И еще одно разочарование – обе сестры вышли замуж и уехали из Кандалы. Одна под Петербург, а другая на юг.
Варламов побрел по указанному адресу, но нашел в квартире только постаревшую Марьяну.
– Отец на рыбалке, – заявила она, неприязненно оглядывая Варламова. – Завтра вернется, хотел тебя повидать.
Она предложила чаю, но Варламов отказался. Вышел под мелкий дождик и огляделся. Все знакомо: пятиэтажки, невысокие рябины вдоль улицы, сопки с большими пятнами снега. Он не испытывал радости, все скучно и серо. Надо переговорить с Семеном – есть ли возможности для канадского бизнеса в Кандале? – а завтра встретиться с отцом и ехать дальше. «Ровер» придется погрузить на платформу струнной дороги.
Семен не был занят и принял Варламова. Кабинет не изменился, кроме того, что появился портрет президента Московской автономии. Лысый череп, морщинистое лицо, пронзительные глаза. Похоже, влияние Московии на Карельскую автономию за последние годы усилилось.
Братец за эти годы заматерел: лицо стало почти квадратным, а серые глаза водянисто-холодными. Он расспросил о жизни в Канаде (Варламов привычно полез в бумажник за фотографиями Кэти и Ивэна), немного рассказал о своей.
Градоначальнику в Кандале сейчас приходилось нелегко. С достройкой струнной дороги (долго тянули через Темную зону, выставляя опоры по полотну железной дороги) морской порт почти потерял значение. Остался только алюминий, разведение семги и обслуживание струнной дороги, так что половина населения города уехала в южные Автономии.
Похоже, особых возможностей для бизнеса не просматривалось.
Семен предложил переночевать у него, и Варламов после некоторых колебаний согласился: вряд ли еще побывает в родном доме. До конца рабочего дня оставалось много времени, так что сел в «ровер» и бесцельно поехал по знакомым улицам. Остановился напротив порта: вода синела по-прежнему, но крупных судов не было, только несколько сейнеров.
Поехал дальше.
Дорога пересекла реку, где между камней дотаивали льдины, и пошла в гору. Похоже, он машинально выбрал путь, по которому когда-то покинул Кандалу, а затем и Россию. Ну что же, вспомним былое…
Опять сосны, голубой простор моря, вот и перевал. Каменистые склоны поднимаются к языкам снега в ложбинах, вдали синеют сопки с тускло белыми верхами: там уже Темная зона. «Ровер» легко покатился вниз и вскоре достиг участка, где раньше была плохая дорога.
Тут поджидал сюрприз. Дорога в прекрасном состоянии, но дальше – «кирпич»! Скорее всего, военный аэродром еще в строю. Нет бы, повесили при выезде из города.
Варламов в замешательстве остановил машину и огляделся. Слева из леса выходила насыпь железной дороги, когда-то она вела в обход сопок к базе атомных подводных лодок. Поговаривали, что от дороги отходит ветка к странному месту: заброшенному руднику, куда в прошлую войну был нанесен ядерный удар. Однако те немногие, кто видел рудник, клялись, что постройки там остались целы и невредимы.
В прошлом Варламов несколько раз пытался разглядеть рудник с сопок вокруг Кандалы, но тщетно. А интересно, пройдет ли «ровер» по железнодорожному полотну? Его как раз пересекает разбитая лесовозная дорога…
Варламов свернул, «ровер» без труда взобрался на насыпь и бодро покатил по шпалам. Рельсы давно вывезли на металлолом, а мелкая поросль не была помехой.
Вернулось мальчишеское возбуждение: вот и поищет ответ на старую загадку! Чуть позже пришло отрезвление: а вдруг попадется разрушенный мост или другое препятствие? Ведь «роверу» не развернуться на узкой насыпи.
Но делать уже нечего. Долина между сопок постепенно расширилась, и через полчаса Варламов достиг разъезда. Тут рельсы сохранились, и «роверу» пришлось попрыгать через пути. К счастью, вездеходные качества были на высоте. Станционные здания оказались заброшены, а железная дорога здесь раздваивалась: левый путь уходил вдоль речки к мурманской магистрали, а правый…
Варламов озадаченно смотрел на дисплей навигатора. Виден разъезд и все детали рельефа – правая долина постепенно сужается, и ее все теснее обступают сопки, – но не показан ни рудник, ни железная дорога. Их словно нет! Настолько засекречены, что не нанесены на карту?..
