========== Пролог ==========
Старинный черепаховый гребень касается волос и мягко скользит вниз.
– А раньше у тебя ведь были совсем светлые косы, – зачем-то говорит Жанна. – Когда ты только появилась у старухи. Помню, мы с Глебом спорили, завизжишь ты, увидев Котика, или просто хлопнешься в обморок. А ты даже не поняла, что он дохлый, пожалела всего лишь, что голодный.
– Как вы могли спорить, если не слышали друг друга? – недоуменно спрашивает Лена. – И с чего ты взяла, что мне было жалко Котика?
– О, это надо было видеть! – смеется Аббатикова. – Мы рожи друг другу строили. Глеб закатывает глаза и изображает, что упал, при этом зачем-то высовывает язык. Я пытаюсь без слов показать визг, но получается плохо, я вижу это по непонимающим глазам Глеба. Тогда я встаю и, запрыгнув на лежанку, начинаю тыкать пальцем вниз. Ну, будто бы мышь увидела и страшно мне. Кажется, тогда Глеб понял. И засмеялся… Не слышно ничего, конечно, но… Я потом все пять лет нашего молчания мечтала все-таки услышать его смех.
– Мимы недоделанные, – в голосе Свеколт слышится притворное недовольство. – Сами-то уже успели освоиться, могли бы и не издеваться над новенькой.
– Мы же были злобными некромагами! Не положено не издеваться. В девять лет по-другому все воспринимаешь. Стоит остаться одной – дрожишь и плачешь, а как только появляются зрители, да еще и куда более испуганные – весь из себя стараешься показать храбреца. Глеб ведь тоже плакал поначалу.
– Ты не ответила про Котика, – напоминает Лена, отстраняясь от гребня.
– А, ну так это же просто, – пожимает плечами Жанна и, отложив гребень, начинает заплетать синюю косу. – Ты же к нему сначала руку протянула, а потом начала оглядываться вокруг, выискивая, что бы ему скормить. Я тогда подумала, что у тебя дома, наверное, кошка жила.
– Вообще-то, у меня был хомяк, – пожимает плечами Свеколт. – Старенький совсем, еле ходил по клетке своей. Я и про Котика подумала, что ветеран.
– Вот видишь! – Жанна переходит к зеленой косе. – А у Глеба как раз котенок был. Только умер…
– С ними случается.
– Не ерничай! Глеб его умудрился оживить, то есть, поднять. И перепугался до ужаса, когда понял, что случилось. Представляешь, каково ему было, когда в землянке его первым поприветствовал Котик?
– Слушай, зачем ты мне все это пересказываешь? – не выдерживает Лена. – Какой смысл сейчас ворошить то, что было восемь лет назад?
– Не знаю, – Жанна опускается прямо на пол, обнимает колени. Забытая коса тут же пытается расплестись, но ее ловит Свеколт и затягивает резинкой. – Мне все время кажется, что у меня отняли руку. Или ногу. Или…
– Сердце? – заканчивает за нее Лена.
Жанна кивает.
– Без сердца долго не живут. Даже некромаги, – со вздохом говорит Свеколт. – Хотя я тоже это чувствую. Не хватает чего-то…
– Кого-то, – поправляет Аббатикова. – Мы же трио! Были, пока этот… Пока у Глеба не украли его дар!
– Не утрируй. Бейбарсов сам виноват, не стоило экспериментировать с Зеркалом Тантала и связывать себя с Валялкиным. Мы это уже обсуждали.
– Нет, подожди, – Жанна мотает головой. – Я не о том…
– А о чем? О том, какой Бейбарсов милый, добрый и пушистый?
– Пека-и!
– Не психуй.
– Прекрати, – повторяет Аббатикова, делая над собой усилие. – Я никак не могу ухватить мысль… Это важно, это очень важно. Когда ты сказала про связь…
Лена терпеливо ждет.
– Точно! – Жанна даже подскакивает и начинает ходить по комнате. – Что сделала с нами старуха? Развила наши способности, которые даже зачатками назвать было бы стыдно. Мы же были никакими магами.
– Ну да. И что это дает? – Лена хмурится, не понимая, к чему клонит подруга.
– А когда старуха умерла, к нам перешла ее сила.
– Хочешь совершить ритуальное самоубийство, пожертвовав свою некромагию Бейбарсову?
