Решение уехать на историческую родину возникло совершенно спонтанно. Я зашел напоследок в палату Мэтта, прошептал ему на ухо, что буду ждать его выздоровления и надеюсь на скорую встречу. Я был уверен, что он меня не слышит, но кто мне мог запретить сделать то, что я хотел? Затем сказал Ниа, что если он вздумает сделать лоботомию моему напарнику, а потом развести руками и сообщить, что так оно и было (последствия огнестрельного ранения и все такое), то я достану его из-под земли и все-таки задушу. Или сверну шею — в зависимости от настроения. И уже после всех этих совершенно безумных действий направился в аэропорт.
Историческая родина встретила меня не очень радушно. Поначалу я никак не мог привыкнуть к немецкому языку, срывался на английский, но где-то через недельку все пришло в норму. А там вдруг объявилась фройляйн Анна, утверждающая, что влюбилась в меня еще в далеком-далеком детстве и все эти годы хранила свои чувства в неприкосновенности… Я не нашел повода ей отказывать. В конце концов, каждый имеет право на свои собственные странности.
…Дверь фройляйн Анна открыла своим ключом. Я как раз отправил в рот последний квадратик шоколада и катал его на языке, растягивая удовольствие, когда она вошла в комнату.
— Ох, Михаэль, опять этот нездоровый образ жизни! — всплеснула она руками.
Я осознал, что не имею никакого желания слушать о ее рабочих подвигах. Поэтому я улыбнулся и протянул к ней руки.
— Иди сюда, красавица, — позвал я. — Знаешь, я соскучился…
Еще одно достоинство фройляйн Анны на фоне других дам: ее соврешенно не смущали мои шрамы, она даже находила их… Притягательными и весьма пикантными.
Часом позже мы, разгоряченные и усталые, лежали в постели. Я снова изучал потолок, а фройляйн Анна пальчиком рисовала узоры на моей груди.
— Михаэль, — мурлыкнула она. — Только не смейся, но мне кажется, что ты — образцовый мужчина.
Я хмыкнул. Надо ли говорить, что я был доволен как кот, вдоволь наевшийся сметаны?
Третий плюс фройляйн Анны: она умела говорить нужные вещи в нужное время.
Только, все-таки, когда вернется Мэтт, ей придется уйти. Ведь я всегда был очень ревнив… Образцово ревнив, я бы даже сказал.
*
Мэтт
Спустя девять месяцев.
Первое, что я увидел, проснувшись — бездонные черные глаза под челкой пепельных волос. Одна из прядей этих волос безжалостно наматывалась на палец, отпускалась, снова наматывалась. М-да, неприятность: увидеть Ниа в такой важный момент жизни.
Вообще-то, я надеялся узреть Мэлло. Оно и приятнее, и полезнее, и вообще. Хотелось вот мне видеть это ходячее белобрысое несчастье. Но не тут-то было: не сложилось.
Я не испытывал к Ниа ненависти или отвращения, нет. Просто рассчитывал, что моя забота о Мэлло не будет забыта. Видимо, все-таки ошибся.
Ниа, заметив, что я очнулся, кивнул каким-то своим мыслям и отошел от меня. Я удивился. Ну а что с меня взять: я привык к эмоциональному Мэлло, который мне сразу высказывал все, что чувствовал, а не к такому загадочно-молчаливому Номеру Один.
— Где… — я закашлялся, услышав свой хриплый голос.
— Это сейчас неважно, — последовал незамедлительный ответ. Он угадал мой вопрос или у него других вариантов реакции больше не было?..
Через некоторое время обстановка стала яснее. Ко мне пришел доктор в кипельно-белом халате и долго рассказывал о своих рабочих подвигах. Я так понял, что ему давно была положена Нобелевская премия, но из-за того, что мое существование держалось в секрете, бедный врач вынужден был отказывать себе в таком невинном удовольствии, как всеобщее признание. Я ему посочувствовал, но, кажется, получилось не очень убедительно.
Сообщение о том, что во мне сделали двадцать пять лишних дырок, меня совсем не обрадовало. Я вообще испугался за некоторые жизненно необходимые функции своего организма… Доктор меня «успокоил» тем, что сказал, что двадцать четыре дырки они благополучно залатали, а с последней произошел небольшой конфуз: пуля застряла в кости и выходить отказалась напрочь. Из дальнейших объяснений стало понятно, что новая подружка не обещала никаких проблем. Я подумал и решил, что это даже забавно, когда у тебя в черепе кусочек металла.
