– Да, конечно, – Артем встрепенулся. – Пойдемте!
За готовкой ему всегда хорошо думалось. И, как услужливо подсказывала память, готовка – весьма удачное занятие для мысленного самокопания.
Руки работают сами: отмерил, отрезал, взвесил, влил, посолил, поперчил, помешал, взбил, добавил или убавил огоньку. А голова в это время думает о совершенно постороннем.
Час с лишним пролетели мигом; поскольку у повара имелись на кухне сразу трое рабочих, Артем управился в рекордные сроки. Варево сначала весело булькало, а потом тихо доходило в казане-углублении меж двух костров. Артем тем временем пытался навести в мыслях и чувствах хоть какое-нибудь подобие порядка. Первый животный страх мало-помалу схлынул, постепенно на первый план вынырнул невесть откуда взявшийся вопрос: "А почему нет, черт побери?"
Вопрос был, понятно, риторическим.
Артем прекрасно осознавал, что управление посадочным ботом в ручном режиме и полет на крыльях – это сильно разные вещи. Да даже полет на какой-нибудь скромной авиетке, леший ее дери, бесконечно далек от полета на первобытном дельтаплане. Однако – и это тоже бесспорно – есть в них и нечто общее. На авиетках Артем летал, и неоднократно.
Правда, всегда на оснащенных двигателем. На планерах – никогда. На дельтапланах – тем более.
А вот Оксана дельтапланеризмом увлекалась. И как-то сказала, что летать на дельтаплане немногим сложнее, чем ездить на велосипеде. С велосипедом у Артема никаких проблем не возникало с самого детства.
Так, может, и с дельтапланом не возникнет? Почему, черт возьми, нет?
ва Дасти внезапно прервал игру, отложил гитару и жестом фокусника выудил откуда-то из-за спины полупустой мех.
Мех многообещающе булькнул.
– Не пора ли нам? – вопросил сказочник многозначительно.
– Давно пора, – Тан протянул руку, отобрал мех у Дасти, распустил удавку на горловине и протянул Фидди. – По старшинству!
Тренер без лишних разговоров принял, запрокинул голову, открыл рот и умело влил в себя не меньше литра.
– Если по старшинству, то следующий ты, – сказал он, утерся рукавом и протянул мех Артему.
Секунду поколебавшись, Артем перехватил веселящее.
"Почему, в конце концов нет?" – в который раз подумал он.
Веселящее было отменное – как раз созревшее, чуть терпкое, чуть шипучее, как хорошее игристое вино.
"Почему? Нет? Вдруг, я врожденный летатель, просто толком так и не попробовал? Не считать же неуклюжие уроки ло Уми полноценным обучением?"
С каждым глотком уверенность в собственных силах и умениях крепла.
ма Фидди с прищуром глядел на будущего ученика; но сам ученик так и не понял – одобрительно он глядит или же с осуждением. Что думал будущий учитель осталось загадкой, однако Артема он не останавливал.
Когда к меху приложились Дасти, а чуть погодя и Тан, Артем хлопнул в ладоши:
– Ну, что, думаю – поспела!
И стянул прикрывающие похлебку листья в сторону. Сразу запахло – остро и пряно, как и должно пахнуть от доброй похлебки из косули с грибами. Тело Листа у казана-углубления было еще горячим – совсем недавно на этом месте пылал один из костров; напротив, где сейчас сидел сказочник – второй. Артем привычно наполнил чаши-долбленки, больше похожие на вместительные пиалы, и раздал оголодавшим товарищам. Тан раздирал на части принесенные сказочником лепешки.
Уже через несколько минут ма Фидди с уважением поглядел на Артема.
– Вкусно! – сказал он; возможно Артему показалось, но вроде бы в словах тренера сквозило удивление. – Очень вкусно!
– Хе! – Дасти не замедлил расплыться в улыбке. – Я тебе говорил: по части готовки он мастер!
Тан ничего не сказал: он, обжигаясь и чмокая, работал ложкой и челюстями, всем видом показывая, что ему сейчас совершенно точно не до разговоров.
Артему, понятное дело, польстили и похвала Фидди, и слова сказочника и молчание ва Тана. Хотя секрет его готовки был достаточно прост: на Листах росло много всяких душистых травок-приправ, корешков, разнообразных плодов вроде перца-огонька, да и перетертыми в пыль семенами гастрономы Поднебесья пользовались достаточно активно.