– Этого не понадобится. Ты же умная, ну! Додумай то, что у меня лишь неясными образами… Старуха. Ее сила. Наше трио.
– Ладно, – сдается Лена, понимая, что просто так от нее не отстанут. – У нас одна сила на троих, она связывает нас, делает единым боевым организмом. Сторонним наблюдателям может казаться, что бабкина сила была поделена, но мы знаем, что это не так…
– Вот! Геб не ог поеять сиу, тоа ы бы тое ее поеяи!
– Слушай, ты же сама его видела. В нем нет ни капли магии! Он как выжатый лимон. Нет, даже не так – как лимон, в котором никогда не было сока!
– Но у ас она сиа! ОНА! Геб ыл свяан с Ваяиным, но и с ами тое! Откаавшись от сиы, Аня доен ыл иишить и ас некомаии!
– Успокойся, пожалуйста. Я уже почти тебя не понимаю.
Жанна останавливается и делает несколько глубоких вдохов. После чего говорит:
– Глеб не может быть пустышкой. Это только кажется. На самом деле произошло что-то другое… Возможно, его просто отсекли от магии.
– Не существует таких барьеров, что не может обойти вуду-некромаг.
– Тогда не так, – не сдается Аббатикова. – Тогда…
– Жан, – Лена вздыхает. – Я скорее поверю, что из Бейбарсова вытащили его часть силы и засунули в нас. Это самая правдоподобная теория из всех возможных.
– Но я ничего такого не чувствую…
– Вот-вот. Сама понимаешь, какой уровень достоверности. Впрочем, на твоем месте я бы думала о другом.
– О чем? – уныло спрашивает Жанна.
Лена встает со своего места, подходит к подруге и почти силой заставляет сесть на диван рядом с собой.
– О Глебе, – она впервые за весь разговор называет его по имени.
– Я и так о нем постоянно думаю. Разве не заметно?
– Неправильно ты думаешь, глупая, – Свеколт немного грустно улыбается. – Думала бы правильно – не у меня в Магфорде сидела, а уже искала себе квартиру в Нижнем Новгороде.
Жанна кидает на нее взгляд, в котором нет ни намека на дружелюбие, и порывается встать, но ей не удается. Лена обнимает ее и прижимает к себе.
– Отсроченные проклятия нельзя убрать. Но и магия Локона Афродиты не поддается снятию! А что мы имеем в результате? Из-за Локона Глеб сначала влюбляется в Зализину, потом попадает под атаку приспешника Лигула, выживает (не в последнюю очередь благодаря нам) и освобождается от наваждения.
– Но за Таней он не перестал бегать, – замечает Жанна, уткнувшись носом в плечо Свеколт.
– Не перестал. Но лишь потому, что это превратилось у него в навязчивую идею. А что случилось дальше, ты и сама помнишь. Путешествие в Тартар и обратно… Ранение, кажущееся смертельным… Отсроченные проклятия действуют на живых, Жан. Глеб успел умереть и возродиться. Да и его отказ поговорить с Гроттер, когда она звонила… Ты все еще не поняла?
– Ты хочешь сказать, что…
– Не хочу. Говорю. Сердце Глеба абсолютно свободно. И советую тебе поторопиться, пока твое место не заняла какая-нибудь ушлая лопухоидка.
– Но Таня… Лиза…
– Магическое наваждение не считается настоящим чувством. Наш мальчик свободен распоряжаться любовью по собственному усмотрению.
– Ленка! Это же… Это… – Жанна от внезапно захлестнувшего ее счастья не находит слов.
– Это твой шанс, – кивает Свеколт. – Используй его.
Аббатикова словно светится. Она вскакивает с дивана, бежит к двери, внезапно останавливается, возвращается к подруге, целует ее в щеку и только после этого выбегает из комнаты.
Лена тоже улыбается. Теперь она может быть уверена, что Бейбарсов будет под надежным присмотром и не натворит ничего непоправимого. И, что не менее важно, никто не будет мешать лично ей, Свеколт, набивать собственные шишки жизненного опыта.
========== Глава 1 ==========
Yeah, I know nobody knows
Where it comes and where it goes
I know it’s everybody’s sin
You got to lose to know how to win
Steven Tyler
Ранним утром первого сентября здание Нижегородского государственного архитектурно-строительного института больше всего напоминало растревоженный улей. Казалось, особенно громко жужжала аудитория, в которой собрались новенькие отделения «Дизайн». Впрочем, это легко объяснялось гендерной принадлежностью: среди сорока первокурсников не было ни одного юноши.
