- Извини, - глухо проговорила она через минуту. – Извини меня, Коля…
Я прошёл в прихожую и на ощупь отыскал на вешалке своё пальто. В верхнем кармане лежало успокоительное – как знал, пригодится.
Когда я вернулся в кухню, Рогозина, опустив плечи, стояла у окна. Растерянно оглянулась на вопрос о том, где стоят стаканы, молча указала на шкаф. Я налил воды и протянул ей две таблетки. Так же молча она проглотил успокоительное, запила, снова села за стол.
- Хорошо. Ну давай решать, что ты там хотел.
Ещё раз повторюсь, все эти разрозненные куски - авантюра и хрень, так что не стоит обращать на них особого внимания. В конце концов, когда-нибудь я всё же допишу тут всё по сюжету, и вообще-то то они должны оказаться кстати. По крайней мере, я думала так, когда это писала.
========== Часть 5 ==========
Ещё одна бессмысленная попытка. Ни результата, ни облегчения, ни покоя. Рогозина с порога взглянула в зеркало. Из стекла на неё смотрела прямая, упрямая и измождённая женщина. Полковник подошла ближе, откинула волосы, попыталась расслабить лицо. Перестать хмуриться, щуриться, сжимать губы. Попробовать улыбнуться. Вот так…
В последнее время про неё говорили: тает, как свечка. Сгорает на работе. Стареет на глазах.
Так оно и было. Новые и новые попытки отбирали её время, отбирали часы, сутки и недели, часто по возвращении она не узнавала себя. Прошлое упрямо…
Рогозина больше не считала, сколько их было, попыток, вариантов, шансов. Могла бы – но не хотела. Могла бы – по количеству исписанных страниц в отдельной тетради. Она подробно описывала каждый раз: время, маршруты, действия – всё, вплоть до выражения лиц и реакции на слова. Но бесполезно. Бесполезно. Бесполезно.
***
Они переигрывали день за днём. Она – легко, безжалостно, уже не обращая внимания на новые морщины, случайные жертвы и промахи.
Иван удивлялся, как быстро Галина Николаевна огрубела душой к этой тонкой материи. Удивлялся до тех пор, пока сам, играючи, не прожил день заново – только за тем, чтобы вспомнить, как было в самом начале. Чтобы не выскочить из её машины по пути в ФЭС и плечом к плечу впервые переступить порог Службы.
А полковник… полковник жёстко, уверенно и верно отматывала нужные дни, чтобы сделать всё, чтоб сохранить ФЭС.
Поднимала архивы. Искала людей. Допрашивала свидетелей – по нескольку раз, заново, с чистого листа, если приходилось. Тихонов почти не удивился, когда узнал, что она подтасовывает факты и шантажирует. Не удивился. Испугался.
Полковник Рогозина переставала быть той, кого он знал.
Он боялся её нового выражения лица: равнодушного и жёсткого. Она не потеряла остроту, пронзительность и чёткость действий оттого, что теперь у неё был не один шанс. Она не разучилась идеально анализировать ситуации. Она не швырялась возможностью проживать дни заново. Она просто идеально разыгрывала идеальную партию. Как в шахматах. И так уж вышло, что кроме королевы на доске оказался ещё один одушевлённый игрок – он.
Как-то вечером – программист уже потерялся в реальности и не мог вспомнить, что это был за день, за год, - они вдруг остались одни. В последнее время Рогозину окружали люди, ещё больше, чем обычно, самые разные, пёстрые, молодые и старые; Иван не был уверен, что они по-настоящему существуют. Люди, факты, цифры – что до них!.. Он уже не понимал, где настоящая полковник Рогозина, в каком дне осталась его Галина Николаевна, как её найти, вернуть, вырвать из этого вихря.
И вдруг – они остались вдвоём. Снаружи темнело, а в ФЭС белели не знавшие усталости лампы. Её кабинет пустовал, когда они вошли. Ничего, никого. Рогозина устроилась в кресле. Поглаживая подлокотники, непроницаемая, угрюмая, поглядывала на него – колюче и с тайной досадой.
- Хороший ты, Ванька, - внезапно произнесла она. – Спокойный. Без острых углов. Об тебя не порежешься…
- Что?..
Ответа он так и не получил; обнаружил себя дома, в своей квартире, и не понял – то ли приснилось, то ли она переиграла и эту фразу.
***
Илья Полозов оказался из тех людей, в которых полковник Рогозина ошиблась дважды. Впервые… «Никогда не могла представить, что… меня вот так можно использовать…»
И второй раз – когда всё-таки переиграла тот день. Спрятала его от убийцы.
- Зачем? – севшим шёпотом спросил Иван. – Зачем, Галина Николаевна? Он ведь… он…
- Замолчи, - грубо оборвала она. – Мне решать. Не лезь в мою жизнь. В мою личную жизнь.
