Большинство из нас рассказчики были так себе, откровенно говоря. Матросы рассказывали о своей жизни до службы. Какие-то откровения тут услышать было сложно: людей выхватывали из их привычной обстановки, надевали на них униформу и после короткого, бесполезного обучения пинком под зад отправляли на службу, поэтому мирная жизнь у них была идеализирована до предела.
Мичманы рассказывали об учёбе. Тоже ничего, в общем-то, нового. Для большинства из них мирная жизнь так же закончилась вместе с приходом военного комиссара. Впрочем, дальше их ждали гораздо более уютные условия, чем простых матросов. Что ни говори, быть младшим офицером в армии или мичманом на флоте было куда приятнее матросской службы.
Мне жребий так и не достался, и хорошо. Рассказывать мне было не особенно много. Обычный космонит, выросший на космическом корабле и, благодаря «родителям», угодивший в сиротский приют. Из примечательного разве что побег из этого приюта. О том, что было потом я рассказывать бы и не стал. Наёмник на Фронтире — звучит достаточно подробно для любого, кто понимает, чем там живут люди. К счастью, нашёлся человек, вправивший мне мозги до того, как их вышибли пулей.
Самая примечательная история принадлежала Лютцеву. Лейтенант явно мухлевал, не сильно стремясь делиться воспоминаниями, но против него выступали настоящие асы этого дела. Сильно сомневаюсь, что свой жребий старик вытянул случайно. Так или иначе, история его больше походила на сказку.
Официально Земное Содружество контролировало все планеты населённые людьми, за вычетом оккупированных. Такое пятно, тянущееся по «нашему» рукаву галактики к её центру. Примерно там же и происходит действие этой истории. А в противоположной стороне, вниз по рукаву, располагался так называемый «Фронтир» — системы, контролируемые Землей весьма условно. И чем дальше, тем хуже, вплоть до того, что совсем далёкие планеты ни к какому Содружеству себя не относили и были пристанищем всякого отребья: пиратов, наёмников и прочих.
Как правило если кто-то говорил о «вольных» мирах, речь шла именно про Фронтир. Но рассказывал Лютцев о неком «Перекрёстке». Необъятном, сказочном городе, в котором перемешались различные культуры и эпохи. Чудней были только населявшие её: эльфы, гномы, орки и прочие сказочные народы. Евгений рисовал перед нами невероятные картины происходившего там. К сожалению, не думаю, что кто-то поверил его рассказу.
Кроме меня. Было в его истории что-то убедительное. Лютцев не придумывал на ходу: он описывал то, что видел своими глазами. Даже карту этого места на песке набросал. Если это и была придумка, то фантазия у него работала что надо.
***
На исходе второй недели я отправился лично осмотреть пещеры на востоке. По моим расчётам солнечным панелям оставалась неделя работы, едва ли больше. Капсулы на своих аккумуляторах протянут ещё одну неделю, может две. После этого у нас останутся считанные часы до смерти.
Смысла покидать лагерь раньше не было — если нас ищут, то найдут в первую очередь по капсулам. Но и оставаться до последнего издыхания не имело смысла. Я не знал, что хочу найти в пещерах. Воду? Постройки рабочих? Следы предтеч? Скорее всего, просто надежду.
Я с парой добровольцев выдвинулся с последними лучами солнца. Все в потрёпанной, запыленной синей форме, словно сошедшие с абсурдной картины «моряки в пустыне». Прошедшие дни научили нас простой истине — как бы ни было жарко, одежду лучше не снимать. Здешнее солнце не давало красивого загара, оно оставляло болезненные, очень долго проходящие ожоги.
Шли мы долго, и лишь когда на горизонте замаячил рассвет, один из разведчиков указал мне на коричневые скалы вдалеке:
— Капитан, вон они!
Я кивнул и внимательно осмотрел их с помощью бинокля. Ничего примечательного — просто груда камней, чуть более высокая, чем остальные.
Солнце уже поднималось, когда мы добрались до пещер. Ещё одной причиной, почему я решил осмотреть их, а не двинуться на юг или запад, было то, что в первый раз у разведчиков при себе не было никакого снаряжения. Даже фонарь был всего один. Поэтому в тот раз всё закончилось лишь поверхностным осмотром.
