные дороги... чтобы остаться там навсегда. Потому впоследствии они и превратились в настоящую вотчину зараженных, не гнушавшихся там полакомиться падалью даже при свете дня.
Пока Вера шла, сзади время от времени шуршали листья. Но стоило обернуться, как над дорогой вновь опускалась тишина. Ветер уже порядком поутих, да и не мог он шуметь с таким же ритмом, с каким обычно переступают четыре мускулистые лапы.
Зверь не отставал.
***
Она уже подходила к проспекту, когда со стороны вновь послышался знакомый рокот. Со стороны центра приближался давешний вертолет, только на сей раз с ним было что-то не так. От хищных плоскостей тянулся длинный смолянистый шлейф, а сама машина постоянно клевала носом, словно держась из последних сил.
Вертолет пролетел над головой, пересек проспект, и из нового нырка уже не вышел. Под жуткий грохот, молотя обрубками лопастей по кирпичным фасадам, он рухнул на примыкающей к проспекту улочке и затих в ее глубине. Но взрыва, которого вот-вот ожидала Вера, так и не последовало.
Не понимая зачем, она быстро достигла проспекта и, почти не глядя по сторонам, перебежала его. Улочку она нашла тоже без проблем - столб дыма, рвущийся в пасмурное небо, оказался хорошим ориентиром.
Измятый вертолет лежал на боку, задрав полуотломанный хвост. Падая, машина снесла часть стены ближайшего дома, и длинный кусок арматуры пригвоздил одного из пилотов к сидению. Второй же, выпав из покореженной кабины, суетливо отползал, волоча по раскрошившемуся стеклу окровавленную ногу.
Тут ее наконец одернул голос разума, возопивший о таком глупом безрассудстве. Она даже сделала шаг назад, но пилот вдруг увидел ее и протянул руку:
- Помоги...
Совсем молодой парень, двадцать с небольшим. Светлое лицо, без ожогов и болезненных оспин, разве что расчерченное свежей ссадиной. А самое главное, чистые незамутненные выживанием глаза, привыкшие видеть мертвый город только с высоты. Даже кобура, болтавшаяся на поясе комбинезона, казалась чем-то смешным и неуместным.
Здравый смысл кричал: "Брось и беги!", но ноги сами поднесли ее к пилоту. Вера прекрасно понимала, что сейчас сюда сползутся все ближайшие зараженные, особенно с проспекта. Но эти мысли пролетали в голове, пока она помогала бедолаге подняться и подставляла ему плечо.
Искать укрытие было некогда, и они поспешили к ближайшему двухэтажному зданию. Спешить, конечно, с такой "поклажей" было трудно. Но парень старательно перебирал ногами, хоть и давалось ему это крайне нелегко. Было видно, что он то и дело сдерживает крик.
Здание оказалось каким-то фитнес-клубом. Первый этаж с высокими окнами и свисающими на петлях дверьми не годился совершенно. Стоило немалых трудов проковылять вдвоем по узкой лестнице, но зато на втором этаже их ждала удача. Первая же дверь в затхлом темном коридоре вела в относительно просторный спортивный зал.
Судя по обилию сдутых мячей и толстой сетке, натянутой вдоль окон, раньше здесь гоняли в баскетбол и волейбол. Но самое главное, путь в зал лежал через небольшой гардероб и, соответственно, две двери, каждая из которых запиралась на оставленный в скважине ключ. Вера опасалась, что механизм мог уже проржаветь или прийти в негодность. Но нет: звонко щелкнув, замки отгородили их двойной преградой от коридора и внешнего враждебного мира.
Вовремя: едва Вера провернула второй ключ, с той стороны послышались приглушенные шаги. Семенящие, сбивающиеся иногда на старческое шарканье, они время от времени затихали, чтобы смениться тяжелым, с частыми громкими выдохами сопением.
Зараженные. Потеряли след, и теперь обнюхивали коридор.
Вера приложила палец к губам - пилот кивнул. Он сполз с ее плеча, и держась за стену, уселся на пол. В его руках появилась желтая коробочка аптечки.
Она вопросительно подняла брови, показав глазами на рану. Парень смущенно улыбнулся, но покачал головой и принялся копаться в аптечке.