- Ты сюда жрать пришёл? - сипнул на меня жабоид.
- Жрут свиньи, - ответил я. - А я ем.
Не люблю, когда процесс принятия пищи начинают оскотинивать, я человек, а не животное, но в том, что мы пришли сюда не за капустой, жабоид был прав, поэтому взяв ещё щепоть, я с сожалением опустил крышку.
Возле двери в горницу мы снова остановились. Жабоид припал ухом к полотну и прислушался.
- Чего там?
- Телевизор, вроде. Кино смотрит или новости. Сколько времени? Может, шоу какое.
Часов у меня не было, но скорее всего дед Лаюн смотрел именно шоу. Сейчас их много развелось на телевиденье, на все вкусы и ориентации. После развода с Ольгой я сам на них подсел, и смотрел в основном те, которые про отношения и прочую любовь. Не удивлюсь, если от деда Лаюна бабушка сбежала, и он теперь тоже окунулся в слащаво-розовую голубизну всевозможных дрязг со счастливым концом.
- Ладно, - жабоид потушил свой магический фонарик. - Готов?
- Готов.
- Как зайдём, за обрезом сразу не тянись. Вообще, забудь, что он у тебя есть. Попробуем договориться по-хорошему. В смысле, я буду говорить, а ты будешь молчать. Но если я крикну волшебное слово "давай", вот тогда вытаскивай обрез и бери его на мушку. Понял?
- Понял.
- Готов?
- Ты уже спрашивал.
- Тогда заходим.
Жабоид резко потянул дверь на себя, и мы ввалились в горницу.
По телевизору действительно показывали шоу. На длинных диванах сидели эксперты и герои, и осыпали друг друга громкими словами. Суть слов была не важна - обвинения, похвальба, нравоучения, замызганные банальности - главное, реалистичность. Толстая тётка подскочила к молодухе в вызывающем наряде, и ну давай её колошматить. Двое мужиков ринулись их разнимать, редактора программы включили сплошное "пи", а со скамеечки возле печки раздалось благожелательное:
- Здравствуйте, гости дорогие. Ждём вас.
Я оторвался от телеэкрана. На скамейке у печи сидел плюгавый дедушка с бородой по грудь, лысый, рябой и с очень маленьким носом. Глаза вроде бы добрые, но вот прищур напоминал кого-то. Кого? Я перевёл взгляд на жабоида. Точно. Почти один в один. Они, случайно, не родственники?
Прислонившись плечом к печи стоял Водянкин. Водянкин? Он-то как здесь оказался? Впрочем, неверный вопрос, правильно будет: что он тут делает? На роже нарисовано самодовольство, в каждом кулаке по скалке. Он сюда тесто катать пришёл?
С трудом, но до меня стало доходить, что ситуация поворачивается не в ту сторону, на которую мы изначально рассчитывали. Водянкин поднялся, замахнулся скалками, дед Лаюн подхватил ухват, а жабоид заорал пароль:
- Дава-а-ай!
Однако выхватить обрез я не успел. Сзади по голове что-то ударило, и я выключился.
Глава девятая, о переменчивости госпожи Фортуны
Что происходило в избе последующие несколько минут, я не знаю, и как вёл себя жабоид в создавшейся ситуации - героически или вновь застопорился - пусть гадают историки. Когда я пришёл в себя, голова болела неимоверно, буквально, раскалывалась. Что за день сегодня? Сначала щека, потом рёбра, теперь вот башка. Ещё не ночь, а я уже весь израненный.
Но это было не самое страшное. Когда я наконец-то ощутил себя, то понял, что сижу на стуле, вернее, что я к нему привязан, а ещё вернее, примотан скотчем. Жабоид, такой же примотанный, сидел напротив и таращился на меня круглыми от страха глазами. Сидели мы не там, где я отключился, а судя по запаху и окружающей температуре, в хлеву. Ну хорошо хоть на стульях, а то могли просто в навоз бросить. Где-то за спиной жевала жвачку корова. Бурёнушка, милая. Мне захотелось прижаться к ней и уснуть. Она, должно быть, очень добрая и очень тёплая...
Моим дальнейшим рассуждениям о корове помешала крепкая крестьянская длань. Она взяла меня за ворот и встряхнула.
- Откуда он у тебя?
Перед глазами появился обрез.
- Говорит, Ядвига дала, - услышал я голос Водянкина. - Врёт, однозначно.
- Врёт, - поддержал его дед Лаюн. - Незачем с ними возиться, Микулушка, всё и так ясно, как божий день.
- Как это незачем возиться? - всхлипнул жабоид. - Очень даже есть зачем. Мы же к вам со всей душой шли. Со всей своей открытой душой...
- А кто хотел Лаюна пытать? - снова послышался голос Водянкина.
- Пытать? - изумился жабоид. - Да как вам мысль такая крамольная могла прийти, уважаемый старейшина! И уж если на то пошло, так вы сами предлагали пристрелить его.
- Предлагал, - согласился Водянкин. - Но только в целях обмана, чтоб, значит, войти к врагам в доверие и выведать их дальнейшие планы. Я правильно говорю, Микулушка?
Тот, кто держал меня за воротник, кивнул. Я попытался смерить его взглядом. Крупный товарищ. Плечи шире моих в два раза, и стоит согнувшись, потому что высоты хлева, дабы выпрямиться во весь рост, ему не хватает. И очень сильный, хотя на вид лет семьдесят.
- Признавайся, где взял? - снова ткнул он в меня обрезом.
Мне ничего и никому не хотелось объяснять. Не верят? Их проблемы. Пускай сами доказывают, что я его украл. А у меня вообще голова болит. Мне сейчас горячего чаю выпить и прислониться к Бурёнке. Бурёнушка, подойди ближе... Я закрыл глаза и начал заваливаться набок.
