Выдрали морковь и мою смородину.
За оврагом уже под утро нашли следы от шин. В овраге обнаружили морковь и смородину. Две машины приезжали.
Стали в ночное ходить. Пока не появляются. Улиткин говорит, что они видят, что мы стали охранять лагерь, вот и не показываются, но это до поры до времени.
Народ собирается искать другое место. Я один против, ведь в другом месте всё может повториться. Но и что делать, не очень представляю. Ружья есть, два. Капканы - на зайца. Правда, пользовались только один раз. Младшая у Быстровых, как увидела зайца в капкане, так ревела всю ночь. А Шурыгин у нас охотник заядлый. Но капканы эти, ружья... Пальнуть в небо, попугать, а дальше этого ни один нормальный чел и заглядывать не будет. Так что придётся искать другое место, народ прав. А сам время тяну. Успеть бы адрес получить, но будто в каменную стену упираются все наши запросы. Бабуля дала адрес того мужика, который у неё иногда на закаты приезжает любоваться, написал ему, рассказал про Саню.
Смородину опять посадил.
Четвёртое сентября.
Сегодня мы с Шурыгиным и Улиткиным в лагере остались. Остальные рванули по делам в город. Быстровы - выяснять, почему у них виртуальный первый класс не подключился. Ира с Никой - с ними за компанию, с документами и за кое-какой едой, фрукты по доставке, например, из того магазина, который нам нравится, в наши места не везут. И Наум с ними поехал, за книгой какой-то.
Но это всё ерунда. До обеда я и Шурыгин работали. Костя крыльцо Быстровым доделывал. Здорово у него получается с деревом возиться, ладно всё подгонит, соберёт. Мы у него спрашивать ходим, что да как лучше сделать. Вот и крыльцо они с Игорем начали строить. Потом Игорь цепляться начал, к мелочам всяким. Надоело ему, похоже. Улиткин психанул и послал Игоряна подальше, буркнул:
- Да пошёл ты. Портишь ведь. Не видишь, придурок? Сам сделаю.
Тот чуток обиделся, дёрнулся, а Улиткин ему в нос доску суёт. Что уж тот сделать мог не так, не знаю. Но Быстрый вдруг рассмеялся и говорит:
- Тих-тих, я понял. С меня удочка, короче, та, которая тебе понравилась.
Улиткин тогда прямо расцвёл от удовольствия, и возится с крыльцом уже третий день, хоть, думаю, он и так бы возился. Но видно, что человеку приятно. Вот и сейчас он там что-то подтёсывал, козырёк выравнивал. А я его в окно видел.
Тут я отвлёкся, потом смотрю, он уже за забором, к перелеску идёт с топором, чёрт его дёрнул и ведь не сказал ничего. Да ну кто бы сказал, не девчонки мы, в самом деле, по каждому поводу звать с собой в лес сходить.
Я поляну глазами окинул. Вижу - со стороны оврага трое идут наперерез Улиткину. Он пока не видел, похоже. Будто караулили.
- Смотри, - говорю Шурыгину.
А тот уже с ружьём у меня за плечом.
Мы рысью к забору. А чужаки ноль внимания на нас. Наконец Костя их услышал, обернулся. Дубину какую-то - не больше, не меньше, а деревце выше меня ростом, сухостоину, - лихо так выломал. И на чужаков. Шихнул перед ними деревом-то - парни остановились. В масках, да. Лев, лиса и гиена, что ли. Не разобрать. Шурыгин ружьём потряс, в воздух пальнул. Чужаки остановились. Перекинулись парой слов. Ну, думаю, сейчас вперёд попрут, ну не поверят ведь они в самом деле, что сеятель этот в бандане в них стрелять будет... Но они в бегство пустились. Так и бежали, не останавливаясь на переговоры и белые флаги, пока не скрылись за черёмуховыми зарослями.
Вечером, когда вернулись наши из города, все собрались у Быстровых. Вера расстроено молчала, Ира взялась свою флейту зачем-то перекладывать. Заговорила Ника.
- Были мы в администрации. Нам сказали, что земли здесь являются частным владением корпорации "Северо-Запад".
И замолчала. Вера кивнула сама себе.
- Придётся уезжать, - говорит обречённо так. - Лучше до зимы с местом определиться, и Пете учиться надо.
- Виртуальному классу нет разницы, где Петька, - хмуро сказал Быстров.
- Да сорваться недолго, - махнул рукой Шурыгин.
- Жалко, - коротко высказался Наум. - Здесь уже кое-какие позиции завоёваны, - с усмешкой кинул он на нас взгляд поверх очков.
- Только одного не пойму, - сказал я, - зачем тогда эта возня с выдиранием кустов? Кто-нибудь понимает? Я нет.
Мы глубокомысленно помолчали. А Ника задумчиво сказала:
- Там вообще так получилось. Сказать-то нам сказали, но ни карты, ни документов не дали, когда мы попросили посмотреть этот район, куда можно поблизости переехать.
- Да скупают всё, наверное, понемногу, всё, что осталось, - хмуро сказал Улиткин, - а пацанов рассылают для острастки, чтобы, такие как мы, не успели адрес получить, меньше возни с документами и откупами ведь. Слышал я, под Ивановском так было. Там земли свободной совсем не осталось. Она есть, но пустая стоит.
- Может, так и есть.
- Я документы на повторное рассмотрение включила, как договорились, причиной опять указала диагноз Сани, - сказала Ника. - Но вряд ли это поможет. Тут Наум предложил подать заявку на охрану в МЧС.
- В МЧС? - мы все повернулись к Науму.
- Если они дадут адрес, - сказал Семён, - а собственности на землю ещё на самом деле нет, то остаётся надежда успеть вперёд "Северо-Запада".