Отсутствие выраженной сезонности не требовало заготовки и высушивания всей этой кулинарной ботаники, поэтому местные женщины обычно пользовались свежей. Артем же знал, что высушенные и перетертые специи зачастую обладают намного более ярким ароматом. Кроме того, из имеющихся под рукой приправ охотнее он использовал те, которые содержали природные усилители вкуса.
В общем, добавку он зачерпывал себе и товарищам еще трижды, а Тану даже четырежды. Съели все подчистую, остатки из казана в Листе подобрали последней лепешкой.
Только после этого ва Тан удовлетворенно ухнул, откинулся на спину и мечтательно протянул:
– Да-а-а…
И примерно через минуту:
– Теперь бы…
– Сейчас не могу, – торопливо перебил его Дасти. – Даже сказку.
И тоже перешел в горизонталь.
Фидди давно уже лежал на боку и разве что не похрюкивал.
– Но потом-то расскажешь? – вздохнул Тан с надеждой.
– Потом – расскажу, – не стал отпираться сказочник и перевел взгляд на Артема, насколько был в состоянии это сделать из лежачего положения.
– Зря древние забыли тебя на корабле, а Тиом! Если бы ты эвакуировался вместе со всеми, думаю, в каждом клане сейчас готовили бы гораздо вкуснее!
– Если бы я эвакуировался со всеми, я был бы уже семьсот лет как мертв, – ответил Артем; получилось довольно мрачно.
– Оно-то да, – не сдался ва Дасти. – Но кто знает, как сложилась бы твоя жизнь тогда, в первые годы на Листах? Может быть, гораздо интереснее!
На это Артем не нашелся что ответить.
– Скажите, – внезапно поинтересовался ма Фидди. – А почему вы не пытались обучить его раньше?
Сказочник сподобился только на неуверенное: "Ну-у-у…", а Тан так и вовсе только сопел, не утруждая себя словами.
– Почему не пытались? Пробовали как-то… Пару раз, – смущенно произнес Артем. – С охотниками клана Андира…
Он хотел добавить что-нибудь убедительное, что-то враз объяснившее бы его прежние неудачи, но нужные слова никак, не находились, и в конце концов Артем, просто молча махнул рукой.
Фидди, глядя на него в упор, подождал еще немного, вздохнул и пробормотал:
– Понятно…
Глава третья.
– Мне кажется, – хмуро заявил Градиленко, – ты от нас что-то скрываешь.
– А что мне скрывать? – искренне удивился Ник. – Думаете, я набрел в лесу на месторождение алмазов и втихую его разрабатываю? Так здесь алмазы мало ценятся.
Градиленко кутался в пуховик, который, увы, плохо защищал его от пронизывающего осеннего ветра. То, что Ник был лишь в шортах, майке и босиком, раздражало шефа контактеров еще сильнее.
– Ты сорвал процедуру контакта, – сказал Градиленко. – Отчетов от тебя я не видел уже полтора месяца.
– Коллега, – с чувством произнес Ник. – Напротив, я довольно далеко продвинулся по стезе контакта с обитателями Селентины. И именно поэтому я хочу остаться. Остаться здесь, чтобы как следует сжиться с ними и окончательно понять – что способно послужить мостом, который можно будет навести между Землей и Селентиной. По-моему, это вам только на руку.
– Нам на руку твоя помощь, которой мы не видим. Я не понимаю чем ты занимаешься там, в лесу. Я не понимаю, почему ты не мерзнешь на этом чертовом ветру. Я не понимаю, почему общение с каким-то летающим жуком для тебя стало важнее, чем общение с людьми. Я не понима…
– Коллега, – проникновенно и очень спокойно перебил Ник. – Если бы вы дали себе труд осмотреться окрест, возможно вы отыскали бы первые ответы. Это так, совет вам и всем остальным. На будущее.
Бородачи-контактеры, подчиненные Градиленко, неприкаянно топтались около посадочного бота. Им было тоскливо, холодно и неуютно. И десантникам с прикладными лучевиками тоже было, холодно и неуютно, но этим хотя бы не тоскливо.
