— Зачем вы спрашиваете, если не верите мне?
— А если я вам верю?
Девушка нахмурилась. Ее дух завораживал Уитлока. Ему даже стало совестно, что он поспешил назвать её несчастной.
— Я хочу увидеть ваше лицо.
Джаспера такое заявление озадачило. Девушка протянула руки.
— Можно ваше лицо?
Наконец Уитлок сообразил, что она имела в виду. Он приложил женские руки к своим щекам. Это тепло было таким пугающим, что он едва не отпрянул. Нежные руки прошлись по его скулам, украдкой коснулись его губ. Джаспер прикрыл глаза. На него нахлынула нежность. Опьяняющее чувство спокойствия.
Уитлоку хотелось, чтобы это длилось вечно. Но внезапно начавшийся дождь заставил девушку отпрянуть. Дверь распахнулась, и на крыше появилась Монро.
— Детка, ты промокнешь и простудишься.
Вообразивший себя кинодивой чудак тут же укрыл девушку пледом.
— Идем в тепло, — проговорил он, уводя девушку внутрь.
— Теперь я вас не забуду, — сказала девушка на прощанье.
========== Полнолуние ==========
Город погрузился во тьму. Тяжелые черные облака укрыли ясное небо. Хмурый прибрежный городок потопили дожди, которые шли круглые сутки. Небо словно оплакивало свою невысказанную боль. По крайней мере, ей хотелось в это верить. Девушке, что, закутавшись в красный плащ, бродила по безлюдным тротуарам. В такое время это было ее любимое занятие.
Наблюдая за людьми, которые спешили в свои уютные гнездышки, она представляла себя одной из них. Иногда она представляла себя медсестрой, что после трудового дня бежала домой. Представляла, как, ворвавшись, целует своих маленьких деток. Или же она — молодая студентка, которая припозднилась в городской библиотеке. Кем-то, кем она могла быть, если бы была живой. Она и человеком-то не была. Странное существо, чье появление на свет противоречит здравому смыслу, она была своеобразным кораблём-призраком, что время от времени причаливал в таких маленьких неприметных городах.
Ей нравился дождь. Он был ее единственным, кому она доверяла свои слезы. Девушка не боялась ни темноты, ни холода. Не боялась всяких странных прохожих, которые не внушали доверия, пошлое улюлюканье пьяных мужчин. Она не боялась ничего, кроме одиночества. За столько лет оно почти душило ее в своих объятиях. Человек боится смерти. Но для нее смерть была настолько желанна, насколько и недосягаема. Ее мир застыл, и лишь дождь приносил воображаемое обновление.
Обычно вода притупляла запахи. Замершая в воздухе сырость помогала не слышать опостылевший вкус крови. Однако на этот раз девушку потревожил зов. За всю свою жизнь она ни разу не соблазнялась зовом крови. Мысль, что она может питаться ею, отвращала от самой себя. Но это то, с чем ей пришлось смириться, признать, что хоть и наполовину, но она является вампиром.
Это был мужчина. Быстрые и легкие шаги говорили о его молодости. Аромат крови становился гуще. Звук сердечного ритма становился все громче и навязчивее. У девушки пересохло во рту. Неосознанно она приложила руку к груди, как если бы ее собственное сердце еще билось. Так же быстро, громко. Это согрело бы ее кровь.
Смертный принц. Так она назвала его. Это был он, человек, которого она искала всю свою жизнь. Мужчина, встречу с которым представляла в своих мечтах. В моменты особого отчаяния она утешала себя мыслью, что однажды кто-то выйдет ей навстречу.
Первое, что она увидела, были его глаза. Карий взгляд, казалось, на мгновение сумел оживить ее сердце. Широкие плечи и высокий рост внушали угрозу. Однако именно Она была тем существом, что могла его погубить.
Разум твердил ей, что одной встречи достаточно для счастья. Она понимала, что они никогда не смогут быть вместе, даже если его взгляд разжигает ее кровь, даже если его голос самый красивый из всех, что она слышала, даже если рядом с ним все, что она хочет в этой жизни, лишь он. Этот парень был слишком хорош, для мира в котором она увязла.
Но разве можно было отказаться от того единственного, что вновь дает почувствовать жизнь? Она не смогла.
В первый раз ей было так страшно. Под покровом ночи возле двери она ужасно нервничала. Он был вправе не открывать дверь, должен был прогнать ее. Однако и этого не случилось.
Его студия стала ее домом. Там, среди разноцветной палитры красок, она чувствовала себя счастливой. В тишине она наблюдала за тем, как он рисует. Все было довольно странно. Их вечера проходили без слов. Пока мужчина рисовал, она думала о его руках. О том, что она не рассмотрела под одеждой, какие они у него красивые. Что тогда минуты было мало, чтобы увидеть его улыбку.
Она приходила к нему каждую ночь. Ей казалось, что со временем ее тяга к этому мужчине пройдет. И она исчезнет, оставит его мир нетронутым, неоскверненным ее проклятием.
