- Да, до самого последнего момента. И именно его идею касательно вас мы намерены воплотить в жизнь. Мы запрём вас в ящик.
- С вас станется, - сказал Скамейкин, с трудом поднимаясь с пола.
- Я далёк от мысли, что нам когда-нибудь удастся постичь существо, создавшее этот мир, во всей полноте. Признаюсь, глядя сейчас на вас, малую его часть, лично я уже ничего не понимаю. Но о физических основах, лежащих в корне этой великой иллюзии, - Нечаев очертил окружающее неопределенным движением головы, - нам удалось узнать неожиданно много. Уже сегодня мы в состоянии во многом продублировать её источник. Естественно, в той только части, которая касается нас. В нашей призрачной реальности мы смонтируем действующую модель Высшего Сознания, виртуального Творца, который сможет поддерживать систему даже после смерти первичного. До нынешнего дня нам не хватало только вас. Теперь вы у нас есть.
- Не понял, и где же вы планируете этот ящик поставить?
- Здесь, прямо в этом здании.
- То есть, вы намерены управлять чьей-то мыслью, находясь внутри неё же и будучи сами её порождением?
- Технически это вполне возможно, парадокс здесь только кажущийся.
- А я?
- А вы будете внутри ящика. Я имею в виду ваше сознание, без телесного носителя. Вы - слишком важный элемент взаимодействия Создателя и его мира. Я лично предпочел бы обойтись без вас, но мы не можем рисковать. Субъективно вы будете ощущать себя... ну, скажем, как что-то близкое к парализованному больному. Мы задействуем ваши нервные окончания, подсоединим протезы зрения, слуха, других чувств. Вы сможете общаться с окружающими через динамики, в общем, будете виртуально существовать в виртуальном сознании вашего создателя.
- То есть, моя копия?
- То есть, вы сами. Весь прежний опыт этого виртуального персонажа ничем не будет отличаться от вашего, он так же будет считать себя вами, как вы считаете себя собою сейчас. Это будете вы, просто жизнь ваша поменяется радикальным образом. Вы словно очнётесь после катастрофы. Вы потеряли в ней руки и ноги, утратили способность двигаться, но это не такой уж уникальный случай, и жизнь ваша будет продолжаться, как она сейчас продолжается у многих других, оказавшихся во внешне схожей ситуации.
- Погодите, я всё равно ничего не понимаю. А где же буду я? - Скамейкин ткнул себя пальцем в грудь. - Настоящий я, который внутри?
- С точки зрения сознания никакой разницы между вами и вашей копией не было бы. Никаких настоящих и не настоящих. Каждый из вас существовал бы совершенно самостоятельно и субъективно воспринимал бы себя единственно верным Скамейкиным. Никакие объяснения и никакая теория не заставила бы вашу копию внутренне ощущать себя иным человеком, нежели тот, который родился в Калуге в декабре восемьдесят второго.
- Что значит "бы"?
- "Бы" значит, что никакого другого Скамейкина не будет.
- Вы что тут, - спросил Скамейкин со звоном в голосе, - окончательно посходили все с ума?
- Если наше мироздание будет контролироваться двумя сознаниями одновременно, это огромный риск. Это борьба за власть, которая всегда кончается плохо даже для тех, кто ни за что бороться не собирался. Несогласованность и противодействия неизбежны даже в идеальном случае, когда сознания полностью идентичны. Но, во-первых, мы не в состоянии продублировать все бесчисленные тонкости и нюансы. Грядущий мир вообще будет во многом отличен от нынешнего. Не скрою, это пугает меня, но не до такой степени, как его полное отсутствие. А, во-вторых, всё это и началось потому, что в вашем сознании, сознании нашего творца, начинаются патологические процессы. Наша цель - не только создать новую животворящую мысль. Нам нужно ещё и отключить старую.
- Мы попытаемся добраться до Создателя через вас, - продолжил Нечаев. - В большинстве своих аспектов он есть и всегда будет для нас непостижим, но одно я понял про него точно - он очень одинок, очень болен и вы, Скамейкин, очень ему дороги.
- Убей Бог, не пойму, за что, - тихо сказал Скамейкин.
- Убей Бог, не пойму и я. Я ломаю беспрерывно над этим голову с того самого момента, как вас, наконец, увидел. Я понимал, что вы окажетесь несравнимо малы по сравнению с тем, частью чего являетесь. Но я не мог представить, что вы будете настолько ничтожны. Вы мелки не только рядом с ним, вы убоги на фоне огромного числа тех, кто были побочным эффектом творения и до кого ему, по сути, не было никакого дела. Что ему за интерес именно в вас, спрашиваю я себя, коль скоро он предпочёл смотреть на мир именно вашими глазами? Может, многие из нас лучше и выше не только вас, Скамейкин, но и вас с ним обоих?
- Как бы то ни было, факт есть факт, вы ему дороги бесконечно. Возможно, он тоже где-то там у себя прикован к какому-то аналогу больничной койки, всеми позабыт, и вы - единственное, что по большому счёту у него в жизни осталось. И мы тут надеемся, что вашей смерти он не переживёт. Мы планируем убить вас, тем самым вызвав эмоциональный шок, который, в свою очередь, убьёт и Бога. Это даст нам возможность перехватить сознание, хранящее мир. И логика подсказывает, что эмоциональный шок будет тем сильнее, чем более жестоким и зверским будет ваше убийство.