«Что?!» - мысль звенела в голове обидно, настырно, как муха билась о стекло.
Следующим утром они пришли в ФЭС вместе. Она, улыбаясь, держала его под руку, он хмурился.
- Илья Полозов, великолепный аналитик, наш новый сотрудник, - безапелляционно строго произнесла полковник. – Рекомендован Министерством Иностранных Дел. Специализируется на криминалистике и правовом регулировании в странах Евросоюза. Прошу любить и жаловать.
Так Полозов стал экспертом ФЭС. Тихонов не знал, что думают остальные, - об этом не шептались даже по углам, - но сам с ужасом чувствовал: Рогозиной не по плечу эта гонка. Она сходит с ума.
***
О, нет. Ты ошибался. Она не сходила с ума. Она… она…
- Илья Полозов обвиняется в нападении на главу Федеральной Экспертной Службы…
- ФЭС: эксперты-аналитики не сумели распознать крысу на борту…
- Полковник Рогозина, начальник криминалистической структуры, подверглась трём нападениям в течение недели…
- В центре внимания – Федеральная Экспертная Служба. Лучшие криминалисты страны не могут совладать с…
Лучшие криминалисты страны не могли совладать не с преступностью, а с прессой. ФЭС и вправду оказалась в центре внимания: шум, журналисты, интервью, телесюжеты… Рогозина умело и вовремя привлекла к этому Полозова: он, связанный с громким скандалом вокруг «Mladiz» и чешским отделением Интерпола, сумел придать делу ещё более крутой оборот. Нападение на главу Службы – кто знает, как это было сфабриковано, кто из них на что пошёл и с чем согласился. Грязные разговоры вокруг чешской косметики, богатых клиентов и колоссальных сумм, преступные махинации, устранение конкурентов, - и ФЭС в эпицентре.
Галина Николаевна подняла всё, что могла. О Службе говорили все. Им стало сложно приходить по утрам и возвращаться с работы: на ступенях ночевали репортёры. Крики и грязь, шумиха, пресса всех уровней, сплетни всех калибров, визиты тузов всех мастей.
Ты сидел, спрятавшись от мира за стеклянными стенами буфета, вокруг разворачивалась буря, а ты готов был завыть оттого, что Рогозина всё-таки оказалась неправа.
Она пыталась спасти ФЭС. Закон и связи не помогли, и она вооружилась последним: когда о Службе кричат на всех углах, её не суметь устранить тихо.
Но она неправа… неправа… не-пра-ва. Потому что в гаме и слухах от ФЭС не осталось ничего. Потому что какая же ФЭС без Галины Николаевны. А Галины Николаевны больше нет, и ты не помнил, где, в каком году, в каком дне потерял её, получив взамен отчаявшуюся чужую женщину.
***
…Плотный удушающий страх ожидания отступил, ему на смену пришёл страх погони, разгоняющий по крови адреналин, заставляющий сердце биться неровными сумасшедшими толчками.
Вдруг, задыхаясь, она с ужасом увидела, как наперерез ей, загораживая дверь убежища, вырулил ещё один автомобиль…
***
Полковник сидела, откинувшись в кресле. На столе перед ней остывал кофе; мысли тоже остывали, она медленно успокаивалась и отходила от страшного вечера. Ветер всё ещё выл за стенами, но никаких машин больше не было. Она успела в последний момент, страх едва не перевесил, она жива, но… но задача осталась невыполненной. А значит – новая попытка. Опять.
Она прижала к векам пальцы, надавила. Опять так опять.
На следующий день снова была пустая улица, приказ не оглядываться, страх, холодными иголками разбежавшийся по кончикам пальцев, машина на перерез… и пылающий Тихонов, выросший перед ней как из-под земли.
- Идиот! – отчаянно бросила она сквозь зубы. – Куда ты полез?!
Но было уже поздно, вдвоём от погони было не уйти. Она ухватила Ивана за плечо, сжала, дёрнула и зло выговорила:
- Возвращаемся!
В ФЭС она усадила его в своё кресло. Кинула на стол папку с материалами. Встала перед ним. И совершенно спокойно, отдышавшись, сощурившись, сказала:
- А теперь представь, что ты – это я. Тратишь силы, время, раз за разом пытаешься вернуть… вернуть то, что сделано неверно. А это страшно, это опасно, Иван, и я боюсь этого! И в один прекрасный момент ввязываешься ты, портишь, влезаешь! Иван, зачем?.. Зачем?
Рогозина начала тихо, но закончила с надрывом, громко, приблизившись к Тихонову.