Земная миссия на Селентине готовилась к отбытию. Готовились все, за исключением бывшего эмбриомеханика Никиты Тарханова. Контактеры ничего, ровным счетом ничего не добились здесь – аборигены на контакт не пошли. В силу этого очень обиден был явный успех какого-то там эмбриомеханика, слыхом не слыхивавшего о типовых процедурах контакта и, тем более, о ксенопсихологии. Градиленко злился. Но вредный экс-эмбриомеханик, похоже, всерьез вздумал обосноваться здесь. На запретной для любого землянина (кроме группы Градиленко, разумеется)
Селентине. И сейчас предстояло решить – считать Тарханова членом вышеупомянутой группы или уже нет.
– Между прочим, – заметил Градиленко, – я имею право приказывать десантникам. Одно моё слово, и тебя попросту пристрелят, щенок!
– Бросьте, – фыркнул Ник. С некоторых пор он перестал скрывать естественные реакции – к чему их скрывать? – Не станут они стрелять.
– Ты нарушил закон! Ты нарушил устав!
– Считайте, что я уволился из флота. А что до земных законов – так можете меня и землянином больше не считать.
Ник чувствовал, как напряглась в отдалении Криста – она прекрасно помнила разрушительную мощь человеческого оружия. Правда, в прошлый раз был пулевик и был подсвинок… Ник, как мог, успокоил ее.
Не станут десантники стрелять. Не станут. А если и станут… Что же… Скорее всего, Ник их опередит. Он нисколько не собирался подставлять собственное тело под смертоносные импульсы лучевиков.
– Геннадий Викторович! – окликнули Градиленко от раскрытого пассажирского люка "Медузы". – Капитан на связи! Время!
Шеф контактеров еще некоторое время зло ел глазами улыбающегося Ника, потом досадливо махнул рукой, и уныло побрел к боту.
Ник, не двигаясь с места, наблюдал, как грузятся в бот его бывшие соплеменники – десантники, контактеры. То есть, это они думали, что бывшие.
У Ника на этот счет сложилось свое мнение.
Задраен люк. Пилот сейчас прогоняет предстартовые тесты… "Медуза" неторопливо отрывается от почвы и, ускоряясь, рвется в зенит, в холодное октябрьское небо Селентины. Супердеревья прощально машут ему ветвями.
Странно, но Ник почти не испытывал тоски по дому – в другое время при виде стартующего бота непременно заныло бы где-то в области сердца.
Почти не испытывал.
Все-таки он сильно изменился в последние месяцы.
Прошло минут пять; стряхнув, наконец, оцепенение, Ник обернулся и позвал:
– Криста!
Девушка помахала ему рукой с ветви здоровенной шавоши, с высоты добрых, наверное, пятнадцати метров.
– Иди ко мне! – позвала она негромко, но Ник ее, естественно, слышал так же ясно, как если бы она находилась совсем рядом.
Он зажмурился и побежал. Все быстрее и быстрее. На десятом или одиннадцатом шаге Ник неуверенно оторвался от земли, между лопатками под тоненькой выгоревшей майкой набухли два тугих кома, а потом на свободу вырвалось еле различимое в свете дня мельтешение чего-то эфемерного и полупрозрачного, словно у Ника вдруг отросли стрекозиные крылья, и трепетали сейчас за спиной, и трепетали, вознося его все выше и выше.
Уже наверху, на ветви шавоши он на секунду обернулся, мельком взглянул на темное пятно посреди лужайки, потом на низкие тучи, в которых скрылся бот с крейсера "Калахари", а потом сгреб Кристу в объятия и радостно прошептал ей в самое ухо:
– Доброе утро!
Криста засмеялась, отпихивая его. Потом сказала:
– Молодец! Ты понял. С тобой действительно пора поговорить… предметнее. Пошли или полетели?
– Наверное, лучше пошли. Летать мне еще трудно.
– Ничего, этому быстро учишься, – Криста ничуть не огорчилась. – Через полгодика будешь летать чаще, чем ходить. Только совсем ходить не прекращай, оно тоже плохо. Мышцы ослабнут… да и вообще вредно.
Криста грациозно соскочила с шавоши, выполнила изящный и геометрически безукоризненный пируэт, так что любые земные гимнасты-чемпионы обзавидовались бы, и приземлилась на лужайке, чуть разведя руки в стороны.
– Оп-ля! Давай теперь ты!
