Так что дело все больше пахло кровью, и, похоже, немалой. Оставалось только удивляться, как внешне очень благополучную и удобную для жизни страну умудрились довести до подобного состояния умов.
Теперь, в Москве, прощание выходило грустным. Тяжелое это все-таки для нас, русских, слово Брест.
Рано утром в понедельник под колеса машины Ильина уже плавно убегал асфальт Минского шоссе.Можно было бы и поездом в СВ, но Ильин решил, что "штатская" машина с обычными российскими номерами может оказаться полезной. Все же дипномера машин генконсульства обычно видны за километр. Да и с вещами меньше мороки - все его сумки и чемоданы легко уместились в объемистом ниссане. К обеду миновал Смоленск, после этого перекусил тем, что Регина собрала в дорогу. Хотелось побыстрее приехать в Минск, где его уже ждали в посольстве.
На границе немного застрял, но сильно об этом не жалел. Он вообще считал полезным иногда потолкаться в очереди, послушать, о чем говорит народ, а иной раз и выловить какую-то мелочь, которую и устранить то ничего не стоит, да просто в голову никому не приходит. Как ни странно, такие полезные для людей мелочи обычно застревали в памяти и грели душу. На этот раз разговор вертелся вокруг того, как хорошо было до 2017 года, когда легковушки проскакивали границу, вообще не останавливаясь, а тормозили только тяжелые грузовики, и то для весового контроля. Ну, тут дело пахло большой политикой, и Ильин только лишний раз отметил про себя, что не так уж она и безвредна для простого люда.
Приключения начались уже на белорусской стороне границы.
Ильин и отъехал-то от нее километров 20, когда его тормознула местная дорожная полиция. Шел он с превышением скорости - дорога просто искушала, но небольшим, и серьезных санкций не ждал, тем более имея в кармане дипломатический паспорт. Действия местных гаишников, однако, удивили. Изучив права и даже не упомянув про превышение скорости, они попросили предъявить паспорт, а, ознакомившись с ним, явно обрадовались и подчеркнуто вежливо вернули со словами:
- Тут с Вами хотят поговорить.
Сразу же у водительской двери образовался расторопный молодой человек, который не менее вежливо отрекомендовался как помощник Сурманса:
- Вы, надеюсь, помните, Вам с ним доводилось встречаться в Шанхае, куда он приезжал еще будучи в должности вице-премьера.
Хотя в Шанхай и из России, и из Белоруссии приезжала пропасть народу, как раз тот случай Ильин помнил хорошо. На международную выставку тогда приехали и белорусский, и российский вице-премьеры, и в один из вечеров, устав от бесконечных разговоров с китайцами, они втроем хорошо посидели у него в генконсульстве. Дело, в общем-то, обычное, но тот вечер запомнился. Мужики оказались умными, а разговор интересным.
В ходе бесконечных перетасовок правительства Сурманс свой пост, вроде, потерял, но Ильин не сомневался, что без работы он не останется. Человек этот сочетал в себе очень неплохое еще советское экономическое образование, практический опыт работы в банковской сфере и довольно либерально-рыночные взгляды на будущее Белоруссии. Ильин тогда даже удивился: как он вообще попал с такими идеями в правительство. После энной рюмки не постеснялся спросить и получил ответ: батька в очередной раз экспериментирует, но эксперимент, похоже, подходит к концу. Так и вышло.
- Николай Сергеевич здесь рядом, буквально в паре километров, - продолжал молодой человек, - и очень хотел бы встретиться с Вами. Если не возражаете, я провожу, - и он кивнул на внедорожник, припаркованный за машиной дорожной полиции.
Ильин теоретически был готов к тому, что эта его командировка будет проходить несколько нестандартно, но чтобы вот так сразу, прямо у границы... Сомнений, впрочем, не было. На похищение это все было мало похоже, да и к возможным опасностям он давно уже относился философски: захотят похитить - похитят, захотят взорвать - взорвут. Не часто, к счастью, но случалось всякое.
- Поехали, - спокойно кивнул он, мысленно порадовавшись, что одел в дорогу не самые вытертые джинсы. Беседуя с важной персоной, все же увереннее чувствуешь в приличных штанах.
Действительно, в паре километров в лесу обнаружился то ли охотничий домик, то ли чья-то небедная дача. Пройдя через обширную открытую террасу, Ильин и его проводник оказались в обширном зале с камином. Сурманс поднялся навстречу с углового дивана, покрытого домоткаными ковриками в национальном стиле.
