После душа значительно полегчало, горячая вода успокоила ноющие мышцы, а прохладная, которой облилась под конец, взбодрила, и тело и мысли. Как и следовало ожидать, в стандартном наборе аптечки, нужного мне не нашлось. Как выкручиваться из щекотливого положения, еще только предстоит придумать.
В комнате леморанца не наблюдалось, но зато на узком столе меня ждал поднос с разнообразной едой. Между емкостями возвышалась стеклянная колба, а в ней живой цветок — роза на длинном стебле, с зелеными листьями и острыми шипами.
Сперва не поверила собственным глазам, подошла и пощупала нежно-розовые лепестки. Понюхала, но запаха, как и следовало ожидать, не чувствовала.
На глаза навернулись слезы, а губы непроизвольно растянулись в улыбку. Я настоящих растений с переезда с земли не видела. Среди той грязи, в которой существовала последнее время, забыла, что на свете есть такая красота. И мне ее подарил Дюсан.
За трое суток, что занял полет до Леморана, я успела испытать необыкновенное счастье и вслед за этим рухнуть в свой собственный, персональный ад. Всего три дня на невероятный взлет и падение. И причиной тому один единственный мужчина.
Дюсан буквально окутал собой, такого внимания и заботы я никогда не знала. Он даже к бортовому медику пошел со мной вместе и там не оставил одну, сам разъяснил все доку Вейлису, проявив при этом подозрительную осведомленность о физиологии землянок. Умудрился все это проделать так, что я даже не покраснела. Будто в порядке вещей, что инопланетный взрослый мужчина печется о средствах гигиены для одной… кто я ему?
Вдоль и поперек просканировали в непонятных капсулах, сделали несколько инъекций, чтобы на новой планете не заразилась их вирусами и дали что-то от запущенной аллергии. Оказывается, за Фабиусе у меня начала развиваться болезнь дыхательных путей, индивидуальное неприятие некоторых компонентов того воздуха. Недаром он мне таким противным казался.
Рил в ухе услужливо переводил слова дока, формально все было понятно. Но вот взгляды, некоторые интонации и неприятная атмосфера, царившая вокруг, — ее рил не в состоянии перевести и разъяснить для недалекой меня.
Последующие ночи спала одна. Дюсан сам сказал, что ночует в другой каюте, я не выгоняла. Признаться, когда он рядом, обнимает или держит за руку, чувствую себя в безопасности. О многом говорит уже то, что ночь после пережитого в переулке на Фабиусе, спала как младенец. Не мучили ни бессонница, ни кошмары, ни страхи.
По кораблю я прошлась только единожды, к медблоку, и одной подобной прогулки мне хватило выше крыши. Больше выходить из каюты желания не возникло.
Напряжение между Дюсаном и остальными леморанцами заставляло втягивать голову в плечи, опускать взгляд и крепче держать за руку своего серогривого спутника. Хваталась я за него часто. И не сказать, чтобы Дюсан был против, нет, всегда позволял касаться, и обнимал крепче в ответ. Но при этом его и так крепкое, тренированное тело, превращалось в камень. Закрывая меня спиной от экипажа, готовый к схватке, он и то был более расслабленным.
Защищает, ухаживает, ни разу не подвел и не разочаровал, а у самого из-за меня одни неприятности. Осознание этого полностью загубило те крохи уверенности в себе, что начали появляться в присутствии Дюсана. Робкое желание быть ближе, касаться ласковее и чаще, загнулось под тяжестью вины.
За всей проявленной нежностью увидела, что Дюсан страдает. В его глазах читалась обреченность. Я не делала его счастливым, не оправдывала надежд. Видела, что он чего-то ждет, чуть ли не умоляет, и также ясно наблюдала как его взгляд потухает, не получив желанного.
Что-то было в корне неверно. Снова я разочаровывала и не справлялась. Как уже было с папой. Меня одной для счастья не достаточно.
Меньше всего хотела мучить мужчину, в которого так безрассудно начала влюбляться. Но и что делать дальше не представляла.