- Так заявку в МЧС надо подавать, чего тянуть?! - рявкнул Улиткин.
- Уже подали, - сказала Ника.
И Улиткин стих, разулыбался, я же говорю - он как зомби на мою Нику смотрит, вот и теперь он на неё также смотрел. А она была как солнышко - волосы русые, пушистые, облаком на солнце светились. Ника рассмеялась. И Улиткин совсем расцвёл. Убил бы этого зомби.
Восьмое сентября. 2080.
Саня опять начал рисовать. Хорошо, что взял его рюкзак, отцов ещё, в командировки он с ним ездил. Там запас бумаги, мелков пастельных и карандашей. Любит брат эти мелки свои, рисунки получаются у него прозрачные какие-то, светлые. Больше года уже как забросил это дело, а тут опять попросил. Рисует, пока не показывает.
Я почему-то каждый вечер стал уходить к реке. Солнце садится, а я на реку. Там есть камень. Плеск воды, шелест травы, высокой прибрежной. Шарик говорит - камыши. Даже название шелестящее какое-то. Жду, когда птица запоёт. Маленькая серенькая, кое-как разглядел её в кустах. Заливается так, что становится не по себе. Что там внутри такое, что так петь можно. И вот ведь механизм какой, попробуй сделать - настоящее не получится. В городе никогда не слышал. Птица в июле ещё пела, сейчас тихо. Осень. Но придёт весна, и может, она опять прилетит...
Дополнено вечером. Пока возвращался, увидел следы чужих шин, на опушке неподалёку от нас. Вышли, потоптались, походили. До самого забора следы.
Тринадцатое сентября. 2080.
Саня мой пошёл. Он и ходил раньше, ещё при маме. Потом, после её смерти, слёг, силёнок совсем не стало. А тут вдруг стоит у забора и в лес смотрит. Я далеко был, возле дома Быстровых, не сразу увидел. Так мне Олегыч махнул на него. Я рванул. Подхожу шагом уже. Стоит босиком, в носках, как в машине лежал, так и пошёл.
- Никак йети увидел, ведь даже не обулся? - говорю, смеюсь, схватить в охапку его охота.
Маленький, щуплый, лохматый, ну один в один - домовёнок, мультик старый-престарый вспомнился. А штаны коротки стали, это хорошо - растёт.
Саня улыбается:
- Хранитель приходил.
Я растерялся - ну какой хранитель... Разговор на что-то перевёл.
Но перед сном он мне опять про хранителя принялся говорить:
- Здорово, что он проснулся.
- Ты про что? - осторожно спрашиваю.
Тут он мне и рассказал, что увидел его ещё неделю назад. Сквозь паутину. После дождя.
- За окном паутина на кусте после дождя в капельках, капельки дождя переливаются. Я смотрел-смотрел и увидел его. Смотрит на меня, улыбается.
Мне это странным показалось, а потом подумал - что-то в этом есть. Необычным взглядом увидел. Редко ведь так смотришь.
- И какой он этот хранитель? - говорю.
А Саня мне рисунок подсовывает. На рисунке паутина и паутина. Капли бликуют, умеет Саня это своими мелками передать. Рисунок чёрно-белый. Начинаешь присматриваться, вдруг вырисовывается что-то, и вдруг теряешь суть, и опять всматриваешься. Ухватил я какой-то облик неясный, а глаза прямо хорошо разглядел. Какие не скажу, не сумею, но будто смеются, улыбаются, и такие они старые, будто тысячу веков вот так смеются и улыбаются. Ну да Саня он вообще мастер сказочные штуки рисовать.
- Добрый, кажется, - говорю.
- Да-а, - рассмеялся Сашка.
- А хранитель чего?
- Места этого.
- А что за место наше, чем оно так важно, что его хранить надо?
- Всем... цветами, травой... кузнечиками.
- Кузнечиками? А я ведь даже их и не слышу... Слышу, конечно, но будто так и надо. Жара, кузнечики, тишина. О! Кузнечики - часть этой тишины... Почему знаешь, что хранитель-то и почему он спал? Не полагается хранителю спать.
- Не знаю, - смеётся. - Бросили эти места люди. Вот наверное и спал...
Вот так, и не знаешь, что ответить. Но одно хорошо, похоже, не разговаривают они ещё с этим самым хранителем. И то ладно, а то кто же мне поверит, что Саня кого-то видит. Решат, что свихнулся мальчишка. А рисунки пусть рисует. Он всегда рисовал.
Двадцать второе сентября. 2080.
Заморозки уже стали привычными. Иней на траву ложится. Утрами тишина, сороки только трещат, эхо по лесу скачет. В палатке было бы холодно, да спасает печка походная. Второй дом привезём через неделю. Саня живёт у Быстровых, там теплее.
Картошку выкопали. Пятнадцать ведер! Бабуля сказала - маловато. Но мы горланили и орали как ненормальные, носились с мешками. Сушили. Заложили в погреб.
Одного не пойму. Следы колёсные вижу вокруг, чужие приезжают часто. Бабуля говорит, что они так просто не отстанут. А мы живём. Пока живём. Пока без происшествий.
Двадцать девятое сентября.
Привезли второй дом. Это наш с Саней и Никой. Олег пока с нами, и Улиткин Костя. А Ира - у Быстровых.
Место хорошее дому выбрали. Ровное. Одно окно на лес смотрит, другое - на реку.
Вечером все на пороге, на ступеньках, расселись. Холодно. Закат над рекой красивый, красным разлился по горизонту. Вдруг подумал, что стал замечать то, чего раньше не замечал.
- Ветер будет завтра, - сказал с видом знатока Олег. - Ладно, я спать. Ночью, может, встану, ещё поработаю.
Да, за третий дом надо выплачивать.