Потом я выслушал лекцию о перебитом сухожилии, задетом желудке и какой-то непонятной резекции легких, которую мне сделали. Ко всей этой гадости привязали список противопоказаний: никаких сигарет, повышенных физических нагрузок и питание супчиками. Я, разумеется, возмутился, но доктор сделал вид, что не заметил этого. Он померил мне температуру, проверил общие реакции и ушел, оставив меня наедине с моими мыслями.
Мысли никак не хотели упорядочиваться. Очень не хватало компьютера под рукой. Ну или какого-нибудь ноутбука, раз уж местных хозяев — читай, Ниа, — жаба душит дать нормальную технику бедному пострадавшему.
Удивительно, но я помнил, что привело к моему длительному сну — я был уверен, что спал как минимум несколько месяцев. Я помнил наш с Мэлло безумный план, гонку по улицам, ловушку, в которую меня загнали… В меня стреляли. А потом — темнота.
Вы надеялись, что я сейчас буду распинаться на тему того, какие мысли меня посещали, когда раскаленный свинец впивался в мое мягкое тело? Ха-ха. Очень наивно предполагать, что человек, умирая, произносит про себя длиннющие монологи о бренности жизни. Попробуйте умереть — сами убедитесь, что ничего подобного в голову не приходит. Голова вообще остается волшебно пустой, все заглушает боль. Вот кто-то говорит, что умирать легко, но я с уверенностью вам сообщаю — это чертовски больно. И ни о каком Мэлло я в тот момент совсем не вспоминал.
Некоторое время меня еще держали в постели, потом разрешили гулять по коридорам. Знаете, что я сделал в первую очередь? Стрельнул у охранника сигаретку.
Кто никогда не курил, не поймет, какое же это наслаждение — наконец затянуться горьким горячим дымом. Правда, мое удовольствие затмил кашель, тут же заявивший о неподобающем обращении с легкими. Я мужественно стерпел этот приступ, отмахнулся от охранника, предположившего, что мне нельзя баловаться с сигаретами, докурил. После чего подумал, что, кажется, доктор все-таки не шутил.
Еще через некоторое время мне удалось выловить Ниа и спросить, что происходит в мире. Тот сначала упирался, а потом сказал, что Киру давно поймали и даже убили, Тетради Смерти сожгли, а мир во всем мире установить не получилось, в связи с чем Номер Один изволил занять место L и работать детективом.
На мой вопрос о здоровье Мэлло Ниа только пожал плечами:
— Жив.
Нет, это, конечно, было очень хорошо, только я жаждал подробностей, однако получил отказ. Тогда я потребовал себе компьютер. Ниа пожал плечами и сказал, что раз нужно, то будет.
Я считался третьим в приюте вовсе не потому, что нас всего было трое, а потому что действительно уступал Мэлло и Ниа лишь немного, да и то больше из-за того, что не интересовали меня лавры L, куда интереснее было совершенствовать свои знания, умения, навыки во владении ЭВМ. И вот все благоприобретенное я бросил на поиски в Интернете информации об одном нахале-блондине.
Информации, к моему вящему удивлению, не нашлось от слова «совсем». Я даже расстроился и пребывал в депрессии добрые полчаса. Потом повеселел, найдя страничку имени Киры и вовсю поразвлекался, смущая добропорядочных фанатов совершенно дурацкими вопросами.
Через месяц моего пребывания во владениях Ниа случилось чудо: тот снизошел до общения со мной.
— Майл, я обещал Мэлло, что свяжусь с ним, как только ты поправишься, — сообщил он.
Я удивленно вскинул брови. По моим подсчетам, сообщать об этом стоило недели этак четыре назад. Ко мне, конечно, все еще шастали врачи и заставляли делать какие-то упражнения, но сам я считал себя абсолютно здоровым.
— Но я решил поступить иначе, — тем временем продолжал Ниа, не заметив моего недоумения. — Я лучше скажу тебе, где он находится, и ты сам доложишь ему обо всем, о чем сочтешь нужным сказать.
— И где же? — я нашел в себе силы добавить в голос ехидства.