- Очень рад видеть и благодарен за то, что приняли мое приглашение! Конечно, за Ваше тогдашнее гостеприимство отплатить сейчас не смогу - не те времена, но рад, что не ошибся. Хорошо понимаю, что такое похищение с трассы одного из глав российских дипмиссий выглядит и мало прилично, и вообще подозрительно, но мне казалось во время нашей встречи, что Вы - из тех, кому суть важнее формы.
Ильин молча кивнул. Говорить пока было рано, надо все же понять, что происходит.
Сурманс жестом предложил ему присесть на диван, сам устроился наискосок и продолжил:
- По чашке кофе? Или чай, а хотите - и перекусить можно. Тут неплохая кухня. Что-нибудь национальное? Спиртного не предлагаю - мы оба за рулем, да и не время сейчас.
- От кофе не откажусь. Особенно покрепче. Выехал рано, а впереди еще много всего.
- Вот об этом-то мне и хотелось поговорить. Если позволите, не буду тратить время на банальности - мол, рад Вашему назначению, желаю успехов и надеюсь на дальнейшее развитие отношений между нашими странами и народами. Бог даст, за дружбу мы еще выпьем. Но сейчас вопрос в том, как ее сохранить, дружбу эту.
Тут появилась девушка в свитере и джинсах и поставила перед обоими чашки с кофе, сливочник и глиняную тарелку с каким-то печеньем.
- Это, кстати, моя дочь, Олеся, - представил ее Сурманс, - мы с ней с утра по грибы поехали.
- Корзины-то полны? - грибы сейчас интересовали Ильина меньше всего, но хотелось понять, до какой степени серьезно его собеседник конспирирует эту встречу.
- А то! С горкой. Четыре корзины свеженьких в багажнике ждут. Хочу сразу Вам сказать: у нас сегодня все очень серьезно. Кстати, можете не сомневаться, помещение проверено, прослушки нет.
- Знаете, я настолько привык, что меня всю жизнь слушают - и свои, и чужие, что давно перестал обращать на это внимание.
- Завидую, но давайте к делу. Думаю, вы достаточно информированы о том, что происходит в стране. Добром это не кончится. Сейчас наиболее вероятный вариант: протесты будут подавлены с участием постоянно прибывающих в страну ваших "специалистов", а затем батьку все же вынудят на формальное присоединение. Возможный вариант - не его, он уйдет по состоянию здоровья, например, а его преемника - чисто декоративную фигуру.
Ильин промолчал. Комментировать не хотелось.
- Да мне и не нужен Ваш ответ, все и так понятно. Только вот есть такой нюанс. После первых дней силовых подавлений протестов силовикам на улицах в лицо начали кричать: "Каратели!". У нас это страшное слово. Ветеранов-партизан сейчас, конечно, уже и не осталось, но мы, их дети и внуки, рассказы о войне помним. Так вот, это клеймо на всю жизнь, худшего ругательства и быть не может. И вот, что я думаю. Если события будут развиваться по описанному мною сценарию, то весьма вероятно, что люди будут кричать: "Русские каратели!".
Ильин поежился. Пронять опытного дипломата - задача почти не решаемая, но его проняло.
- Вот-вот, - Сурманс заметил его движение, - как Вы, может быть, помните, я белорус и отчасти даже поляк, но вот только дома с детьми - он кивнул в сторону кухни, куда ушла его дочь, - я всегда говорил по-русски, кончил военное училище в том самом городе, откуда Вы сейчас приехали, и служил после этого на Камчатке. И последнее, что я хочу в этой жизни, это услышать такие слова.
Молчать дальше было глупо и неправильно.
- И что Вы предлагаете?
- Во-первых, поясню, кто такие "мы". Я принадлежу к политическому центру. У нас есть, скажем, так, "левые", которые кричат: Хотим в Европу! Кто нас там ждет? С нашей-то промышленностью и сельским хозяйством? Если и дадут денег, то только на то, чтобы все это свернуть. Это мы все уже видели и в Польше, и у прибалтов. Где сейчас знаменитые гданьские верфи? Да и многое другое. А у нас все такое! Вся основная структура экономики построена еще в советское время. Поэтому, сотрудничество с Россией не трогать при любом раскладе. И помощь вашу сохранить надо любой ценой. А дальше - многое менять.