Ну и ладно. Раз уж так далеко забрался…
Вдоль железнодорожного полотна вела заброшенная дорога. На нее нанесло песка, а временами пересекали ручьи, но для «ровера» это не было проблемой – и покрытые снегом сопки становились все ближе. Постепенно стало казаться, что он снова в поезде и едет с мамой к ледяному морю. Слегка закружилась голова…
Варламов вздергивает ее – это надо же, едва не заснул за рулем! Хорошо, что дорога широкая…
Затем он несколько раз моргает. Бесполезно… Словно холодные пальцы пробегают по спине. Варламов останавливает машину и, стиснув зубы, осматривается.
Только что была робкая северная весна. А теперь зима! Снег присыпал дорогу, снег укутал деревья белыми пеленами, снег курится из оврагов по склонам. Сопки высятся угрюмыми белыми горбами. Кажется, слышен далекий свист пурги.
Что случилось? Куда он заехал? Разве может так медлить зима?
И сумрачно кругом – то ли опускаются зимние сумерки, то ли заехал в Лимб.
По спине Варламова пробегает холодок. Он неуверенно трогает машину, хотя лучше бы развернуться и ехать обратно… А дорога-то хорошо накатана! По обочинам снежные валы, будто периодически проходит грейдер. Только вот дисплей пуст!
То есть карта на месте, но больше не сдвигается, показывая тот же разъезд и местность вокруг него. А зачем: стрелки, обозначающей положение «ровера», тоже нет. Словно спутники исчезли с орбит, или Варламов оказался на другой планете…
Как высоки здесь деревья, будто это все-таки Лимб! Заснеженные ели почти смыкаются над белой дорогой, словно туннель ведет в зачарованную страну.
Но вот он размыкается, а деревья заметно ниже. Похоже, тут старая гарь: из сугробов торчат обугленные стволы. Потом появляются темно-серые насыпи, словно отвалы горных выработок. Ну да, здесь же был рудник.
Поворот к речке, и тут из леса выныривает железная дорога – мост оказывается общим и для нее, и для автотрассы. Конечно, светофор не работает, «ровер» въезжает на мост, и становится жутковато: у моста нет сплошного покрытия, и сквозь металлические конструкции видно, как внизу несется темная вода с барашками пены.
За мостом машина съезжает на обычную дорогу, и над путаницей железнодорожных путей вырастают угрюмые фабричные здания. За путями низкий, почти вровень с рельсами, перрон. Небольшое здание вокзала прячется в тени фабричного корпуса, в окнах темно.
Варламов выворачивает руль, и бедный «ровер», прыгая козлом, выбирается на перрон. Струи поземки бегут по серому бетону. Варламов разворачивает машину, но медлит ехать обратно. Когда здесь в последний раз были люди?
Не глуша мотора, он выходит, и ледяной ветер обжигает лицо. На путях несколько вагонов, у вокзала автобус со спущенными шинами, а рядом статуя – фигура сидящего человека.
Что-то странное. Зачем поставили статую посереди перрона?..
Варламов делает несколько шагов. Голове и так холодно в легкой кепке, но теперь он чувствует, как темя будто стягивает морозом.
Что за сумасшедший изваял эту статую?
Воин в латах – железная юбка касается бетона – сидит, широко расставив ноги и уперев руки в колени. Наплечники делают фигуру почти квадратной. Из-под стального шлема смотрят узкие глаза, а углы рта опущены, словно в жестокой гримасе. На поясе – два меча.
Статуя японского самурая на заброшенном руднике Карельской автономии?!
Варламов ежится: воин смотрит так пристально, будто вот-вот заговорит. Боязливо протягивает руку, но, не осмелившись коснуться лица, дотрагивается до пальцев. Облегченно вздыхает – холодный металл.
Еще некоторое время глядит на статую – ветер завывает среди железных конструкций, снежинки холодно касаются лица. Потом поворачивается, чтобы идти к «роверу»…
И застывает на месте.
