Но ей ещё легко – в конце концов, есть возможность уйти по выслуге лет. А ребята?.. Коля, наверное, пойдёт в оперативники, Серёжа вернётся в спецназ, откуда она так бесцеремонно его выдернула… Тогда, шесть лет назад, ей казалось, что она поступает правильно: даёт им возможность расти, участвовать в настоящей работе, открывает доступ к новейшим технологиям, позволяет иметь стабильный и солидный заработок… А теперь, с её лёгкой руки, они оказываются практически выброшенными на улицу, имея сомнительный стаж и смутные перспективы.
А что будет в Ванькой? Безумно талантливым и одновременно по-ребячьи бестолковым? Куда ему податься? Могут ведь и обратно в тюрьму упечь – нанести ей ещё один меткий удар…
Рогозина помотала головой. Нет, нет, нет, это всё какой-то застарелый кошмар, который иногда приходит ночами, но он не может появиться в реальности. Что случилось, что произошло такого, что всё рухнуло в один момент, как карточный домик?..
***
- Я не буду передавать материалы в суд. Нет.
- Подумайте хорошенько. В конце концов, опираться можно не только на справедливость…
- Что вы имеете в виду?
-Галина Николаевна, - чиновник со вздохом поднялся со стула. – Это дело прошлого. А опираться надо на то, что важно сейчас.
- А что, по-вашему, важно сейчас?
- Что важно по-моему, особого значения не имеет, мне вся эта история безразлична. Для вас же важной должна быть судьба вверенной вам структуры.
Сердце пропустило удар. Этого поворота, намёка на закрытие ФЭС, она опасалась во всех разговорах с вышестоящим начальством.
- Судьба ФЭС важна для меня всегда, независимо от ситуации. Говорите яснее.
Может быть, тон вышел слишком приказным – лысоватый чиновник болезненно улыбнулся и снова присел.
- Вы не в том положении, чтобы диктовать условия, дорогая моя.
- А вы не в той должности, чтобы фамильярничать.
- Всё, всё, - он выставил перед собой ладони. – Я здесь не за тем, чтобы выводить вас из себя. Мне необходимо всего лишь напомнить вам, что дело Мощенко должно быть закрыто и без каких-либо изменений возвращено в архив. В самые короткие сроки.
- Я не могу отказываться от дела, которое требует доследствия. Если вы не в курсе, ФЭС – та служба, которая занимается именно такими случаями.
- Галина Николаевна, вы не хотите меня услышать. Дело должно быть закрыто. Точка. Сейчас, спустя почти полвека, справедливость обвинения значения не имеет.
- Но у Мощенко есть дети. Их право на реабилитацию…
- Товарищ полковник! Я не могу приказывать вам, но назавтра вместо меня придёт другой, старший по званию, которому вы обязаны будете подчиниться!
***
Другой пришёл не назавтра, быстрее. А назавтра просто будет зима, до неё осталась пара-тройка минут. А чего тебе не спится, Рогозина? Чего ты вскочила в половине шестого, отмотала пешком пол-Москвы, напилась чаю – слабого-слабого, почти бесцветного, - и теперь уснуть не можешь? Улеглась в десять, да так и промаялась, уткнувшись в подушку. Чего тебе не спится-то?
А не спится тебе, потому что до зимы осталась пара-тройка минут. И ты знаешь, что это значит. Это значит, что завтра – первое декабря, и завтра, с потеплением на два градуса, растает вчерашний снег. Растает, перестанет существовать. И вместе с ним перестанет существовать полковник Рогозина. Только вот кто вместо неё появится?
На её место придёт генерал Рогозина. О, Господи, как звучит пафосно! Какая дурь… Зачем это, кто бы объяснил… Не хочется, не хочется тебе другого, ты уж приросла к своей полковничьей шкуре, жалко, да и страшно менять её. Вот и не спится. Нет, скажешь?
Скажешь, конечно, - завтра утром, надев форму и придя в Министерство. Ещё как скажешь. И заставишь себя думать, что всё к лучшему, что так и надо. И будешь честным, неподкупным, гордым генералом. Ни в чём не запятнаешь честь нового мундира.
Это сейчас, спрятавшись под одеялом, хандришь. Всегда хандра, когда не спится. Вот похандришь слегка, выпьешь успокоительного, и пройдёт. Кто б знал, что полковник… тьфу ты, генерал Рогозина на успокоительном сидит, как на игле! Хотя, что ж там, все знают… Ну, подозревают, наверное, по крайней мере. Какая разница…
Скорей бы утро. Скорей бы зима. Скорей бы с новой шкурой срастись.