- Вы псих, - прошептал Скамейкин, серый, как стена. - Вы все тут психи, вы бредите. Если я ему так дорог, он не позволит!
- Может, мне еще раз позвать Алёнушкина, и мы поглядим, играет ли Бог в свои игры честно?
- И моральная сторона вопроса вас не заботит?
- А что не так с моральной стороной? С ней как раз всё ясно. На кону существование мира, а вы, в конце концов, просто подвергнетесь болезненной операции и по сути даже не умрёте.
- А он?
- Он это заслужил, - ответил Нечаев. - Нас он убивает ежесекундно. И ему в любом случае осталось недолго.
Скамейкин внезапно сорвался с кровати, на которой сидел, метнулся по комнате туда-сюда:
- Я не понимаю только одного. То есть, я рассуждаю теоретически - болезненно скривился он или, быть может, усмехнулся. - Для чего вам нужно говорить мне всё это сейчас? Если вы супергерой, спасающий человечество, и другого выхода у вас нет, неужели же у вас нет ещё и человечности? Неужели мои мучения, в том случае, если бы я всё это воспринял всерьёз, доставляют вам такую радость? Неужели вы не могли подождать до конца?
- Если он должен умереть от эмоционального шока, почему бы не начать подготовку прямо сейчас? - спросил Нечаев. - И потом, - взяв стул, он со стуком поставил его в двух шагах от Скамейкина, сел и продолжил, словно что-то высматривая у него в лице, - а почему, собственно, вы задаёте этот вопрос мне? Ведь всё это происходит в вашем сознании. И, судя по всему, я в нём лицо не случайное, а один из важных персонажей творимой вами драмы. Так объясните вы мне, почему я так себя веду? Почему вся эта чреватая глубокими философскими вопросами история разыгрывается в духе банальной голливудщины с убийствами, пытками, пеленгаторами, супергероями и неописуемыми машинами, плюющими на все законы природы? Почему здесь попраны логика, психологическая достоверность и здравый смысл? Может, это само по себе свидетельство, что ваша мысль соскальзывает в бред, и мне нельзя терять ни минуты? Может, это ваша болезненная тяга к самоуничтожению толкает меня на безумные поступки, и, пока я тут разглагольствую, вы там, в непостижимом где-то, уже лезете в какой-нибудь тамошний аналог петли?
Они долго глядели друг другу в глаза, потом Скамейкин сказал:
- Отпустите меня, пожалуйста.
Нечаев, кажется, задумался.
- Вам известно, - наконец, произнёс он, - что тогда со Спесивцевым в машине погибла девушка?
- Вроде бы что-то слышал, - устало ответил Скамейкин. - Или это теперь так кажется. Честное слово, я не знаю.
- Случайная попутчица. Шестнадцать лет. Это не планировалось, просто мы уже не могли прервать операцию.
- Если я возьму, - продолжил Нечаев, - и остановлю всё теперь, и стану просто сидеть, или просто пить, как вы, и ждать, что же, и их смерть тоже была напрасна?
- А вам для оправдания одних смертей нужны другие?
- Да, - кивнул Нечаев. - Такая сложилась ситуация. А что?
Скамейкин сел, опустил в ладони лицо и тихо заскулил, словно запел.
- Сейчас вас отведут в лабораторию, чтобы скопировать и сохранить вашу личность, - сказал Нечаев, поднимаясь со стула. - Со всеми воспоминаниями, я думаю, до того момента, как вы спустились в туалет. Потом вы вернётесь сюда. Какое-то время у вас ещё будет. Мы вынуждены ждать, пока не прибудет человек... - Нечаев замолк, ища слова, - ... по своему опыту и... личным склонностям наиболее подготовленный для вашего устранения. Я полагаю, это займёт около двух-трёх дней. Бежать отсюда вам невозможно, как-то использовать своё особое положение в мироздании, боюсь, тоже. Хотя такие мысли, вас, безусловно, и посетят. Я понимаю, это прозвучит банальностью, может, даже насмешкой, но поверьте, в этот момент я совершенно искренен - будет страшно, но всему на свете приходит конец. Мужайтесь.
6
Когда поздно ночью измученного Скамейкина привели обратно, нечаевский стул всё ещё торчал посреди комнаты, как Особое Место В Мироздании. Доктор попытался уложить Скамейкина на кровать, но тот молча выкрутился из докторских рук, потом, цепляясь за воздух, добрался до стула и сел, как будто из-под него выдернули ноги. Доктор, пожав плечами, вышел, и в двери за ним, подумав, защёлкнулся замок.
- Дверь во мне и ключ во мне, - сказал Скамейкин очень громко и очень грозно, не поворачиваясь и не вполне сознавая смысл собственных слов. - Не запирайтесь, от меня не запрётесь.
Язык не слушался его, а руки дрожали - ему хотелось думать, что от гнева; всё расплывалось перед ним из-за расширенных зрачков, кожа на висках покраснела, как от ожогов, а на сгибах локтей виднелись следы инъекций.