Теперь же мы подготовились куда лучше. Фонари, верёвки, запас еды и воды на случай, если придётся задержаться, пара лазерных резаков на случай обвала. Я взял с собой, сам не знаю зачем, пистолет. Думаю, скорее из-за страха, чем из реальной необходимости.
Умелыми спелеологами это нас не сделало, поэтому продвигались мы медленно и неуклюже, постоянно цепляясь за выступы, спотыкаясь; о количестве ударов головой о потолок я лучше промолчу.
Пещеры оказались куда более разветвлённые, чем я думал. Когда я услышал о них, мне представилась пещера на пару метров, а тут была целая, весьма запутанная система.
Первое зеленоватое пятно я просто пропустил, посчитав его недостойной моего внимания кляксой. Вторую такую я одарил поверхностным взглядом человека, свысока смотрящего на мхи и лишайники. На третью обратили внимание и мои спутники.
Не сразу мы поняли, что, в общем-то, по пути занимались тем же самым — ставили краской крестики на стенах, обозначая наш маршрут. А эти зеленоватые пятна оставили те, кто блуждал в поисках воды до нас.
Их мы нашли достаточно скоро. Десяток высушенных до состояния мумий гуманоидов с очень характерным выступом на черепе. Ма’Феранцы, погибшие очень-очень давно, наверное, лет тридцать назад. Рядом с телами лежали какие-то простейшие пожитки и убитое временем оборудование неясного предназначения.
Стены вокруг тел были покрыты их письменами. Среди нас никто языка моллюсков не знал, но, думаю, это были имена тех, кто здесь погиб.
Мы молча осмотрели их последнее пристанище и пошли обратно. Шли медленно и понуро. Только что нам открылась наша судьба: моллюски тоже пришли сюда в поисках спасения…
***
Обратно мы планировали двинуться с наступлением темноты. Пока остальные укладывались на отдых, я вышел ко входу в пещеру и сел поразмышлять.
Я не знал, что делать дальше. Вернуться, отдохнуть день и пойти на юг? Но там только песок, разведчики дважды пытались найти там что-то, но оба раза возвращались, исчерпав силы и не найдя себе укрытие на день. То же самое и со всех остальных сторон. Песок, жара — днём, ночью — холод и смерть, висевшая в воздухе.
Неожиданно послышался треск помех — ожила рация, которую я по привычке всюду носил с собой:
— Квадрат… пхххххх… дальше…
Я как ошпаренный подхватился и принялся просто орать в рацию:
— Капитан Генри Чейдвик, приём! Ответьте!
Разбуженные моими криками разведчики подхватились ко мне. У одного из них при себе так же имелась рация и мы, покрутив настройки, сумели найти тот же канал. В отличие от других он передавал сигнал — пускай и помехи. Это были самые радостные фоновые шумы, которые мы только слышали!
Решив, что пещеры блокируют связь, мы решили забраться повыше. Уставшие, под палящим солнцем, мы так ползли по этим скалам, будто каждый был заядлым альпинистом. Впрочем, на грани смерти, услышав о возможном спасении, кем только не станешь в самые сжатые сроки.
Рация оживала ещё пару раз, передавая малопонятные сообщения. Нас переговаривающиеся явно не слышали. Взобравшись на самую высокую из доступных скал, я с замиранием сердца повторил попытку связи:
— Приём! Меня слышно?
Следующие несколько секунд были самыми длинными в моей жизни. Затем рация ожила:
— Приём, назовите себя!
— Капитан Генри Чейдвик, КЗС «Небула». Мы потерпели крушение, со мной ещё тридцать четыре члена экипажа!
— Принято! Ждите!
В этот раз ожидание продлилось несколько дольше. Наконец, из рации полились сначала восторженные ругательства, а затем смутно знакомый голос:
–Чейдвик, это вы? Живой! Поверить не могу! Мы отправили к вам шаттл! Вы все там?
— Нет, остальные в паре километров западнее, ориентир озеро…
Из рации послышался звук, будто кто-то хорошенько приложился рукой по столу:
— Ну, конечно! Ну вы и выбрали себе местечко для посадки! Ждите, Карамзин, отбой…
Услышав фамилию говорившего, я понял, почему голос был мне знаком. Под началом этого человека тогда ещё лейтенант Чейдвик служил целых пять лет!