- Сильно ты его, Микулушка, приложил, - причмокнул Водянкин. - Перестарался. Не добьёмся мы сейчас от него правды. Подождать надо, покуда оклемается.
- Пусть ночь здесь посидят, - предложил дед Лаюн. - Утром от них больше пользы выйдет.
Человек богатырского роста отпустил мой воротник.
- Не замёрзнут они здесь?
- Что ты, Микулушка, скотина не мёрзнет, а им с чего ж? До утра дотерпят, - отмахнулся дед Лаюн, и засуетился с хозяйской гостеприимностью. - Пойдём в избу, друг дорогой, я блинов напёк, попотчую тебя.
- Не, до дому надо, старуха ждёт. Ты Водянкина блинами потчуй, он блины любит...
Водяной закивал, дескать, люблю, верно, но его дед Лаюн приглашать не стал, сослался на усталость и на то, что спать пора. Водянкина это задело, он надул губы и запыхтел подобно паровозу. На мой взгляд, совершенно глупая реакция. Меня тоже на блины не позвали, но я при этом обиженку из себя не строю.
Поговорив ещё немного на крестьянские темы, троица стариков-разбойников покинула хлев. Мигнула и погасла лампочка, стало темно. Наконец-то. Я попытался устроиться на стуле поудобнее, чтоб хоть немножко дать упор больной голове и подремать. Что будет утром, честно говоря, меня интересовало мало. Что будет, то и будет. Не убьют же они нас в самом деле. А если и убьют...
- Игнатиус, ты только не спи, - послышался скулёж жабоида. - Мне страшно.
В темноте его глаза отсвечивали красным, словно две маленьких искорки, две маленьких капельки крови. Мне захотелось взять платок и вытереть их, а ещё лучше замазать цементом, чтоб не светили и не мешали спать.
- Игнатиус, - снова заблеял Дмитрий Анатольевич, - поговори со мной.
Вот же лист банный. Меня мутит, голова раскалывается, а он...
- О чём с тобою говорить?
- О чём-нибудь.
Ох ты, какой простор для фантазии. О чём-нибудь, это, получается, о чём хочешь или даже о чём угодно. Можно выбрать абсолютно любую тему, пусть неприятную или весьма личную, и попробуй отказаться, ибо сам сказал: о чём-нибудь.
Я вздохнул в унисон Бурёнке. Как много рассуждений вызвала обычная ничего не значащая фраза. Можно воспользоваться этими рассуждениями и вытащить жабоида на откровения, попутно выпытав все тайны о жизни Василисы, о её предпочтениях и увлечениях, но я не стал. Вместо этого я спросил:
- Что они с нами сделают?
- Что сделают? Дождутся, когда Собор издаст новые списки, и отправят нас на суд.
- Плохо.
- Плохо будет, если они нас гномам сдадут.
- А что гномы с нами сделают?
- Продадут.
- Кому?
- Вариантов много, - Дмитрий Анатольевич всхлипнул, глазки померкли.
Расспрашивать его про варианты я не стал, да он и сам вряд ли бы рассказал, потому что по голосу было ясно, что варианты не для слабонервных. Придёт время, и я о них узнаю, но надеюсь, что этого не случится никогда.
- Мама говорила, тут старичьё одно, пенсионеры, - то ли пожаловался, то ли попытался объясниться жабоид. - Зимой на печке сидят, летом рыбу удят.
- Ничего себе пенсионеры. Особенно тот, который меня вырубил.
- Это Микула Селянинович. Легендарная личность, русский витязь, сил не меряно. Но последнее время сдавать начал. Старость. В прошлые годы он тебя по плечи в землю вогнал бы. Это, разумеется, метафора.
- Хороша метафора. У меня ощущение, что я до сих пор из земли выбраться не могу.
Рядом заскулили. Я подумал, что Дмитрий Анатольевич снова начал грустить, но звук уж больно походил на натуральный и доносился вроде как из-за стены.
Горбунок?
Великий Боян! Во всех этих передрягах я о нём совершенно забыл. И даже Водянкин, этот жук подводный, этот подлый перевёртыш, шпион проклятый о нём не вспомнил и ничего не сказал своим приятелям. Зато Горбунок помнил всё.
- Горбуночек, милый мой, - позвал я, - собачка моя хорошая, помоги мне.
Визг по ту сторону хлева стал радостней, по брёвнам заскребли когти.
- Надо ямку выкопать, Горбуночек, - начал объяснять я артефакту. - Подкоп надо сделать. Понимаешь?
- Лапками земельку рой, лапками! - пришёл мне на помощь жабоид.
Визг сменился сосредоточенным урчанием, как будто Горбунок и в самом деле рыл подкоп. Но в образе собаки у него это вряд ли получится быстро, особенно учитывая, что земля смёрзлась и стала твёрже камня.
- В крысу превращайся, Горбунок.
Спустя несколько минут я услышал шуршание осыпающейся земли и шелест соломы, а ещё через минуту ко мне на колени прыгнуло нечто-то холодное и мерзкое. Ядовитым блеском мигнули глазки-пуговички, раздался довольный писк. Превратился-таки. С детства не люблю крыс, брезгую, но сейчас не тот случай, чтобы вспоминать детские страхи.
- Скотч перегрызай, Горбуночек.
Крыса взобралась ко мне на плечо, перепрыгнула на спинку стула и впилась зубами в скотч. Путы ослабли, плечи распрямились. Как хорошо снова чувствовать себя свободным; сразу полегчало, вернулись силы, отступила головная боль. Сейчас бы ещё стакан конька и дольку лимона, и можно идти совершать подвиги.