Дюсан сидел на постели в своей каюте и слушал звуки, доносящиеся из ванной комнаты. Да, вот такой он мазохист — сидит, не двигается с места и представляет, как за дверью моется его пара. Воображение еще никогда не работало столь активно, вырисовывая подробные и яркие картинки происходящего в душе. Заходя дальше, — представляя не только обнаженную Шаниту, но и его самого рядом с ней. Тоже голого, очень тесно прижатого к девушке, проделывающего все то, о чем мечтал каждую минуту из этих проклятых семидесяти двух часов.
Все свободное время проводил рядом с Шани, приручал и завоевывал. Старался не дать ей повода пожалеть об и так вынужденном выборе. Да, для Шани он в данной ситуации просто меньшее из двух зол.
Не обманывал себя, понимал, что его самка не испытывает к нему и малой толики тех чувств, что он испытывает к ней. Она другой расы, не имеет присущих леморанцам сильных, решающих все, инстинктов. Его Шани — пугливая кошечка, очень недоверчивая и осторожная, а еще очень молода и, вероятнее всего, неопытна.
Дюсан вспомнил, как она держалась в тот решающий миг, когда все-таки выбрала его. Беспокоилась при этом не только о себе, но и о нежданном заступнике. Такое поведение вызывало уважение. И восхищение.
Что ему остается? Для Дюсана нет пути возврата, с самого первого мгновения, когда увидел, нет. Эта смуглая человечка с темными волосами и теплым карим взглядом, робкая, спокойная, молчаливая, — его истинная.
Большую часть времени проводил в рубке, даже спал там, не уверенный, что заснет рядом с Шанитой, или что во сне не натворит разных непоправимых дел.
С прилетом на Леморан проблемы не заканчиваются. Скорее, их станет больше. Команда задерживает дыхание и шарахается в стороны от такого неуравновешенного и рычащего на каждого встречного, капитана. Он погрузился в работу как одержимый, которым, по сути, и являлся. Что бы ни ждало впереди, он со всем справится, подомнет под себя и старейшин, и совет. Ему не привыкать воевать и доказывать свою силу соплеменникам. Главное, чтобы Шани была рядом с ним.
И тут как раз кроется самое страшное, — его Шани, истинная пара, не реагирует на его аромат. Никак. Поистине жестокое наказание выбрали для него Духи клана.
Дверь санблока открылась и в комнату вошла девушка, закутанная в два полотенца: на голове и вокруг тела. Влажная кожа, покрасневшие щеки, растерянные глаза. Дюсан, резко выдохнув, не смог сделать следующий вдох.
Он ее не отпустит. С вручением Сандяна, ритуального ожерелья, медлить больше нельзя. Связанная пара неприкосновенна, никто не осмелится нарушать этот закон на Леморане. Повторять ошибок Лароли, Дюсан не собирался. Время размышлений кончилось, с утра они прибудут в космопорт Леморана и Шанита ступит на новую землю его парой.
— Завтра мы будем на месте, Шани. И у меня для тебя подарок, — прозвучало почти как угроза.
На кровати рядом лежит плоская металлическая коробка. Он взял ее в руки и, не отрывая взгляда от замершей девушки, опустился на колени. Выражение лица решительное и жесткое. Что-то подсказывало Шаните, что отказываться от этого подношенья нельзя. Что бы там не лежало под гладкой холодной крышкой футляра.
Ожерелье, браслеты и кольцо из серебристого металла, темно лиловые камни удивительной красоты. Шанита смогла только кивнуть, в шоке уставившись на драгоценности. Это же… Да за это богатство целый дом, да что там, дворец, наверное, купить можно! Вот бы деньгами взять, — промелькнула и исчезла недостойная мыслишка.
Дюсан поднялся и в полной тишине размотал и откинул в сторону полотенце с головы Шани, после чего также обстоятельно и не спеша, надел украшения на их законную хозяйку. Камни идеально легли на ее кожу, подчеркивая карамельный оттенок. Браслеты сложным плетением обвили хрупкие запястья, а родовое кольцо обняло подрагивающий палец.
Мужчина все делал очень медленно, наслаждаясь каждым прикосновением, позволяя взгляду рассматривать изгибы желанного тела. Простое действо превратил в чувственную пытку, мучая, прежде всего самого себя. Полотенце на девушке совершенно лишнее.