Разнообразные Вики, Марины, Оли, Даши, Нади и Насти активно знакомились, обменивались первыми впечатлениями, восторгались туфельками и сумочками друг друга, хохотали над случайно забредшими к ним молодыми людьми (те быстро ретировались, не выдерживая психологической атаки), словом, вели себя, как и полагается семнадцатилетним девушкам, ощущающим себя невероятно взрослыми и самостоятельными.
– Я когда на подготовительные ходила, у нас композу такой клевый препод вел! – рассказывала высокая брюнетка в очках. – Плечи – в дверь не пролазят, всегда такой ухоженный, в костюмчике, изображает из себя сурового, а на деле заглядывает каждой в вырез!
– Я считаю, они не имели права давать нам на живописи натюрморт с таким сложным светом. Это уровень третьего курса! – сердилась миниатюрная блондинка.
– Я когда шла на графику, жутко тряслась. Понимаешь, мне почти не дается объем в черно-белом карандашном наброске… И вдруг – мой один из лучших рисунков! Я так орала, что ко мне охрана прибежала… – откровенничала рыжая пухлая девушка с невероятно громким и пронзительным голосом.
Сидевшие рядом с ней невольно отодвинулись, опасаясь за свои барабанные перепонки и испытывая сочувствие к доблестным стражам порядка.
– Ненавижу все экзамены, которые не имеют отношения к моей будущей профессии! Зачем я должна сдавать историю и литературу?! А уж сочинение по русскому – это выше моих сил! – ругалась чрезмерно накрашенная дамочка.
– Оно и видно, – заметила ее соседка, заглядывая в ее тетрадь. – «Дизайн» пишется через «и»…
– Хм, а никто не знает, что будет на посвящении в студенты? Бухло запрещено или можно будет оторваться? – озабоченно выспрашивала тощая девица с копной зеленых кудрявых волос.
Все женское царство настолько увлеклось обсуждением дел насущных, что совершенно не обратило внимания на появившуюся за преподавательской кафедрой седовласую женщину со сложной высокой прической и пышными формами. Та окинула цепким взглядом аудиторию, почему-то покачала головой (очевидно, решила, что мир не переживет такого нашествия дизайнеров), после чего требовательно постучала по кафедре.
Первокурсницы обернулись к ней, но ожидаемой тишины не последовало: женская жажда обсуждать все подряд не знала границ. Костер болтовни, мигом проглотив дрова новой темы, разгорелся с еще большим жаром, чем до этого.
– Ой, ну кто же так одевается, – скривилась мадам, считающая грамотность пороком.
– Что это за чучело? А почему не мужчина? – прищурилась любительница широких плеч.
– Зрение примерно минус восемь… Вот чем грозит изучение материала, не соответствующего возрасту и развитию! – вынесла вердикт искательница справедливости.
– Зато предмет свой знает, зуб даю, – заметила адептка русского языка.
– Смешная тетенька. Надо будет ее нарисовать! – громогласная поспешно зашуршала бумагой, выискивая, где бы сделать набросок.
– Так нам дадут выпить? Может, старушенция знает? – зеленоволосая все никак не унималась.
В этом шуме негромкий стук в дверь, казалось, должен был вообще затеряться, однако последующее за этим событие перевернуло все планы мироздания. Дверь открылась, и на пороге возник парень в кепке.
У славных (и не очень) представительниц женского пола словно разом выключили звук. Не растерялась только преподавательница, которая успела просмотреть списки зачисленных.
– Молодой человек, опаздывать в первый день – моветон, – сказала она. – Но раз уж пришли, проходите и садитесь. И, пользуясь тем, что галдеть наши студенты перестали, я перехожу к официальной части нашей сегодняшней встречи. Меня зовут Олёна Лазаревна Калинская, я ваш декан…
Парень, провожаемый взглядами сорока пар глаз, прошел в дальний конец аудитории и устроился за пустующей партой. Он ничем не демонстрировал, что ему льстит такое внимание или, наоборот, что оно ему неприятно. Он держался так, словно шел по пустующей набережной в час заката.