Разумеется, Номер Один проигнорировал это.
— Ты поедешь в Германию. Не сейчас, через две недели. Вряд ли Михаэль решит переехать за это время. Просто нужно время, чтобы точно убедиться, что ты не свалишься где не надо. А то Мэлло может обидеться за это и обвинить во всем меня.
Мое удивление достигло отметки «критично». Ниа шутил?! Вот уж чего не ожидал. Видимо, я все-таки слишком долго спал.
— Какое сегодня число? — спросил я.
— Одиннадцатое октября.
— А год?!
— Две тысячи десятый.
Вот так-так… Получается, прошло почти девять месяцев с того злополучного дня? Жутко. Нормальные люди столько не спят. Зато, наверное, я выспался на всю оставшуюся жизнь.
Билеты на самолет Ниа оплатил, даже расщедрился еще больше и подарил мне ноутбук. После чего захлопнул за мной дверь. Пути назад не было, да и нужен ли мне был этот самый путь назад?
Адрес, по которому был зарегистрирован Мэлло (по данным разведки Ниа, разумеется), был вбит в память моего мобильного. Я прочитал его бесконечное количество раз, пока летел в неизвестность. И все равно боялся, что что-нибудь напутаю, с моим-то нулевым знанием немецкого; да и не факт, что английский в Германии достаточно распространен, чтобы меня поняли.
Все оказалось не так страшно, как представлялось. Милая девушка в справочной доходчиво мне объяснила, как найти гостиницу, где обменять деньги и даже где купить сигареты. Меня подмывало спросить у нее номерок телефона, но я сдержался. Девчонок еще много будет, а вот Мэлло у меня навсегда один.
Сорок минут блужданий — и я у цели. Коленки дрожат, я хромаю на левую ногу, чего раньше за собой не замечал. Кажется, это те самые нежелательные физические нагрузки, о которых предупреждал добрый доктор.
Нахожу нужный номер, стучу. Из-за двери слышится:
— Ja?
Делаю глубокий вздох, после чего отвечаю на английском:
— Мэлло, это я, Мэтт.
Резко распахнувшаяся дверь едва меня не убила. Вот бы обрадовались охранники Такады, узнай, что правонарушитель все-таки сдох, пусть и не от их пуль…
Михаэль смотрит на меня с недоверием. За то время, пока мы не виделись, он похорошел, я вам скажу. Не такой уже тощий, хотя стройность никуда не делась, нет мешков под глазами, мышцы подкачал…
— Не узнаешь, что ли? — спрашиваю я почему-то шепотом. — Или забыл?..
Мэлло встряхивает головой, хватает меня за рубашку и втаскивает в номер. Пинком закрывает дверь. Резко выдыхает и орет в полный голос:
— Придурок! Как ты посмел подставиться под пули?! У меня из-за тебя чуть сердечный приступ не случился!!!
Смеюсь, заметив двойной смысл фразы. И Мэлло тоже смеется, обнимает меня, хлопает по спине.
Нам о многом предстоит поговорить, но это все будет потом. Сейчас главное — мы оба живы и мы нашли друг друга.
========== Глава 1 ==========
Мэлло предложил Мэтту выпить, однако тот неожиданно попросил обычной воды. Удивляясь такому поведению друга, первый все-таки выполнил его просьбу; себе он налил виски со льдом. Некоторое время молодые люди сидели молча, изображая увлеченность напитками.
— Знаешь, я… — начал Мэтт. — Я удивился, когда обнаружил в роли сиделки Ниа.
— Он сам захотел, — фыркнул Мэлло. — Меня отослал в приказном порядке. Ввиду некоторых обстоятельств я не мог не подчиниться.
Он поморщился, но постарался скрыть гримасу за волосами, потянувшись за шоколадкой. Разумеется, Майл заметил этот жест, однако предпочел промолчать. Если Мэлло не хотел, чтобы что-то видели, то у него явно был для этого повод. Пусть даже такой необъективный, как его непомерная гордость и стремление быть во всем первым.
— Как ты тут… Вообще? — поинтересовался Мэтт.
— Живу, — пожал плечами Михаэль, откусывая от шоколадной плитки.
— Ну хоть в чем-то вы с Ниа совпадаете! — засмеялся его собеседник.
— Что ты имеешь в виду?