- Представь, что ты – это я! Что бы ты делал на моём месте? Ты понимаешь, что из-за нераскрытых преступлений, из-за того, что я отправляла сфабрикованные дела на доследование, из-за того, что отказалась принять звание, лишь бы не уходить из ФЭС… Из-за всех мелочей за годы нашей работы, из-за всех, извини, косяков, ваших глупых выходок, комиссий, проверок, инспекций, ревизий, недостач, потерь, злоупотреблений… Иван, из-за всего этого ФЭС больше не будет! А я пытаюсь сделать всё, что могу, чтобы Служба осталась. И ты мешаешь мне.
- А что мне делать? – крикнул он. – Что мне делать? Смотреть, как вы рискуете собой, как вы сходите с ума?
- Что?!
- А то нет, Галина Николаевна! Вы уже не вы, и это уже не ФЭС! То, что вы устроили здесь, - это какая-то свалка, помойка, желтуха! Что вы наделали, Галина Николаевна! Опомнитесь: ФЭС больше нет! Нет с тех самых пор, как вы переиграли всё в первый раз! Из-за вас – из-за вас! – ФЭС больше нет!!!
- Что вы такое говоришь, Ваня? Что ты мелешь?!
- Что вы пытаетесь спасти? Поздно, Галина Николаевна! Я хотел спасти хотя бы вас… пока ещё было время… а теперь…
- А теперь? – с нажимом повторила она.
- А теперь я знаю, что случится в этой подворотне! Эта машина наперерез… Вас убьют там! Что бы вы ни делали, вас там убьют!
***
Рогозина напоила его успокоительным, запретила уходить и заперлась в допросной. Перелистала свою тетрадь. Прошлое упрямо.
Будущее, видимо, тоже. А он научился заглядывать и туда.
«Опомнитесь: ФЭС больше нет!»
Она поняла, что вернётся в тот, первый день. Что больше не будет пытаться спасти Службу, разрушая её.
Полковник подняла голову к белому, как в больнице, потолку, и разрыдалась.
***
- Тебе не убежать.
Душно. Влажный воздух липнет к коже. Время замёрзло, а понятия «тишина» и «изморозь» почти сливаются в неподвижном мерцающем мареве.
Прошлое упрямо.
Прошлое упрямо, а взрыв запаздывает. Они стоят рядом и смотрят на здание Службы, которое через минуту станет ничем. Пространство замирает.
Резкий звук заставляет вздрогнуть.
Ничего грандиозного. Даже не слишком громкий хлопок. Просто миг – и пустота. Вечная пустота там, где когда-то была их жизнь.
***
Маленькая двушка была забита книгами от пола до потолка. На стеллажах, стопками на полу, на подоконниках, тумбочках и в журнальном столе.
Рядом со столом – глубокое кресло, около – старый торшер.
В прихожей ожил звонок. Женщина поднялась, отложила газету и тяжело подошла к двери. Всё ещё прямая и высокая, ещё не сгорбленная старостью, с закрашенной сединой и всё тем же жёстким взглядом.
- Иван?.. – узнав визитёра, она отступила на шаг. Слишком неожиданно. Слишком давно она его ждала. - Как ты меня нашёл?
- Всегда находил, - криво усмехнувшись, ответил мужчина. – Не пригласите?
- Заходи… Раз пришёл.
***
У неё дрогнуло что-то внутри, когда она увидела, как он накладывает сахар. Несколько ложек с горкой, размешивает аккуратно, но быстро, пьёт жадно и со странной улыбкой. Совсем как тогда.
- Я пришёл не просто так…
Она приложила палец к губам:
- Я знаю. Не говори. Подожди.
Он понятливо кивнул и поставил чайник снова. До самого утра они сидели молча, пристально вглядываясь друг в друга. В какой-то момент Рогозина вышла. Вернулась, держа в руках шаль. Накинула Ивану на плечи.
- Мёрзнешь.
- С тех самых пор, - непонятно, с новой интонацией ответил он.
- Молчи.
Когда в комнату, утеплённую книгами, заглянуло первое зимнее солнце, Тихонов поднялся. Она вдруг поняла, что если не спросит сейчас, не спросит уже никогда. Вопрос, на который она сама сказала себе «нет», но который горел в ней с тех самых пор.
- Стой. – Медленно, преодолевая себя, Галина Николаевна подошла к нему, пытаясь угадать в фигуре и лице прежние черты. – Иван. Хочешь, я переиграю?
Полковник в отставке, пожилая профессор медицинских наук замерла в ожидании ответа.
Глава филиала международной компьютерной корпорации, холостяк, мучимый бессонницей, зависимостью от препаратов и заработанным в молодости радикулитом, вздрогнул. Неловко сдёрнул очки и посмотрел на неё своим давним, недоверчивым, беспокойным тихоновским взглядом.
- Хочу, Галина Николаевна! Очень хочу!..