Когда пялиться в упор стало уже совсем неприлично, девушки перешли на прицельный обстрел глазками. Иногда задевало товарок – и тогда в воздухе повисало безмолвное «Только попробуй, он будет моим! А тебе придется подвинуться».
Парень будто бы не видел ажиотажа вокруг своей персоны. Надвинув кепку пониже, он открыл тетрадь и записывал самое важное из речи декана, что в будущем обещало облегчить студенческую жизнь. Складывалось впечатление, что он во всей аудитории видел лишь Олёну Лазаревну.
Каждая из девушек отметила про себя, что одет он так, как никогда не оденется тот, кого бдительно опекает дама сердца: простая черная водолазка, широкие темно-зеленые штаны с множеством карманов, тяжелые армейские ботинки. Никаких мелочей, никаких фенечек или колец, какими некоторые женщины любят обвешивать своих партнеров. Длинные темные волосы собраны в хвост; рюкзак, лежащий на соседнем стуле, старый и явно служивший своему хозяину не первый год.
Калинская тем временем пересказала, чем положено заниматься новообращенным студентам в первую, не учебную неделю, упомянула устав их института со всеми запретами, кратко обрисовала учебный план и выразила надежду, что на выходе получится хотя бы десяток вменяемых дизайнеров. Наконец, неодобрительно поджав губы, она произнесла:
– А теперь я представлю вам глав наших кафедр. Обратите внимание, дамы, что господин Бейбарсов, – она проверила себя по списку и продолжила: – к ним не относится.
В аудиторию вошло еще несколько человек, среди которых особенно выделялся мужчина в очках. Выражение его лица можно было истолковать как «О ужас, почему в кабинете сорок один мадагаскарский таракан?!».
– Сергей Юрьевич Серёгичев, замкафедрой изобразительных искусств, будет вести у вас все, что связано с живописью и графикой, – сообщила Калинская. – Первоклассный профессионал, лауреат множества конкурсов и премий, так что, можно сказать, вам повезло.
– Еще бы, такие плечи! – громким шепотом восхитилась давешняя брюнетка.
Сергей Юрьевич ее услышал и одарил взглядом «Ух ты, говорящая гусеница», что девушку, впрочем, не смутило. Она поспешно зарисовывала себе в тетрадь профиль гениального конкурсанта.
Представление остальных профессоров не вызвало никакого отклика. Закончив с официальной частью, Олёна Лазаревна пригласила всех следовать за ней во внутренний дворик института, где планировалась праздничная программа с посвящением в студенты первокурсников.
Аудитория снова загалдела, и поэтому никто не услышал тихого смешка Серёгичева.
– И постарайтесь, дорогие дамы, не сразу порвать вашего единственного кавалера, – задумчиво пробормотал он, ни к кому конкретному не обращаясь.
Бейбарсов шел немного в стороне от своих сокурсниц, заботясь лишь о том, чтобы не потерять из виду декана. Здание института было, конечно, не таким огромным, как тот же Тибидохс, но по запутанности не уступало критскому лабиринту. Заблудиться в первый же день никак не входило в планы бывшего некромага.
Внешне совершенно спокойный, мысленно Глеб ругался последними словами. Ну и угораздило же его попасть в курятник! Другого слова для своего факультета он не находил. Сорок девиц, треть которых – зануды страшнее Свеколт, еще треть – озабоченные поиском будущего мужа кошки, а оставшиеся – просто безголовые дуры, умеющие только карандашиком по бумаге водить – такого Бейбарсову не могло привидеться и в кошмарном сне. О таком даже в страшных некромагических книгах не писали и не предупреждали.
Честно говоря, он надеялся, что словосочетание «архитектурно-строительный институт» отпугивает всех непрофессионально настроенных личностей. Он пришел сюда, чтобы выучиться, получить диплом, а дальше найти хорошую работу и жить обычным человеком, однако судьба явно была не согласна с подобными решениями и подсунула ему сорок штук препятствий. Первое из них уже старательно подбиралось к Бейбарсову, призывно хлопая ресницами.
Глеб прибавил шаг, надеясь догнать Олёну Лазаревну и всю оставшуюся дорогу проговорить с ней, спасаясь тем самым от поползновений дам, но тут коридор вывел в холл первого этажа (каким обходным путем они вышли, парень так и не понял), а там уже нашлась и дверь во внутренний дворик.