***
Дальнейшее до боли напоминает сценку из какого-нибудь фильма про спасение выживших после катастрофы. Наверное, потому что мы были выжившими и нас спасли.
Вначале шаттл прилетел за нами. Встретивший нас медик с улыбкой указал на наши скудные припасы и пояснил, что со своим нельзя.
Пока моих напарников внимательно осматривали на предмет того, всё ли в порядке с людьми, пробывшими несколько недель в пустыне, я, буквально на пальцах, пытался объяснить пилоту по карте, где наш лагерь.
Как мне объяснили, озеро, что было возле нашего местонахождения, самым надёжнейшим образом скрывало нас от всей электроники. Корабль Карамзина был на орбите уже неделю, безустанно прочёсывая местность всеми возможными способами… За исключением злополучного озера и его окрестностей. Никто в здравом уме и предположить не мог, что мы сядем в месте, где не работает связь.
По пути к нам присоединилась ещё пара шаттлов. Лагерь встретил спасателей криками радости и овациями. Я выглянул на секунду, показать, что я тоже тут и скрылся внутри шаттла.
Этого хватило, крики резко сменились на «слава капитану Чейдвику». Морщась, как от зубной боли, я поудобнее уселся в кресло, собираясь отдохнуть, но, отмахиваясь от медиков, заглянул Лютцев, потревожив мой покой.
— Я так понимаю, капитан, вы по-своему решили истолковать фразу «найду воду»? — с ухмылкой спросил он. — Кому мы обязаны нашим спасением?
— Капитану Карамзину.
Лютцев, на секунду поменяв выражение лица, на удивление сказал:
— Занятно, — он немного помолчал и спросил. — Так что по поводу моего трибунала?
Его сухое, опалённое местным солнцем лицо вновь не выражало никаких эмоций, но я прямо-таки физически ощутил всю глубину издевки.
— Лейтенант Лютцев! Пойдите вон или правосудие свершится прямо здесь!
***
Спустя пару часов шаттлы доставили нас на крейсер Циолковский, круживший на орбите.
Тут меня ждала ещё одна неожиданная встреча. Среди прочих приветствующих отдельно стояла группка людей в новенькой, чистенькой форме. Всего семеро, каждый при полном параде. Впереди — Лейтенант Фаррел с рукой на перевязи.
— Задержались вы, капитан! — заявил он, явно очень довольный своей штукой.
Я радостно пожал ему здоровую руку и выразительно посмотрел на выживших. Фаррел стушевался и гораздо тише объяснил:
— Кереньев и ещё двое до сих пор в лазарете. Пятерых мы потеряли.
— А мичман Громмар где?
Фаррел выпучил глаза, а затем недовольно посмотрел куда-то мне за спину. Обернувшись, я увидел там отведшего глаза Лютцева.
— Он скончался через несколько часов после того, как вас оглушили. Не выдержало сердце, — объяснил Джек.
Он хотел что-то добавить, но его прервал вышедший вперёд капитан Ярослав Карамзин. Высокий, подтянутый, черноволосый мужчина с парой тёмных глубоко посаженных глаз. На первый взгляд очень манерный, наверное, даже аристократичный.
Поприветствовав меня с полным официозом, он жестом пригласил идти за ним. Как прослуживший под его началом пять лет, я знал, что на самом деле существовало два Карамзина. Один был манерным, немного чопорным аристократом родом с Земли — таким он зачастую представал на публике. Другой же Карамзин, как говорится, был «своим в доску», но только для близкого круга знакомых. Который из них был настоящим, боюсь, не знал даже он сам.
Такая «двуличность» очень помогала ему на профессиональном поприще. В отличие от меня, простого капитана, Карамзин служил в разведке. Она считалась элитой флота: лучшие корабли, опытные экипажи, меньшая степень контроля со стороны начальства. А также немалый риск погибнуть очень далеко.
— Мы нашли останки твоего корабля с неделю назад, — по пути сообщил Карамзин. — Всё благодаря аварийному сигналу. Твой первый лейтенант — герой, если решился на такой поступок.