Шанита загипнотизированным кроликом смотрела на леморанца. Вопросов в голове целый рой. Что он решил? Все еще хочет быть с ней?
Все еще считает, что она ему пара? Несмотря на то, что Шанита его в чем-то так сильно подвела и расстроила? Все также, не отрывая от нее взгляда, Дюсан присел в большое низкое кресло. Потянул Шани за собой и усадил на свои колени. Он дышал ее запахом, смотрел и был от этого как никогда в жизни счастлив. Сколько прошло времени, он не знал: полчаса или полночи. Растворялся в своих ощущениях и чертах девушки. Даже инстинкты затихли, полностью удовлетворенные. Умиротворенные.
Шанита — миниатюрная, вся помещается на его коленях, а ладонями он, наверное, может обхватить кольцом ее талию. Как же хочется попробовать.
Мысли снова повернули в опасное русло. Представлялось, как хорошо помещались бы все другие части ее тела в его руках. Его ноги и ее ноги переплетены, ее живот на его, ее грудь и его грудь, или его большие ладони на ней. Потемневший взгляд впился в бледные губы девушки. Его губы на ее губах, слизывают ее вкус. Какая она на вкус?
Дюсан как будто впал в какой-то неизвестный доселе транс, мир исчез, осталась только она, Шанита, и он. Пышущее жаром и изнывающее от желания тело, громыхающий пульс и как наркотик одурманивающий, запах девушки.
У всех рас есть свои дурманы, наркотические снадобья, растения, химические соединения. Некоторые из таких Дюсан пробовал, так, развлечения ради, от скуки. Теперь, похоже, он открыл для себя самый сильный наркотик. Шанита — порабощающая волю и тело.
Из этого состояния его вывел приглушенный вздох-всхлип Шани. Леморанец пару раз моргнул, сфокусировал взгляд и посмотрел в испуганные глаза.
— Прости, — голос прозвучал хрипло и низко. Дюсан тяжело дышал и уговаривал себя ослабить захват рук на ее теле. Взгляд серьезный, виноватый, неуверенный, ищущий. Он и хотел бы, но ничего не мог скрыть от своей пары. Его тело и глаза не могли ей лгать.
— Я понимаю, слишком много всего за последние дни. Я постараюсь… — фразы выходили обрывочными и скупыми. Насколько бедна его речь, по сравнению с бушующими внутри чувствами. — Извини меня, не бойся, Шани. Я ничего тебе не сделаю.
Маленький потерявшийся котенок в лапах сильного зверя. А хищник, которым в эту минуту в полной мере ощущал себя Дюсан, все смотрит и смотрит на нее. Будто пытаясь проникнуть под кожу, в сердце, в саму ее душу.
— Прежде, чем сойдем с корабля, должен отметить тебя знаками своего рода. Так надо.
— Ты мне до сих пор ничего не рассказал, — прошептала и опустила голову, закрываясь от него длинными волосами.
Дюсан заставлял себя дышать спокойно и размеренно, заставлял руки лежать на подлокотниках кресла, а не на ее талии. О Боги, помогите! — простонал мысленно. Ему тоже страшно. Страшно, что не сдержится и этим оттолкнет Шаниту от себя еще больше.
— Ты ничего не должна мне. И не благодарности я хочу добиться, — продолжил вслух. — Не знаю, какая жизнь у тебя была до всего случившегося. Мои реалии таковы, что ты теперь моя… — легкая заминка, во время которой Шанита перестала дышать. — Моя пара. Я не мог поступить иначе, чем так, как поступил.
Дюсан наконец-то поймал ее взгляд и помимо воли его пальцы обхватили ее подбородок, удерживая и поглаживая, не давая снова спрятаться.
— Не знаю твой мир и его традиции, наверное, он сильно отличается от моего. На Леморане почти нет женщин. А мужчины воюют друг с другом, с джа-анами, со всеми. Наемники Леморана прославились на всю вселенную как бесстрашные воины, потому что нам нечего терять. Иного смысла в существовании, кроме как воевать, у большинства из нас нет. Но каждый, не скрывая этого, мечтает только об одном, — найти свою самку, пару. Создать семью.