Человек стоит перед ним – в одном темном халате, несмотря на мороз. Лицо белое и вытянутое, и такая же белая рука лежит на рукояти меча. Глаза то ли прищурены, то ли слегка раскосые…
Опять самурай, только на этот раз как будто живой! Варламов судорожно вздыхает и пятится, пока не упирается спиной в ледяной металл статуи.
Раздается голос, будто скрежет железа по стеклу!
– Ты отступаешь, не открывая спину? Это благоразумно. Но я не вижу у тебя оружия, а это глупо.
Колени Варламова становятся ватными: действительно, оставил двустволку в «ровере».
– Кто ты? – сипло спрашивает он. – Хотя постой, я узнаю тебя…
– Мы встречались на другом континенте, – тонкие губы слегка кривятся. – Но не в этом мире, а в том, что вы иногда называете Тонким.
– Темный воин? – шепчет Варламов. – Но это был персонаж из виртуальной реальности…
– Пожалуй, тебе пора познакомиться с моим мечом, – следует насмешливый ответ. – Твоя шея почувствует, реально стальное лезвие или нет. Впрочем, не обязательно спешить, перед смертью люди бывают занятными собеседниками. Чего-нибудь выпьем для начала, здесь есть буфет.
Обходит Варламова, задев его ножнами меча, и идет к вокзалу.
Какой буфет? Тридцать лет прошло, как здесь кто-то обедал. Но делать нечего, и Варламов плетется следом.
Дверь со скрипом отворяется, внутри пыльно и сумрачно. К его удивлению, загорается тусклый желтый свет. Самурай берет со стойки два стакана и ставит на столик. Из-под полы халата достает фляжку.
– Позаимствовал тут у одного, – неопределенно говорит он. – Хотя жуткая дрянь. Садись!
Варламов садится на стул, сиденье ледяное.
– Выпьем за твою смерть, – поднимает стакан неожиданный собутыльник. – Согласись, она будет поэтичнее, чем в каком-то американском отеле. На твоей родине, под летящим снегом.
Шутник хренов. Варламов скрипит зубами, однако пьет, не хочется праздновать труса. От жидкости дерет горло, похоже на сырой спирт. И закуски нет.
Самурай пьет, медленно двигая кадыком. Ударить бы по нему ребром ладони, но видно, что другая рука на рукояти меча. Небось, того и ждет.
– Хотел спросить тебя, – собеседник ставит стакан. – Когда всё наконец закончится: поколотите друг друга, снова придет Распятый. Что дальше? Будете петь Ему осанну? Не слишком ли скучный конец?
– Не понимаю, – тупо говорит Варламов.
– Я про конец времен. – Глаза его недруга походят на перламутровые раковины с черными дырами зрачков. – До него осталось всего столетие или два, хотя ты не доживешь. Армагеддон и прочая библейская чепуха. Но многое действительно сбудется.
– Никогда не задумывался, – тоскливо отвечает Варламов. Голова слегка кружится от выпитого зелья, а тут еще этот бред.
– Так подумай, – насмешливо советует собеседник. – Пока есть чем.
Юмор висельника, хотя висельник-то скорее он. Что бы сказать этому липовому самураю? Что-нибудь из литературы этого сорта, благо почитывал такую после встречи с Морихеи.
Вот оно, о «Великом пределе»!
Варламов откашливается и говорит:
– Один японец писал, что события имеют в себе скрытую тенденцию к своей противоположности. Она особо проявляется, когда явление достигает своего апогея, Великого Предела. После этого обычно следует провал в противоположность. Так что, если настанет рай на Земле, то возможно, он каким-то образом обратится в ад. Или что-то подобное. Вы-то, наверное, увидите.
– Гм, – собутыльник ухмыляется. – Интересная мысль. Пожалуй, я дам тебе меч. Умрешь как воин.
Толку от этого…
Темный воин распрямляется гибко, как кобра… и тут же садится обратно.
– Ну вот, – говорит невесело. – Только хотел развлечься…
Легкий шелест в воздухе. Аромат роз или иных цветов – Варламов не помнит такого. Женщина вдруг оказывается за столом, и сердце приостанавливается, а потом начинает стучать с перебоями.
– Это опять Ты? – хрипло говорит он, пытаясь разглядеть лицо женщины, но оно словно скрыто жемчужной вуалью. Черные глаза мимолетно смотрят на Варламова, и он испытывает будто удар. Тотчас женщина отворачивается.
