Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам.
Белой шкурою медвежьей брошу их к твоим ногам.
По хрустящему морозу поспешим на край земли
И среди сугробов дымных затеряемся...
Дверь закрылась, и снова только скрип снега под чужими шагами и телефонные трели.
- Едем к тебе, - сказал жабоид.
- Ко мне? - удивился я. - А гномы нас у подъезда не ждут?
- Сомневаюсь. Их целью была Василиса, а мы всего лишь сопутствующее неудобство. Пока мы не начнём проявлять себя и путаться под ногами, никто за нами охотиться не станет.
Что ж, логика в этом была, и я внёс некоторое уточнение:
- Хорошо, только не едем, а идём. Деньги у меня закончились.
Возле подъезда нас действительно никто не ждал. Время подходило часам к одиннадцати, народ с улицы давно разбежался по тёплым квартирам, и никаких посторонних движений я, как не вглядывался в расцвеченную снегом темноту, не заметил. И в самом деле, на кой ляд мы сдались этим гномам, была бы печаль из-за двоих неудачников мёрзнуть на таком страшном холоде.
Мы вошли в подъезд. Слева узкая лесенка вела вниз в дворницкую. Из-под хлипкой двери сочилась жёлтая полоса света, Фархунд ждал меня на чай. Я так и представил, как он засыпает заварку в чайник, укутывает его полотенцем, а потом накрывает подушкой, чтоб не единая крупинка тепла не пропала понапрасну. Увы, сегодня он меня не дождётся, и уж не знаю, дождётся ли когда-нибудь в ближайшем будущем.
Квартира встретила нас гнетущей тишиной. Раньше она всегда была наполнена звуками: лёгкое жужжание системного блока, болтовня телевизора, шелест мягких тапочек по ламинату. Но после ухода Ольги вся надобность в звуках исчезла, и теперь квартира жила пустой и тихой жизнью, потихонечку превращаясь в монастырскую келью.
Жабоид, едва вошёл, поменял всё кардинально. Он сразу направился на кухню и принялся хлопать дверками холодильника и кухонных ящиков. Потом долго гремел посудой, уронил что-то, выругался, снова уронил. Я прошёл в комнату, лёг, не раздеваясь, на диван. Попробовал дотянуться до телевизионного пульта, не дотянулся и зевнул. Ну его этот телевизор, спать пора. Василисушка, милая моя, родная, приснись, расскажи, где тебя прячут, как обращаются. Скоро я приду и всех покалечу...
Над ухом бряцнуло. Я приподнялся на локтях. В межкомнатном проёме стоял жабоид в кухонном фартуке.
- Ужинать иди.
Меня перекосило. Точно так же первое время после свадьбы приходила Ольга, загадочно улыбалась и приглашала меня на ужин. Только под фартуком ничего, кроме неё самой, не было. Сейчас там был жабоид, и это отвращало и от еды, и от чувства голода.
- Не хочу, - отказался я.
- Хочешь! - жабоид оказался дотошным. - Для поимки Горбунка силы потребуются, а где их взять, если ты евши? Вставай, ужин на столе.
Снова он оказался прав. Я мог сколь угодно красочно представлять, как спасаю Василису, но реальность к мечтам имеет такое же отношение, как детский рисунок к картинам Рембрандта - вроде бы и там, и там люди, а впечатления разные. Пришлось вставать и отправляться на кухню.
На столе стояла сковорода с яичницей, хлеб, масло. На плите попыхивал чайник. Я поддел вилкой кусочек яичницы, съел.
- А ничего, вкусно. Готовить ты умеешь.
- Поживёшь с Василисой...
Я потянулся за ножом.
- Э-э-э, - жабоид затряс пальцем, - я хотел сказать, что мы часто ездили в командировки в глухие деревни, приходилось жить в различных избушках, а из Василисы повар никакой... Великий Боян, я только это имел ввиду!
Я взял нож, стал намазывать масло на хлеб.
- Я так и подумал. Ты чего нервничаешь? Кушай.
С яичницей мы справились минуты за три. После этого жабоид разлил кипяток по чашкам, бросил в них чайные пакетики.
- Дмитрий Анатольевич, а про какого Игнатия Лойолу Ядвига Златозаровна спрашивала?
- Ерунда, забудь, - отмахнулся жабоид.
- Я настаиваю.
Мне действительно было интересно. Судя по имени, это был какой-то не русский дворянин, и если я вдруг прихожусь ему родственником, то можно будет как минимум хвастать своим дворянскими происхождением.
- Никем он тебе не приходится, - пробурчал жабоид, - имя просто схоже. Слышал про орден иезуитов?
- Проходили что-то в школе. Или не в школе. Читал где-то.
- Он его основатель. Великий, так сказать, Инквизитор. Как наш Боян. Только наш хороший, а этот плохой.
Я надкусил бутерброд. Сыру бы ещё сверху и лучку зелёного. Да чего стесняться, можно и колбасы.
- А Песочная яма где? - спросил я.
- Недалеко, три остановки на электричке.
- Предупреждаю, денег у меня нет, - напомнил я.
Жабоида это не смутило.
- Утро вечера мудренее. Решим проблему, не ссы.
Глава четвёртая, в которой я начинаю познавать Мир
Утром я спустился на этаж ниже и постучал в обшитую дерматином дверь. Открыл мужик. Мятая морда, мешки под глазами, на голой груди наколка: плохо читаемый портрет лысого дядьки. Воняло от мужика, как от мусорного бака, а уж запахи, исходящие изнутри, я вообще определить не возьмусь.