Всё ведь в порядке. Ну, новая должность, ну, новое начальство, ну, заботы новые. Место новое. Всё в порядке – в порядке вещей. Чего ж не спится?.. И кофе (чёрт, всё-таки кофе!) слишком горячий, и сигарета горькая, и стул жёсткий.
Утром опять голова будет раскалываться, и весь день пройдёт в тумане ноющей боли, и непонятно почему ты сейчас не спишь, а натягиваешь прямо на футболку пальто, на ощупь, не включая света, ищешь ключи. Закрываешь дверь, выходишь на улицу…
К пяти утра усталость наконец заставляет тебя остановиться. Садишься на мокрую скамейку, достаёшь телефон и, не набирая номера, подносишь к уху. Выговориться.
- Алло. Это Галина Рогозина. Знаете, где я сейчас? Да, сейчас, ночью. Да, не дома. На другом конце Москвы. А знаете, почему? Не спится мне. Догадываетесь?.. Да-да, генералу Рогозиной не спится. Потому что нет такого человека, нет слышите?! Не может спать тот, кого нет… Идите куда хотите, я не бред несу, я вас намеренно и целенаправленно посылаю по вполне точному адресу! Ненавижу я вас, товарищ неначальник!
Отдышавшись, снимаешь телефон с блокировки. Замёрзшие пальцы с трудом находят в списке нужного абонента.
- Алло. Прошу прощения за столь ранний звонок. Нет, всё в порядке. Я только хотела сказать… К сожалению, товарищ генерал, я не стану вашей коллегой. Я отказываюсь. Разумеется, добровольно. Я не принимаю этого звания. До свидания.
Чтобы сделать ещё один звонок, приходится несколько минут собираться с духом.
- Алло… Вань… Извини, что так рано… Извини, Ванюш… Нет, со мной всё в порядке… Я только сказать тебе хотела, что я так не смогу… Прости меня, пожалуйста, прости… Я знаю, ты не понимаешь, о чём я. Но я по-другому переиграть попробую, ладно? Мы обязательно что-нибудь придумаем. Я придумаю… Просто потерпеть надо ладно? Ты извини ещё раз, ложись сейчас, поспи – утром можно будет думать, что этот звонок тебе приснился. Ты только одно запомни: что бы завтра ни случилось, – или послезавтра, или через неделю – я переиграю. Но по-другому… Всё, Вань, спи…
========== Змея в камышах ==========
И ещё один бредовый, неясно к чему относящийся кусок…
- Галь… Галочка… Я люблю тебя… - Илья касался волос, обводил пальцем брови. – Люблю, Галочка, колючка моя…
Рогозина, не отрываясь, смотрела в его глаза и пыталась понять, что она делает здесь, рядом с этим человеком, снова…
- Не смотри на меня, Галя… Не смотри. Зачем?.. Меня завтра убьют, ты знаешь… А я люблю тебя, люблю, люблю!
Он дотронулся до её шеи сначала подушечками пальцев, потом губами…
- Илья… - только и могла выдохнуть она, путаясь в мыслях и чувствах, слишком противоположных, разрывающих, терзающих клочки душевной твёрдости и покоя…
- Галя, Галя, Галя… Галя моя… Моя, только моя, ничья больше! Не дам никому, только моя! – жадно шептал он, прижимая к горящим щекам её безвольные, безразличные руки. – Ничего не надо, люби меня, ненавидь, бей, гони – мне всё равно! Сегодня – только моя!
Она чувствовала его дыхание на ладонях, видела перед собой его труп – отсвет далёкого завтра – и заставляла себя не думать ни о чём, потому что сквозь любые мысли сквозила и билась о сознание одна: переиграть.
- Нет, не буду, не переиграю… Нет…
- Что?.. Что ты сказала, Галя? – Полозов опять ловил её руки, гладил, сжимал, целовал… А она в ужасе понимала, что не может убедить саму себя, не может ни соврать, ни приказать себе…
- Не важно… Молчи, мне всё равно… Люблю…
*
Назавтра она стояла над его трупом, но думала вовсе не об Илье, а о костюме, который сегодня был неприятно холоден и твёрд. Как будто его накрахмалили. Боже мой…
- Нет. Я не переиграю. Этого я не переиграю.
- Что, Галь? –Антонова, отвлекшись от тела, настороженно подняла голову. – Что ты сказала?