– Вы забыли про меня, мальчики, – голос колеблется серебряной струной, и легкая насмешка слышна в нем. – Особенно ты, Темный. Я не хочу тратить время, подбирая сотрудников взамен убитых тобой.
– У Тебя, и мало времени?
– Не имеет значения, Темный, – высокомерно отвечает незнакомка. – Кстати, когда ты не можешь орудовать мечом, то опускаешься до булавочных уколов.
Слышен скрежет – и не сразу понятно, что это скрип зубов.
– Пожалуй, я оставлю вас, – тот, кого назвали Темным, вскакивает со стула. – Приятного свидания!
– Еще одна шпилька, – тихо смеется гостья. – Как по-женски!
Дверь хлопает так, что едва не слетает с петель, и Варламов остается один на один с женщиной. Какое свидание, у него вот-вот остановится сердце! По всему телу выступает холодный пот.
– Ты пьешь с исчадиями ада, – укоризненно звучит голос, – но не со мной. Налей мне и себе.
Она кивает на фляжку, оставленную на столе.
Хотя рука Варламова дрожит, он кое-как разливает спирт. Поднимает свой стакан.
– Постой, – женщина касается его руки.
Будто электрический ток пронизывает тело. В тонкой белой руке оказывается небольшой кинжал и надрезает палец Варламова. Женщина больно стискивает его над стаканом, и туда падает капля крови. Слабая розовая муть…
Незнакомка берет этот стакан и подносит к губам.
– За тебя, – говорит она. – И за Джанет. Она сделала выбор. Точнее, сделает, но это неважно.
Варламов тоже пьет, и это не спирт: лучше вина он никогда не пил. Голова сразу идет кругом.
– До свидания, – слышит он, и еще некоторое время не может прийти в себя.
Наконец унылый свист ветра проникает в сознание, а цепенящий холод – в тело. В полутьме виден замусоренный пол, помещение пусто. Варламов с трудом встает на затекшие ноги и идет к двери.
«Ровер» на месте, двигатель работает. Варламов делает шаг к машине и…
Проваливается в глубокий снег.
«Ровера» нет, как нет железнодорожных путей и вокзала. Вокруг ели, а выше белеют склоны сопок. Ущелье впереди смутно знакомо. По скалам карабкаются деревья, одетые снегом. Сильно болит голова…
Что же с ним происходит?!
Какая-то хижина среди елей, над ней дымок. Охотники или рыбаки? Варламов пробирается по колено в снегу и дергает дверь…
Это не хижина!
Роскошный стол из темно-зеленого камня. В центре серебряный канделябр, и на нем горят свечи. У стены камин, пламя облизывает поленья.
Он уже был здесь! В далекой теперь Америке – только в реальности, или в бреду?
Стены уходят ввысь, кое-где картины. Вдоль стен шкафы, ручки ящиков поблескивают серебром.
Полная тишина, потом раздается стук. Все повторяется!
– Войдите, – устало говорит Варламов.
Неужели снова Лилит?
От сквозняка клонится пламя свечей, и входит женщина, но другая. Не нагая, а одетая в темный плащ, на суровом изможденном лице светятся голубые глаза. Не блудница, а скорее ведьма.
– Евгений Варламов, – хмуро представляется он. – Здравствуйте. Это ваш дом?
– Ты забыл, что он твой! – голос женщины режет уши Варламова. Свист пурги слышится в нем, и мурашки бегут по спине. Как при встрече с Ренатой…
– У тебя Дар, – с трудом выговаривает он. – Что ты сделала со мной?
– Вспомнил Ренату? А меня зовут Рогна. Предложи, наконец, даме сесть.
– Садитесь, – Варламов отодвигает тяжелый стул.
Женщина садится, и снова колышется пламя свечей. Странно – то их с десяток, то много.
– Все-таки, зачем я тебе?
– У тебя плохая память. Ты забыл, что находишься в тюрьме Московской автономии, и у тебя выпытывают секрет «черного света». К счастью, его ты тоже забыл.
– В тюрьме? – Варламов оглядывает роскошную обстановку.
– Ну да. Твое тело дрыхнет на тюремной койке, а твою мелкую душонку я выдернула сюда, чтобы разглядеть получше.
Наверное, следует обидеться, но не выходит.