Шанита вздрогнула от такого определения женщины, больше присущего животному миру, нежели человеческому. Чем дальше заходил сухой и обрывочный рассказ, тем больше округлялись ее глаза. Даже перестала смущаться и забыла переживать о будущем.
— Многие и не представляют, какого это. И я не представлял, пока не встретил тебя. Твой страх, Шанита, ранит больше всего. Сильнее, чем оружие противника в схватке.
Не стал говорить о том, что не только ее страх причиняет боль, но и возможное равнодушие или сопротивление. Или отторжение. Одна только мысль об этом скручивает внутренности в узел.
Жить одиноким скитальцем-воином в космосе, без любви и тепла любимых людей. Только с крохотной надеждой, однажды украсть или купить для себя самку и завести семью.
Поведение Дюсана, его отношение к ней… Теперь Шани начинала понимать ситуацию в целом. До нее, всегда слишком инфантильной и доверчивой, стало доходить, в какую реальность она попала и чего от нее ждут. А то, что попала, ясно говорил, кричал, взгляд леморанца.
Шанита не замечала, что заслушавшись, машинально перебирает пальцами серебристую кисточку хвоста, который ненавязчиво обвивал ее ноги. Шани любит плести браслеты, фенечки, разные украшения. Очень редкое хобби в нынешнее время, корнями из старинной культуры людей. Теперь же пальцы неосознанно захватили мягкий волос кисточки и занялись привычным делом.
Дюсан как настоящий кот, тихо и сдержанно урчал. Произвол этих пальчиков более чем устраивал. Он готов говорить вечно, лишь бы Шани не прекращала его гладить.
Что удивительно, вспоминая далеко не простую историю своей расы, впервые не испытывал привычных горечи и разочарования, злости и досады. Старался объяснить своей паре, какой была его жизнь до нее и что он испытывает сейчас, с ней.
— С тобой было как запечатление, взрыв. Как будто я умер и родился заново, — нерадостно усмехнулся, показав кончики клыков.
Возродился, это точно. Теперь как слепой, беспомощный щенок, прилип к Шаните и шагу без нее не ступит. И разум растерял. Он прижался носом к ее виску и глубоко вдохнул.
— Твой запах сводит меня с ума Шанита. Не поверишь, я никогда в жизни, ни разу в бою, коих было не мало, никого так не боялся как тебя. На самом деле мне было все равно, что со мной будет. И все самки были для меня одинаковы, ценны, бесспорно, но… не мои. С тобой же все мое естество горит, требуя тебя всю целиком.
Снова не сдержавшись, наблюдая, как румянец покрывает ее щеки, прильнул губами к вспыхнувшему ушку.
Дюсан так много ей сказал, а она молчит. Те три человеческие девушки, которых так неосмотрительно похитил у Лароли, говорили, что для человека, особенно женщины, важны слова. Промелькнула даже фраза, что девушки любят ушами, которая, если честно, ввела Дюсана сначала в глубокий ступор, а потом у него сломалась фантазия.
Он до сих пор не мог простить себе, что подверг жизнь тех девушек, поделившихся с ним очень многой полезной информацией, опасности.
Время тянулось невыносимо долго, а Шанита все молчала, пряча взгляд.
— Испугалась? — прошептал ей в кожу.
У девушки никакие слова не шли с языка. Дюсан сам вдруг испугался того, что она может ему ответить. И не хотел уже останавливаться, не хотел услышать ответ. Заговорил еще проникновеннее, напористее, соблазняя, не фильтруя и не контролируя слова.
— Мне хочется прижаться к тебе, сильно, как можно ближе. Раздеть, касаться, почувствовать твою голую кожу всем телом, под собой. В одном полотенце и на коленях у шепчущего свои желания мужчины. В таком положении даже пресловутая интуиция Шани тихонько замерла в сторонке.
— Мне рассказывали, что такое человеческая любовь. Так вот, — ты моя пара и я люблю тебя.
Вжался лицом в ее шею и замолчал. Не имел ни сил, ни воли, заставить себя действовать иначе, чем сейчас. Спонтанно, необдуманно, глупо, искренне. Рискуя всем.
Сможет принять ее ответ, если он будет отрицательным? Если она попросит отпустить ее?