- Ничего. Ничего, Валечка. – Она быстро вышла из комнаты. Из его комнаты, где всё было о нём, всё пахло им, всё вопило о том, чтобы…
- Нет! Я не переиграю! Нет!!
*
Вечером, когда она уже уходила из ФЭС, у самого порога её перехватил Тихонов. Тревожно глядя в глаза, поймал ладонь. Как же его прикосновение отличалось от рук Ильи!..
Он без слов спрашивал о том, от чего она так и не могла окончательно отказаться.
На Рогозину вдруг навалилась жуткая, нечеловеческая усталость. А вместе с ней пришла счастливая долгожданная твёрдость.
- По домам, Вань. Всё. День закончен.
Охранник на ресепшене сочувственно кивнул – даже он уже знал, что «дело толстых» имеет какую-то подовырку, напрямую связанную с Рогозиной. Но для стоящего рядом Тихонова эта фраза значила куда больше.
- День закончен, - повторила Рогозина, и он, нервно усмехнувшись, выпустил её пальцы.
- Спокойной ночи, Галина Николаевна. До завтра.
- Спокойной ночи, Иван. Спокойной ночи.
***
И ещё один…
- Теперь главное – не оглядывайтесь.
Рогозина не ответила – кивать невидимому собеседнику было бы глупо, а шевелить губами, даже едва заметно, - подозрительно. «Не оглядываться» - она и сама это понимала. Только выполнять приказ было гораздо сложнее.
Через десяток шагов она услышала за собой мягкий стрекот колёс. Да, хороша машина, мотора почти неслышно. Или ведут хорошо.
Шаг, шаг и ещё. Она почти приблизилась к тёмной арке, уводящей в переулок и буквально почувствовала, как затаили дыхание на том конце связи.
Хотелось закрыть глаза и сосчитать до десяти. Тогда арка уже останется сзади. Но с закрытыми глазами, с бешено колотящимся сердцем, на онемевших от страха ватных ногах можно уйти не туда. Поэтому – глаза широко открыты, и траектория движения – строгая прямая.
Стрекот колёс становится громче, тело уже обдаёт душным и тёплым дыханием радиатора. Но арка позади. Значит, всё получится.
Ещё несколько шагов. И за секунду до начала, когда мотор за спиной ещё только сонно бормочет и фары приглушены, а снайперы, держа курки на взводе, замерли на крышах, интуиция безошибочно заставляет пригнуться и метнуться прочь. Мгновенье спустя по тому месту, где была Рогозина, с визгом чиркнули шины. Пуля пролетела совсем близко – ей показалось, ветром даже всколыхнуло лёгкий шарф. Но думать было некогда, до спасительной двери в конце улицы оставалось тридцать метров. Думать можно будет потом, в своём кабинете, за чашкой кофе, когда вместо тёмных подворотен вокруг будут родные стены. А сейчас надо просто бежать вперёд.
Своё дело она сделала, живца под названием «полковник Рогозина» не заглотить они не могли. Теперь, когда в игру вступил спецназ, ей тут больше делать нечего. «Не то у меня здоровье, не тот возраст, чтобы участвовать в таких операциях, чёрт возьми!» - думала Рогозина, на бегу отстреливаясь от догоняющего преследователя.
Плотный удушающий страх ожидания отступил, ему на смену пришёл страх погони, разгоняющий по крови адреналин, заставляющий сердце биться неровными сумасшедшими толчками.
Вдруг, задыхаясь, она с ужасом увидела, как наперерез ей, загораживая дверь убежища, вырулил ещё один автомобиль.
***
И ещё один - с осени лежит. Та же Зиля, которая, видимо, хочет, чтоб я заваливала каждую кр по матану, подкинула мне пару серий, где на Рогозину нападают. Тогда меня это очень вдохновило.
P.S.: Зиль, не обижайся. Я шучу. И очень рада, что ты снабжаешь меня свеженьким “между нами девочками” :)
- Коль, на меня напали! Собирай всех в ФЭС!
***
Рогозина отошла от этого только через неделю. Лицо, как всегда, каменное, но нет-нет, и я замечал, как она вздрагивает от стука двери или незнакомого номера на дисплее мобильника.
А вчера, когда Тихонов вдохновенно кромсал вишнёвый пирог, она странно часто моргала, глядя на нож.
- Галь…
- Да, Коля? – оторвала голову от пачки бумаг из Министерства, вопросительно вскинула бровь.
