Пока я предавался мечтам о выпивке, Горбунок освободил жабоида. Дмитрий Анатольевич зажёг свет, и от брызнувших в стороны голубоватых волн я зажмурился, а когда вновь открыл глаза, увидел корову, ту самую, к которой хотел прислониться головой. Честно говоря, это была не совсем корова, это был козёл - с длинной бородой и одним обломанным рогом. Он монотонно двигал нижней челюстью, пережёвывая сено, и инфантильно вздыхал. Хорошо, что я к нему не прислонился.
- Идём, - подтолкнул меня к выходу жабоид. Куда только делись его горестный вид и тихий голос. Теперь он был полон решимости и благородной мести. - Удивим дедушку Лаюна своим внезапным освобождением.
Но дедушка не удивился. Если уж мне довелось отметить его внешнее сходство с Дмитрием Анатольевичем, то, как оказалось, внутренне они тоже почти не отличались. Дедушка испугался. Когда мы вторично ворвались в горницу, он ел блины и смотрел телевизор. На наши приветственные улыбки он ответил протяжным "ох-х-х-х", и даже не попытался схватить кухонный нож для самообороны, а просто поднял руки вверх.
В первую очередь я спросил:
- Где мой обрез?
Он не ответил, и я, не делая скидку на возраст, влепил ему подзатыльник. Подействовало. Дед перестал охать и забалаболил, тыкая пальцем в угол.
- В комоде, в верхнем ящичке. Будьте любезны убедиться, что с ним ничего не случилось. Я протёр его и почистил внутри ёршиком. Бить больше не будете?
Я выдвинул ящик. Обрез лежал поверх постельного белья и действительно казался чище, чем был.
- Пояс где?
Дед кивнул на вешалку возле входной двери. Ага, вижу. Вооружившись и опоясавшись, я почувствовал себя более уверенным. Жабоид тем временем подсел к столу, скатал блин в рулончик и макнул в сметану. Горбунок отошёл к порогу и лёг, вытянувшись во всю длину. Устал, бедный.
- Что, дедуля, встрял? - набитым ртом прошамкал жабоид.
- Ты о чём сынок? - дед Лаюн опустил руки и, убедившись, что ведём мы себя более-менее мирно, возобновил трапезу. Горка блинов начала таять.
- Ну как же, напал на посланцев Собора Первых, подверг угрозе их жизни.
- Посланцев Собора Первых? - ухмыльнулся дед. - Окстись, милый. Нечто я тебя не знаю? Вот его, - он кивнул на меня, - впервые вижу, а ты как был прохиндей Димка Жабин из Бабьей лужи, так Димкой Жабиным прохиндеем и остался. И мамку твою, голошлёпку сопливую, помню, она морковь с моего огорода таскала.
Да, они в самом деле стоили друг друга, не удивлюсь, если окажется, что дед Лаюн тоже из леших.
Я подсел к столу, взял блин. Рядом с блинницей стояли плошки со сметаной, с маслом, с земляничным вареньем. Я долго метался глазами между ними, выбирая, во что окунуть блин, наконец, выбрал варенье.
- И что с того, что прохиндей? - Дмитрий Анатольевич скатал очередной блин. - По-твоему, прохиндеи не могут быть посланцами?
- Могут. Но только знаешь куда?
Жабоид подавился и закашлялся, а я едва сдержал смех. Молодец, дедок, понятно теперь, за что его Лаюном прозывают.
- Осторожней со словами, уважаемый, - прокашлявшись, сказал жабоид. - Если ты ещё не понял, Ядвига Златозаровна лично - лично, понимаешь? - одарила моего напарника этим обрезом. А ты пытался его украсть.
- И что?
- Ядвиге Златозаровне это не понравится.
- Ох, плевал я на твою Златозаровну с Кудыкиной горы.
Он сказал это просто, без эмоций, а значит, ему действительно было плевать на бабушку Ягу.