- Толик, патроны есть? - спросил я и показал бутылку водки.
Толик поскрёб подбородок и кивнул:
- Заходи.
- Я здесь подожду.
Настаивать на приглашении Толик не стал, исчез в квартире и вскоре вернулся с целлофановым пакетом в руках.
- Во, - сунул он мне пакет в нос, - всё, что осталось. Двенадцатого калибру, магнум. Натурально картечь. Хошь на лося, хошь на кабаняру.
- Сколько здесь?
- Десятка два будет.
Я принёс патроны домой, достал обрез, осмотрел его более внимательно. Штука, несомненно, хорошая и нужная, иначе Ядвига Златозаровна его бы мне не подарила. Потрёпан временем, но крепкий, и бескурковый, что важно. На цевье вместо насечки - гравировка в виде лежащего оленя. Рукоять как будто специально под мою ладонь вырезана, и на ощупь шершавая. Единственный недостаток в том, что далеко такой обрез не бьёт, шагов на пятнадцать, но мне далеко и не надо, а на таком расстоянии противника просто разорвёт в клочья. И бронежилет не поможет. Тут главное возможность быстрой перезарядки. Ну да тренировка мать всех достижений.
Я вставил патроны в гнёзда. Оружие должно быть заряжено, иначе это не оружие, а бутафория. Надавил флажок, ствол преломился, патроны наполовину высунулись - эжектор сработал чётко, значит, пустые гильзы будет выбрасывать в лёгкую. Тоже плюс.
Хлопнула входная дверь, в комнату вошёл жабоид. Пока я ходил за патронами, он сбегал на улицу. Вернулся довольный, потряс передо мной кожаным бумажником.
- Вот!
- Что это?
- Деньги на проезд.
Он вынул пачку банкнот, развернул их веером. Сумма показалась значительной, во всяком случае, равной моей разовой поездке в командировку.
- Где взял?
- Где взял, там уже кончились.
- Своровал? - спросил я, и сам же подтвердил свою догадку. - Своровал.
- А если и своровал, то что? Скажешь, назад отнести? Не отнесу.
Он сунул деньги во внутренний карман, а бумажник небрежно швырнул в угол комнаты. Разбросался! Как будто у себя дома. Я промолчал, но взглядом по полкам пробежался, примечая, все ли вещи на своих местах. Впредь надо приглядывать за этим воришкой.
Мы позавтракали очередной яичницей, оделись и спустились на улицу. Возле подъезда шаркал лопатой Фархунд. Увидев меня он радостно воскликнул:
- Игнатиус-ака, друг мой! Зачем не пришёл вчера, я так ждал. Чай готовил. Сыр, хлеб готовил. Думал, говорить будем...
Из-за угла дома выскочили гномы, штук пять. Всё в том же зимнем камуфляже и в ботинках, как при вчерашней встрече, правда, без кувалд. Ни мы, ни они так скоро на новую встречу не рассчитывали, поэтому замерли в изумлении, а Фархунд продолжил тянуть свою мелодию:
- Друг мой, вечером заходи, снова ждать буду...
Я попятился; тут бы дожить сначала до вечера.
- Куда ты? Дӯсти азизи манн...
- Некогда, некогда, - забормотал я. - Спешу, потом поговорим...
Мы с жабоидом развернулись на сто восемдесят градусов и дали стрекача. Гномы выкрикнули непонятный клич, что-то вроде "Ausweis!" - и припустились за нами. Как хорошо, что я поддерживаю себя в физической форме: делаю зарядку каждую неделю, бегаю по утрам за автобусом - иначе начавшаяся вчера сказка сегодня бы завершилась. Мы рванули в узкие дворики, заставленные частным автотранспортом, всполошили мам с колясками, потом пролезли напрямую по сугробам через овраг. Собаки лаяли нам вслед, люди недоумённо оглядывались. Я тоже оглянулся. Гномы оказались не вот какими серьёзными бегунами, мы постепенно отрывались от них, но упорства им было не занимать. Они бежали сосредоточенно-напряжённые, и у меня мелькнула мысль, что если не воспользоваться вспомогательными средствами, они нас догонят.
Я попробовал окликнуть жабоида.
- Дмитрий... Дмитрий... сука... Анатольевич... Погоди!
Тот обгонял меня шагов на пятнадцать, и останавливаться или разговаривать со мной не собирался. А я начал чувствовать, что вены на висках сейчас лопнут, а сердце вылезет через рот.
Мы свернули в очередной дворик. Слева открылся широкий выход на проспект Космонавтов, справа у мусорных баков припарковалось такси. Водитель стоял возле машины, разговаривал по телефону, пинал смёрзшийся снежный ком. Жабоид подлетел к нему, выкрикнул хрипло:
- Вокзал, срочно, две цены...
Водитель выпятил нижнюю губу.
- Четыре цены!
Водитель нырнул за руль, я едва успел прыгнуть за жабоидом на заднее сиденье, и тут же приник лбом к заднему стеклу. Гномы выбегали из-за поворота, по-прежнему сосредоточенно-напряжённые, как будто солдаты на марш-броске.
- Быстрей-быстрей-быстрей! - взвыл жабоид.
Взревел двигатель, колёса пошли юзом, нас тряхнуло, и такси вылетело на проспект.
Гномы остановились. На лицах ни злости, ни удручённости - никаких эмоций, но полная уверенность, что если не поймали сейчас, поймают потом. И ведь поймают!