Мэтт рассказал о его попытке выяснить хоть что-то о своем белобрысом друге и о реакции Номера Один на это. Мэлло неожиданно улыбнулся, но пояснять причину своего веселья не стал.
— Это чудо, ну, то, что ты все-таки выжил, — заметил Михаэль. — Тебе так жить хотелось, а? Тебя же с того света вытащили!
— Боялся, что ты останешься без присмотра и наделаешь глупостей. Ты же без няньки не можешь, сразу с катушек слетаешь, — Мэтт подумал, потом все-таки достал пачку сигарет, закурил.
— Да пошел ты, — беззлобно отмахнулся Мэлло.
— И кто за тобой присматривал последние девять месяцев, а? — продолжал развлекаться Майл.
— Никто не присматривал. Ты все ждешь, когда я скажу, что плохо мне без тебя было, да? — глаза блондина как-то странно сверкнули. — Да, плохо. Никто не прокуривал мою комнату, никто не раздражал писком приставки и не будил посреди ночи клацаньем клавиатуры. Про вечный беспорядок я уже молчу, а то, боюсь, не выдержу и разрыдаюсь от избытка чувств, — он попытался изобразить жалобное выражение лица, но не сдержался и заржал. Именно заржал, а не засмеялся. В этом был весь Мэлло: у него любые эмоции доходили до крайности.
И Мэтт был тем самым единственным человеком, который лучше всего его понимал. Один не умел правильно выразить то, что действительно чувствовал, подменяя зачастую друг другом совершенно противоположные эмоции, другой не желал демонстрировать, что его волновало что-то кроме его компьютера и приставок. Но, находясь рядом, они забывали обо всем на свете — и каждый мог быть самим собой.
Неожиданно дверь открылась. Мэтт, сидящий к ней лицом, удивленно вскинул брови, оглядывая невысокую девушку со светлыми волосами, убранными в хвост. Ее голубые глаза смотрели с недоумением, руки с тонкими запястьями и длинными пальцами нервно теребили сумочку. На ней были надеты прямые черные брючки и белая рубашка, сквозь которую прекрасно просматривалась маленькая грудь с острыми сосками.
— Ой, Михаэль, у тебя гости, — наконец опомнилась девушка. — Я, наверное, невовремя, но ты не предупреждал…
Мэлло вздохнул и равнодушно откликнулся:
— Да, ты невовремя.
Мэтт, не понимающий немецкого, крутил головой, смотря то на друга, то на гостью.
— Это Анна, — бросил Мэлло, переходя на английский. — Она… Скажем так, она иногда ко мне приходит.
— Так вот кто заботился о тебе, пока я был в отключке, — хмыкнул Мэтт. Он встал с кресла, изобразил галантный поклон: — Леди, я очарован. Уверен, что лучшей девушки для этого обалдуя и не найти.
Анна смотрела на него, явно не понимая. Видимо, знание английского не входило в список ее достоинств.
Мэлло, кажется, собрался перевести слова друга, но тот перебил его:
— Что ж, не буду мешать встрече влюбленных голубков. Пойду прогуляюсь. Михаэль, позвони мне, когда освободишься, — он не стал пользоваться приютским прозвищем, обратив внимание на то, что девушка звала Мэлло настоящим именем.
Проходя мимо Анны, он поймал ее руку и едва прикоснулся губами к тонким изящным пальцам, стараясь добавить своей улыбке как можно больше шарма. Ему удалось: девушка неуверенно улыбнулась ему вслед.
Мэлло, который так и не повернулся, сквозь зубы процедил:
— Паяц…
*
Мэтт
Черт.
Нет, с другой стороны, странно было бы ожидать, что у такого симпатичного парня, как Мэлло, не появится девушки. Я даже согласен на блондинку — в конце концов, на вкус и цвет фломастеры разные, кто ее знает, может, она умеет что-то совершенно фантастическое, отличающее ее от других.
Но…
Все-таки не ожидал.
Какое мне до этого дело? Никакого. Личная жизнь моего друга — это его личная жизнь, мне туда лезть не стоит. А стоит ли обманываться сейчас, уверяя себя, что мне эта девушка показалась подозрительной, вот я и нервничаю сейчас, прикуривая очередную сигарету, хотя кашель душит меня как никогда? С кем я еще могу быть настолько откровенным, как не с самим собой?