- Ты не думала о моих словах? Насчёт отпуска?..
Улыбнулась, покачала головой и снова уткнулась в бумаги. Уже из-за вороха листов пробормотала:
- Я ещё не забыла, как была в отпуске в прошлый раз… Всё, Коль, иди работать, подозреваемого давно привезли.
- И всё-таки…
- Коля! Иди работать! – раздражённо, почти резко. Не люблю, когда ты говоришь таким тоном – перечить становится бесполезно. Хотя тебе, кажется, перечить бесполезно всегда.
***
А ведь я был прав. Надо было тебе уйти в отпуск, Галя, надо было… Если бы в тот день я был в офисе, то, наверное, не выдержал бы.
Вечером Серёга завёл меня в какую-то пивнушку, долго тёр виски и, только ополовинив кружку, выпалил:
- Петрович, Галку чуть не пристрелили.
-Опять? – растерянно переспросил я. Вот так сразу других слов и не нашлось: мысли одеревенели от мгновенно нахлынувшего страха за Рогозину. – Она?..
- Дома она, дома, - Майский тяжело откинулся на спинку стула, хрустнул пальцами. – Говорит, всё в порядке.
- В порядке? Она рехнулась?
- Знаешь, не удивлюсь. Два покушения за неделю… Петрович, съезди к ней, а? Уговори хоть завтра на работу не выходить, что ли… Ну и это… Проверь, как она там. Баба всё-таки…
Последняя фраза резанула слух. Я взъярился:
- «Баба»! Тебе б такой бабой быть! Напомни, сколько вас было в конторе? Как вы такое допустили? Ты хоть понимаешь, что она от прошлого маньяка-то не опомнилась?!
- Петрович…
- Тебе бы нож под горло, Серёга!
Я кинул деньги на стол и выскочил на улицу – под противный проливной дождь.
***
- Серёг, извини. Погорячился.
- Да я всё понимаю, Петрович, не заморачивайся. Ты скажи, ты у неё был?
- Под дверями стою. Вот храбрости наберусь – и позвоню.
- Ну, удачи, - хмыкнул Майский в трубку. – Перезвони потом… Если что, мы все в офисе.
Я засунул мобильник в карман и, вздохнув, нажал на кнопку звонка. За стеной послышался какой-то стук и осторожные шаги. Потом всё затихло.
- Кто там? – напряжённо спросила Рогозина с той стороны.
- Это я, Галь.
Дверь открылась, в подъезд хлынул яркий серый свет. Рогозина с пистолетом в руке отошла в сторону, впуская меня, и тут же снова заперла замок. Перехватив мой взгляд, усмехнулась:
- Вот и пришлось кстати табельное оружие. А то зачастили ко мне незваные гости…
***
Галя запустила пальцы в распущенные волосы и со вздохом заглянула в пустую чашку.
- Всё бы ничего, Коль, всё бы ничего… Только ты, наверное, вот этого ещё не видел, - она стянула с подоконника мятый газетный лист и сунула мне в лицо. – Смотри…
«Нападение на главу ФЭС: Рогозина потеряла хватку?»
***
Дочитав, я посмотрел на неё поверх страниц, - она так и сидела, обхватив голову руками и закрыв глаза.
- Галь…
- Не хочу об этом, - резко оборвала она. – Не хочу! Если ты пришёл меня утешать, лучше уходи, пока я… В общем, лучше уходи.
- Слушай, Рогозина, - моё терпение тоже имело границы. – Думаешь, проработав с тобой чёрт знает сколько лет, я не ещё не понял, что утешать тебя бесполезно?
- А что тогда тебе надо? – она со стуком поставила чашки в раковину. – Что?
- Нужно решать, что дальше.
- А что, что, что дальше? Коля, да что ж за жизнь такая? Я что, даже сама за себя решить ничего не могу без навязанной помощи?!
- Я всё понимаю, у тебя была тяжёлая неделя, ты переволновалась… - от отвращения к собственным словам сводило скулы, но я не мог придумать ничего подходящего. Молчать, глядя на метающуюся по кухне Рогозину, тоже не мог. – Давай успокоимся и…
- Иди ты знаешь куда? – крикнула она, швырнув на пол полотенце. – Нашёлся, психолог! Был уже тут один!
Она осеклась. Тяжело дыша, опустилась на стул, в изнеможении уткнулась лицом в полотенце. А я лишь спустя пару секунд догадался, что за «психолога» она имела ввиду.