Ей нельзя было этого делать — мешать миры и надеяться, что за это не придется платить. И все же он был ее жаждой. Искушением, с которым она никогда еще не сталкивалась.
— Я Розали, — сказала она в один из вечеров.
— Розали, — повторил он вслед за ней.
Из его уст ее имя звучало по-другому. Красиво. До этого лишь один человек обращался к ней по имени. И это было очень обыденно. Она не знала, что ей захочется, чтоб вновь и вновь проговаривали ее имя.
Затем ей и этого стало недостаточно. Он смотрел на нее будто…
Розали не знала, как это назвать. Но никто не смотрел на нее так. Так, чтобы она почувствовала свое сердце. В какой-то момент она не выдержала.
— Не смотри на меня так! — выкрикнула она, признавая свое бессилие.
Парень улыбнулся. Он знал, о чем она. Понимал ее, но не отвел глаза. То, что было между ними, опьяняло их. И Эмметт не собирался с этим бороться. Девушка встала и вмиг преодолела то невинное расстояние, что разделяло их.
— Не смотри на меня так, если не хочешь ко мне прикоснуться, — ее голос — единственным, что развеяло эту тишину. — Поцелуй меня, — тихо попросила она.
Все ее тело дрожало. Подумать только, она и не знала, что такое возможно. О поцелуях Розали знала лишь понаслышке. Но, наблюдая за движением его губ, она не могла не думать, каковы они на вкус.
Розали нависла над ним. Она уже не могла повернуть назад. Девушка не знала ничего о смерти, но ей казалось, что она вот-вот умрет. Ожидание было таким томительным, что она практически чувствовала боль. Парень молчаливо наблюдал. Лишь его глаза говорили о том, как сильно он взволнован.
— Целуй меня, ласкай меня, — попросила она.
Она плохо представляла, о чем просит. Розали никогда не чувствовала близости с людьми. Люди инстинктивно боялись ее, а она осознанно избегала их. Что-то произошло, когда она встретила Эмметта. Замкнуло провода, или земля остановилась. Может, все звезды на мгновение погасли. Вот почему их встреча случилась.
В какой-то момент ее терпение лопнуло. Наваждение сменилось паникой. Страх, что этого поцелуя не случится, заставил ее отступить. Заставил оглянуться назад. Осознание того, насколько они разные, было отрезвляющим.
Но Эмметт словно пробудился. Его рука рывком коснулась ее волос. Нисколько не церемонясь, он потянул девушку к себе и впился в ее холодные губы.
Это она знала, что они холодные. Всегда были такими, но не для него. Его руки запутались в ее волосах. Навсегда закрывая перед ней пути к отступлению.
***
— Брэд, пожалуйста, — проговорила ее мачеха, — Синтия осталась с няней. Ты же знаешь, она ее не очень любит. Не хочу, чтобы наша малышка плакала.
«Наша малышка,» — ее мачеха так частенько говорила о своей дочери. А вот к ней, к Элис, она никогда не обращалась ласково. Даже говорила падчерице «она». Не называла ее «ребенком», «дочкой», только «она». Словно у Элис не было имени, словно у нее не было права быть ребенком, будто желая вычеркнуть ее из памяти их семьи.
Но несмотря ни на что Синтию, свою сводную сестренку, Элис любила. Та была красавицей. Наверное. Ну, по крайней мере, их няня Ингрид всегда говорила о том, что Элис и Синтия — самые красивые девочки в городе. Еще Элис нравилось слушать, как Синтия лепетала свои первые слова.
— Поцелуйте Синтию и за меня, — робко попросила Элис.
Ей ничего не ответили.
— Я подожду в машине, — кинула женщина, — пожалуйста, не задерживайся.
Цоканье каблуков предупредило девушку, что мачеха ушла. Она не произнесла ни слова на прощание. Это расстроило Элис. Эта женщина ей нравилась. Она красиво пела и вкусно пахла. Конечно, совсем не как мама — ванилью и специями, а духами. Девочка забыла названия, но знала что они жутко модные. Их рекламируют на каждом шагу.
— Она думает, что это сделала я? — спросила девочка.
На прошлой неделе она сказала мачехе, что сестра упадет с лестницы. К несчастью, так и случилось.
— Папа, я не трогала Синтию.
— А зачем тогда ты сказала, что она сломает ногу?
— Я слышала это, папа. Слышала, как мистер Джефферсон это скажет.
Мужчина миролюбиво положил руки ей на плечи.
— Тебе здесь помогут, малышка.
— Но я хочу жить с вами, папа. Почему мне нельзя жить с вами?
— Милая, тебе пока нельзя домой. Ты должна получить лечение. Но мы будем приезжать. На Рождество ты вернешься домой, и мы поговорим об этом.
Элис покачала головой.
— Папа, не оставляй меня здесь, пожалуйста.
— Пока, золотце, — отец поцеловал ее в макушку.