- Косметические изменения? Смените батьку на кого-нибудь поприличнее и уберете наиболее замазанных в подавлении протестов?
- Это - только внешне. Сутевые изменения в экономике. И первое - возобновление приватизации. Свой, национальный капитал у нас уже есть, но ему почти некуда вкладываться. IT-область - это хорошо, но мало. Если дадим национальному капиталу поле приложения усилий, то сможем на него опереться. Причем на всякий: крупный, средний, малый, инновационный и традиционный. И это сделает власть устойчивой. Пирога хватит всем. При соблюдении одного важного условия.
- Это какого же?
- Если нас не задавит российский капитал. Поэтому надо договориться сразу, как говорится, на берегу: делить будем не по-братски, а поровну. Помните, надеюсь, этот анекдот.
- Русский с болгариным делят клад? Всегда считал его несправедливым, ну ладно. Так что Вы от меня-то хотите? Чтобы я все Ваши идеи передал в Москву? Хорошо, я скоро буду в Минске, там из посольства могу дать отправить закрытое сообщение...
- Нет, извините, это не пойдет. Мы потому и к послу не обратились, что все тогда сразу утечет нашим силовикам через ваших. В вашем посольстве в Минске сейчас целая бригада из Москвы работает. Тут надо совсем по-другому...
Дальше Ильин слушал Сурманса и не верил своим ушам. Ему предстояло, оставив свою машину где-то здесь, поблизости и сообщив в посольство, что задерживается на день из-за мелкой аварии, с людьми белоруса и на их транспорте (сначала внедорожник, потом квадроцикл) тайно пересечь границу, вернуться под Смоленск и оттуда на вертолете (стоит, ждет) вылететь в Москву на встречу с бывшим российским коллегой Сурманса. Тот хотя и не занимал прежний пост, но был по-прежнему вхож во все основные кабинеты и именно ему Ильин должен был передать пакет с предложением "белорусского центра". Читать эту пачку бумаг сейчас было некогда, но Сурманс заверил, что все вопросы - и политические, и экономические, и персональные - там достаточно проработаны. На робкий вопрос, а как он попадет к российскому политику, Сурманс ответил, что предварительный сигнал ему уже направлялся и он ждет предложений.
Ильин на этом этапе даже слегка обиделся - ему отводилась роль фактически простого курьера. Он так прямо и сказал, но Сурманс пояснил, что совсем незнакомого человека россиянин просто не примет.
- Он провокаций, может, даже больше меня боится. А если Вы думаете, что Вашим, российским силовикам этот наш проект хотя бы чуть-чуть нравится, то глубоко ошибаетесь. Здесь ведь вопрос даже не о нас стоит, а о том, какая политическая группировка там, у вас, победит и приобретет дивиденды на основе успешного решения белорусского вопроса. Ну, и кусочек нашего национального богатства в придачу.
- Тогда на что Вы вообще рассчитываете?
- Как ни странно, на увлечение вашего лидера историей. Помните, как он вопрос с Чечней решил? Залил деньгами. А здесь даже особенно и заливать не надо. Просто выбери умеренный вариант и не толкай людей на "партизанские тропы". Но этот вариант ему надо на стол выложить во всей красе.
Резон в словах Сурманса был, и резон серьезный. Но авантюрой все это отдавало изрядно. Пытаясь понять позднее, почему он, человек в целом осторожный и даже строевой, предпочитающий, как и большинство дипломатов, действовать на основе полученных из Москвы инструкций, согласился практически сразу на эту авантюру, Ильин пришел к выводу, что, как ни странно, все эти московские инструкторы, с которыми ему пришлось общаться перед поездкой, как бы заразили его ощущением причастности к чему-то большому и важному. Сами они, скорее всего, так к этому не относились, но Ильин-то действительно проникся мыслью о том, что от его действий может зависеть судьба братского народа. И дело не в том, что власть в Минске явно хватила лишнего с выборами. В стране разгорался конфликт, преодолеть который его участники сами явно уже не могли. Значит, надо помогать. Помогать услышать друг друга, прекратить насилие, договориться или хотя бы просто найти какой-то баланс интересов. Отдавать это дело Европе, Западу? Тогда уж лучше сразу расписаться, что в России не осталось ни политиков, ни дипломатов, да и вообще... Так что Сурманс сам не понимал, насколько правильный выбор он сделал.