— Да, — согласился я, — надо отразить это в рапорте.
— Я не про рапорт говорю, — покачал головой Карамзин. — Решиться на такое? Ему повезло, что не расплавил себе мозги.
Мне оставалось лишь промолчать. Разведчик одарил меня непонимающим взглядом и жестом пригласил к себе в каюту.
В отличие от своего хозяина — аристократичного, очень манерного — каюта была пустой и невзрачной. Простая кровать, пара шкафов, тумба да стол с компьютером. Словом, стандартный комплект.
Загадки тут никакой не было. Капитаны обставляли каюты на своё жалование. Карамзин же этим не занимался, обходясь тем, что было. Он вообще был ярым противником той привилегированной жизни, что вели многие капитаны по сравнению с полуголодными матросами. Единственная вольность, которую Ярослав себе позволял, так это есть не в общей столовой. Да и то, только потому, что питался едва ли не хуже своих подчинённых. Что же до жалования, то он практически целиком отдавал его в различные ветеранские организации.
— А теперь, капитан, я хочу знать во всех подробностях ваше последнее задание, — сказал Карамзин, позволив мне усесться на неудобном стуле.
Я рассказал ему всё без утайки. Про тайный груз биологического оружия, про «случайную» гибель Сиро Ииси, как я всё это провернул. Карамзин выслушал меня спокойно, не перебивая. Лишь в конце попросил уточнить дату отбытия с Лапуты-13. Услышав её, разведчик грустно, как будто жалостливо, улыбнулся и сказал:
— На следующий день после того, как вы покинули Солнечную систему, вас объявили предателем, а мне прислали приказ на ваши поиски. С пометкой «живым или мёртвым». Именно поэтому я оказался здесь так быстро.
Я остолбенел от услышанного. Карамзин же, смягчив выражение лица, добавил:
— Слишком долго прослужив с вами, Чейдвик, — сказал он, вставая, — я не верю в эти обвинения. Тем не менее, приказ есть приказ. Мы направляемся на планету Эдем. Пока вы на моём корабле, чувствуйте себя как гость. Но там вас ждёт… — он тяжело вздохнул, — военный трибунал.
========== Два одиночества ==========
2210 г. КЗС «Циолковский»
Обвинение в измене чем-то удивительным не стало. Меня втянули в политические игры и на иной исход рассчитывать не приходилось. Судя по всему, тот, кто замыслил всю эту операцию с биологическим оружием, с самого начала так и планировал поступить. Успешной была бы миссия или нет, от капитана Чейдвика нужно было избавиться — он слишком много знал. А обвинение в предательстве — один из самых простых способов.
Поднять моё личное дело (если это не сделали заранее), найти пару чёрных пятен, внимательно проверить мои последние отчёты, обнаружить там какие-то неточности — вот обвинение и готово. Там присыпать лжи, тут добавить пару липовых свидетелей, и моя судьба предрешена.
Адмиралтейство в таких делах максимально дистанцировалось, отдавая весь судебный процесс гражданским властям. Лучше потерять одного капитана, чем начать долгие судебные дрязги, в которые постепенно окажется втянутым весь флот — так считало моё начальство. До сих пор.
Тот факт, что на суд меня везли в условиях практически полной свободы, на одном из самых совершенных кораблей Земного Содружества под опекой весьма выдающегося капитана, говорил о многом. Что-то происходило и мне предстояло оказаться в самом эпицентре.
Капитан Карамзин, завершив наше спасение, взял курс на планету Эдем — ни много ни мало оперативный центр космического флота и по совместительству столица Внутреннего сектора.
***
Административно Земное Содружество делилось на пять секторов: Внутренний, Южный (он же Фронтир), Центральный, Западный и Восточный. «На бумаге» существовал и шестой сектор со столицей в Новом Каире. Из-за оккупации оного, туда входило ровно ноль планет или других космических объектов, поэтому им можно пренебречь.
Эдем, как выше уже писалось, не просто столица сектора, что само по себе значило очень многое, но ещё и крупнейшая, за пределами Солнечной системы, база космического флота. Это единственная колония, располагавшая на орбите крупной космической верфью. Не чета лунным, но всё равно внушительно.