Девочка попыталась ухватиться за отца, но мужчина быстро отстранился и зашагал прочь. Она слышала его удаляющиеся шаги, их ринулась за ним, но чья-то рука схватила ее за плечи.
— Добро пожаловать, милая, — произнес тихий женский голос.
Но девочка не хотела слушать.
— Папа! — крикнула она. — Папа! — никто ей не ответил. — Папа!
Элис проснулась в слезах. Ей часто снилась ее последняя встреча с отцом. То, как он обещал приехать на Рождество и не приехал. Отправил открытку с извинениями. Что-то случилось, и он не смог за ней приехать. На следующий год были новые оправдания. В конце концов все их общение состояло из его открыток и чеков, которые оплачивали ее место в этих клиниках.
За стенкой ее соседка Мэрилин завывала грустную балладу о любви.
— Мэрилин, пожалуйста, только не эту песню, — пробормотала она с мольбой. — Только не эту песню.
Но та не услышала. Девушка зажала руками уши, чтобы не слышать эту песню. Она была предвестником многих плохих вещей. Тяжёлого дыхания над ухом. Липких грубых прикосновений. И криков. Она жила достаточно долго в больничных палатах, чтобы понять, как действует луна на людей, как их страхи обостряются, и что такие ночи самые трудные для всех обитателей.
Но сегодня была особая ночь. Ночь, о которой она твердила вот уже неделю. Сегодня сбудется то, что она слышала во сне — мольбы ее друга о помощи и то, что помощи он не дозовется. В ее голове звучал грустный голос Уитана. Он утешал ее всвязи со смертью Эмметта. До этой ночи она только слышала все это. До этого она только знала, что это может случиться. Все казалось таким далеким, что девушка все же надеялась, что на этот раз она ошиблась. Она готова была признать себя сумасшедшей с буйной фантазией, если это спасет ее другу жизнь. Но с этой песней пришло осознание того, что все неминуемое уже близко. Что возможно к Эмметту уже нагрянули гости.
Тяжелая дверь с лязгом открылась, и девушка сжалась в комок. Этот посетитель разрушил ее надежды на то, что все, что она слышала в видениях, могло быть ошибкой. Это была именно та ночь, когда за Эмметтом придут.
— Привет, моя крошка, — выдал ее гость.
Это был мужчина. Элис не могла увидеть его лица, но всегда узнавала, когда он был рядом. По запаху дешевых сигарет, тяжелым шагам и голосу. Но он считал ее безмозглой игрушкой. Считал ее легкой добычей. Чувствовал себя неуловимым, поскольку обвинения слепой девушки всегда можно оспорить. А обвинения слепой девушки, сменившей порядка десяти психиатрических клиник, может и вовсе обратить в абсурд.
Девушка прижалась ближе к стене, как если бы та могла защитить от него. Она знала, что не сможет сбежать. Что сейчас она в его власти, и все же какая-то ее часть все еще надеялась на чудо. На спасение от того унижения и боли, что она испытывает, когда он прикасается к ней.
Мясистая, тяжелая ладонь схватила ее за ногу. Он притянул девушку поближе к себе.
— Ну, ты соскучилась, — пробасил он, — куколка.
Он был похож на настоящего борова. Элис не нужны были глаза, чтобы догадаться, что в нем сто с лишним килограммов чистого жира. Его тяжелое дыхание говорило о том, что его мучает одышка. От него постоянно несло потом. Элис казалось, что в один день он просто раздавит ее своим телом.
— Нет, пожалуйста, нет, — девушка пыталась отбиться, но мужчина лишь хмыкнул.
Эти ее мольбы, никогда на него не действовали.
— Нет, — промолвила она тверже, впиваясь ногтями в его руку. За что получила пощечину. Такую сильную, что ее голова ударилась о металлические прутья больничной койки.
Из глаз Элис покатились слезы. Ее злило, что она настолько слабая, что даже не умеет как следует ответить этому мерзавцу.
Обычно на этом ее попытки вырваться заканчивались. Однако сегодня она думала не только о себе. Впервые ей хотелось прервать череду этих проклятых пророчеств. Встреча с Эмметтом изменила ее. Он не считал ее безумной. И она знала, что он тоже им не является. И все же они были здесь. Исключение, случившееся дважды, уже перестает быть исключением.
Раньше у Элис не было друга, на которого она могла положиться, и мир вне больничных стен пугал ее. Но Эмметт давал ей уверенность, что она больше не одна. От того и мысль вырваться из этого места стала невыносимо соблазнительной. Ей бы больше не пришлось делить небо с кучей скучных больничных правил.
Холодная сталь увесистых ключей, которые царапали ее бедро, напомнила ей о дверях. О тех, что отделяют ее от свободы. Она потянулась к его ремню.
— Да, детка, — хмыкнул мужчина, одобряя ее заинтересованность его брюками. — Расстегни ширинку, возьми его в руки.