Спуск Ника был далеко не так грациозен – по сравнению с Кристой он пока выглядел словно майский жук на фоне стрекозы, тяжелым и неуклюжим. Но так или иначе, Ник спустился с ветки на землю, с высоты примерно пятнадцати метров, посредством полета. Тяжелого, неуклюжего – майский жук же! – но приземлился Ник живым и невредимым.
Он не понимал физической природы своей новой способности. Человек, землянин, homo sapiens sapiens, к подобным трюкам был заведомо неспособен. Однако с учетом происходящих в Нике перемен полет выглядел чем-то вполне естественным и напрашивающимся. Ник сделал для себя простой вывод: с разумными существами на Селентине что-то происходит. Они эволюционируют. Быстро, не за миллионы лет классической видовой биоэволюции, а за считанные годы, в процессе эволюции индивидуальной. Селентинцы называют этот процесс пробуждением. Почему бы и нет? Яйца или куколки насекомых могут дремать годами, прежде чем перерождаются в гусениц или бабочек.
Аналогия чужого наставника прекрасно иллюстрировала то, что Ник наконец-то начал понимать. Или, скорее, не понимать, а чувствовать, потому что это было не знание, продукт наблюдений, умозаключений и выводов, а нечто более всеобъемлющее, восходящее к изначальной природе и жизни как явлению в целом. Надо просто жить, присматриваться и прислушиваться к себе и окружающим и смотреть что из этого выйдет. Если он способен проснуться – возможно, поднимется на какой-то новый уровень, который представить сейчас просто не умеет. Ну, а если нет – что ж… спящим эмбриомехаником Ник быть пока не перестал. Правда, предстоит неприятное общение с контактерами, а, возможно, и с кем-нибудь поважнее. Но не расстреляют же его, в конце-то концов!
– Ты вообще молодец, Ник! – продолжала щебетать Криста. – И полетел вовремя, и землян своих непонятливых спровадил как раз к сроку.
Просто здорово! Скоро зима, много свободного времени, чтобы думать и просыпаться. Да и наставник теперь у тебя будет.
– Наставник? – Ник даже замер на мгновение. – У меня? Свой, отдельный?
– Ну, да! – Криста потянула его за руку. – Куда мы, по-твоему, идем?
Ты действительно начал просыпаться, теперь без наставника никуда. На Селентине так принято.
У Ника аж в голове зашумело. Неужели, теперь найдется кому ответить на бесчисленные "почему", которые порождала новая непривычная жизнь?
Он шел через лес вслед за Кристой, опьяненный и ошеломленный, не замечая пронизывающего ветра и скользкой холодной листвы под ногами.
Кое-где поверх листвы намерз тонкий ледок, но Ник теперь знал как не поскользнуться на нем; это было нетрудно, почти так же легко, как и не мерзнуть на ветру. И это Ник совершал бессознательно, отдав на откуп то ли рефлексам, то ли инстинктам, которые, оказывается, всегда жили где-то глубоко в естестве, просто сам он о них не подозревал.
Или забыл. Скорее забыл – когда-то давным-давно, в раннем детстве Ник знал об этом. Все люди во младенчестве знают об этом, но взрослея почему-то забывают.
Зря. Очень зря.
Минут через двадцать… точнее, через двадцать четыре с секундами, они вышли на большую округлую поляну, на которой Ник с удивлением увидел стандартный отросший коттедж-одиночку. В бытность эмбриомехаником Ник растил их десятками, если не сотнями, на каждом мире, в котором довелось работать. Четыре варианта планировки, но везде одна спальня, одна гостинная, совмещенная с кухней, один кабинет и один санузел. Вариант люкс комплектовался еще и сауной, но на полянке стоял не люкс, обычный стандарт.
– Ну, я пошла! – вздохнула Криста. – Найди меня потом!
Она чмокнула Ника в щеку и канула в лес, куда-то в мешанину полуоблетевших крон.
– Найду, – пробормотал Ник.
И ведь действительно: Ник понятия не имел где найдет ее, но зато знал как. Надо просто… потянуться, что ли, к ней, к Кристе. Вроде как позвать, но не совсем.
Человеческих слов-понятний Нику с некоторых пор категорически не хватало. Кажется, у селентинцев есть какой-то иной, более яркий и многоплановый метод общения нежели акустическая речь. И это совершенно точно не телепатия.