- Расплевался, - жабоид подвинул к себе сметану и принялся наворачивать её ложкой. - Это ты смелый такой, пока в околотке своём киснешь, а как выберешься - тут я на тебя погляжу.
- А с чего мне выбираться? Мне в том надобности нет.
Разговор не клеился. На все аргументы жабоида дед Лаюн отвечал своими аргументами. Сейчас они походили на дуэлянтов, тыкающих друг в друга шпагами. Но выпады были вялые, потому что каждый заранее знал, какой удар нанесёт соперник и как его парировать. Слишком уж умным оказался дедок. То ли дело был Верлиока, два слова - и до свиданья. Здесь слова не действовали.
Что ж, зайдём с другой стороны. Я преломил обрез, проверил, как работает эжектор. Вынул патроны, снова вставил. Сухие щелчки оружейного железа способны отрезвляюще подействовать на самых упрямых упрямцев. Дед Лаюн скосился на меня.
- Чем занимаешься, сынок?
- Да вот, дедушка, проверяю, хорошо ли гильзы выходят. Это очень важный момент в перезарядке.
- А зачем?
- Перезаряжать? Как тебе объяснить... Допустим, выстрелю я в коленную чашечку какому-нибудь злобному старикану, и надо успеть перезарядиться до того, как набегут другие злобные стариканы. Они ведь не в лото играть прибегут, верно? Их валить придётся.
Дед Лаюн угрозу мою оценил.
- Весь околоток валить собираешься?
- Это, дедушка, настолько патронов хватит.
Дед взял пульт, переключил канал, заиграла умиротворяющая мелодия детской вечерней программы. На экране замелькали пластилиновые кровати, игрушки, тёплый голос пропел добрые слова: "...книжки спят". Под такие слова ни о чём плохом думать не хочется, особенно об оружии.
- Ладно, ваша взяла. Чего хотите?
- Меч-кладенец, - хлопнул жабоид ладонью по столу.
Старик некоторое время смотрел прямо перед собой, потом вдруг откинул голову и захохотал. Выглядело это чересчур театрально, даже я, не вот какой критик, отметил неестественность его позы. Ну да я денег за билет не платил, пускай смеётся, как умеет.
- Вы хоть понимаете, на что нацелились? - оглаживая бороду, спросил дед Лаюн. - Сознаёте, какую силу принять решили?
- Сознаём, дед, сказки читали.
- Читали они. Читатели, - и вздохнул глубоко. - Ладно, будет вам меч-кладенец. Один вопрос только: как из хлева выбрались? Вроде я крепко вас примотал.
- Горбунок помог, - кивнул я на болонку.
- Какой Горбунок?
- В Миру Горбунков много?
Дед Лаюн повернул голову к порогу, на котором развалилась большая серая крыса.
- Ох, мне этот Водянкин! Себе хотел прибрать, - и посмотрел на меня сквозь прищур. - А я, старый, думал, что то всё слухи про Верлиоку. Оказывается, нет. Растёт новый витязь.
Он взял нож со стола и швырнул его мне небрежно.
- Держи свой меч.
Я растерялся: что, вот так просто? Маленький, лёгкий... Это он и есть, великий меч из русских сказок? Господи, я-то думал это нечто двуручное, булатное и длинной метра в полтора, а тут - тут и пятнадцати сантиметров не насчитаешь.
- Меч-кладенец? Это и есть меч-кладенец?
- А ты что хотел? Как в звёздных войнах? Хренушки. Здесь всё по-настоящему, без прикрас.
- Но как же, - не унимался я. - Святогор-богатырь его... им... а он... и после... улочка... переулочек... Как вот этим, - я попытался подобрать синоним к тому, что держал в руках, - как вот этим переулки в рядах врагов прорубать? Да с ним даже тупика не сделаешь.
Жабоид покрутил пальцем у виска.
- Кому ты веришь, Игнатиус? Это обычный кухонный нож. Им только колбасу резать можно.
Старик снова захохотал, и на этот раз смех его выглядел более естественным.
- Ты чего ржёшь, дед? Весело тебе? - я бросил ножик и приставил обрез к его колену. - Думаешь, не выстрелю? Я через такое прошёл! Я за три дня такого насмотрелся, что три года теперь в санаториях отдыхать надо. У мне уже вот где всё ваше. Достало! Ты, твой жабоид, Водянкин. Да будь он проклят, ваш поганый Мир!
Дед заелозил, смех как рукой сняло.
- Остынь, новик. Я не виноват, если ты не видишь того, что под носом лежит. Будет тебе меч, - он осторожно, пальчиком, отодвинул дуло обреза от своего колена. - Меч в хранилище банка, ячейка девятьсот восемнадцать. Дерзайте.
- А кому ячейка принадлежит? - спросил жабоид.
- Моране.
Это имя мне ни о чём не говорило, вроде бы слышал его краем уха, или нечто созвучное, но где и в связи с чем, не помню. Гораздо большее впечатление на меня произвело словосочетание "хранилище банка" - и насторожило. Это намного серьёзнее малознакомых имён. Ворваться в банк, вскрыть хранилище, ячейку... Нам действительно так необходим этот меч?
Дмитрий Анатольевич встал из-за стола. Что было нужно, мы выяснили, пришла пора расставаться. За руки прощаться не стали, не к чему, я схватил Горбунка под мышку, взялся за дверную ручку.
- Эй, новик, - окликнул меня дед.
- Ну?
- А жабоид-то твой.
Я не понял, к чему он это, пожал плечами и толкнул дверь.
Глава десятая, немного о прошлом жабоида и моём происхождении
Открыв дверь, я нос к носу столкнулся с Микулой Селяниновичем. Тот, видимо, решил-таки блинов дедовых отведать, и вот вам встреча. От неожиданности мы оба замерли, а в следующее мгновенье я осознал - инстинкт, наверное - что мне конец. В прямом смысле. Я увидел, как губы витязя искривляются, как поднимается правая рука, сжимаются в кулак пальцы. Ещё пара секунд - и я в нокауте. Господи! А доставать обрез уже поздно, да и Горбунок под мышкой мешается. К счастью, тело среагировало быстрее разума. Я присел, одновременно подныривая под летящий в голову кулак, и снизу вверх запечатал старику в подбородок. Хорошо приложился! Микула Селянинович приподнялся на носочках, крутанулся вокруг своей оси и плашмя грохнулся поперёк порога.
Жабоид вскрикнул и вытаращился, а дед Лаюн молвил:
- Убил!
Я склонился над поверженным витязем, сжал запястье - пульс был ровный, спокойный, как у спящего человека. Но скоро он проснётся, и вот тогда никакой инстинкт мне не поможет. Рядом присел на корточки жабоид, тоже пощупал пульс.
- Жив, - подтвердил он мой вывод. - Классный удар. Уходим.
На улице мы перешли на бег и не останавливались, пока не выбрались за пределы околотка. Горбунок снова стал Москвичом, я по привычке влез на место водителя, жабоид развалился сзади. Весь сегодняшний день прошёл под знаком напряжения и страха, и теперь, оказавшись в относительной безопасности, мы облегчённо выдохнули. Горбунок дал газу, юзанул на повороте. Я посоветовал ему налепить на покрышки шипы, он послушался, и дальше мы поехали без вихляний.
Наконец-то этот непонятный и непривлекательный околоток с его водяными и отставными витязями остался за габаритными огнями. С самого начала мне здесь не понравилось. Едва я увидел Водянкина, как душа затянула бурлацкую песню, а уж встреча с Микулой Селяниновичем и вовсе заставила её рыдать. Но хорошо то, что хорошо кончается. В лобовое стекло летел снег, дорога в блеске фар отражалась серебряной волной, и я замурлыкал под нос душевно-симпатичное:
Нiч яка мiсячна, зоряна, ясная,