Мрачный собор царил на площади объединения, грозно возвышаясь над всеми прочими зданиями в округе. В Мистрейде множество высотных зданий и с каждым годом их становиться все больше, но центр города стараются сохранить неизменным, и постепенно к нему уже приживается название – старый город. Среди ровной линии крыш этого старого города возвышаться над прочими дозволено лишь трем зданиям: башне единства – центральному дому правительства Конгломерата, ее младшему брату – мэрии Мистрейда и центральному собору Церкви Властителя Циклов.
Обращенный своим фасадом к западу, собор специально был построено таким образом, чтобы от рассвета до полудня солнце поднималось из-за его шпилей, отбрасывающих тени на площадь, добавляя величественности. После полудня здание освещалось постепенно клонящимся к закату солнцем, лучи которого искрились в витражах и придавали серому камню красноватый оттенок за счет того, что при постройке собора были искусно применены тонкие вставки из красного камня, добываемого в горах Саббата. Ночью же, как и в пасмурные дни, когда прямые лучи солнце не попадали на здание, оно казалось практически черным, что так же выглядело весьма эффектно и даже в какой-то мере пугающе. Таким образом получалось, что собор оказывался в выгодном положении в любое время суток и при любой погоде.
Украдкой выглянув из переулка, словно вор, я быстро оглядел площадь с противоположного собору края и убедился, что в этот ранний час она совершенно пуста. Тогда я ступил на нее и быстрым шагом направился к дому веры. Благо, что собор, как и любой храм Церкви Властителя Циклов, был открыт для прихожан круглосуточно и каждый желающий мог получить в нем совет и помощь в любое время дня и ночи. Сегодня мне это было как нельзя кстати.
И все же незамеченным пересечь площадь мне не удалось. Едва обогнув фонтан, в центре которого красовался памятник героям войны за объединение кланов, последовавшим за Виктором Римом (его статуя была установлена на соседней площади, возле входа в башню единства) в светлое будущее, я увидел двух констеблей в темно-синей форме, в тот же момент выруливших из-за поворота на площадь. Конечно же, они обратили на меня внимание, не могли не обратить. Один из них как раз собирался прикурить сигарету, зажатую в губах, и даже зажег для этого спичку, но увидев меня замер, позволяя слабому огоньку потухнуть в его руках. Я не был удивлен их реакции. Ведь разве мог не вызывать подозрений мужчина в потрепанной и мятой одежде, со странным белым существом на плече, который нервно озираясь по сторонам, быстро, да что уж там, почти бегом, пересекает безлюдную площадь в предрассветных сумерках? И это всего спустя какие-то десять-пятнадцать минут после прогремевшей в городе серии выстрелов, эхо которых, ручаюсь, добралось и сюда.
«Спокойно, Клиф, спокойно» – говорил я себе, усердно стараясь управлять своими ногами, не давая им перейти на бег.
Констебли не сводили с меня глаз и, обнаружив это, я постарался не смотреть на них, дабы ненароком не встретиться взглядами, что могло бы вызвать нежелательную реакцию с их стороны, такую например, как требование остановиться, которое, ни при каких условиях, я выполнить в данный момент не смог бы.
«Спокойно, Клиф. Ты почти у цели. Вот уже лестница».
Я стал быстро подниматься по гранитным ступеням, под пристальным взглядом констеблей. Вход в собор – две массивные створки двери высотой не менее четырех метров, обитые сталью – был окружен декоративными колоннами и покоился в углублении под арочным сводом, над которым красовалась ветвистая спираль, являющая собой символ данной веры и демонстрирующая цикличностью бытия. Путь к дверям я преодолел в гробовой тишине. На площади были звуки – шум фонтана, например, и стук каблуков моих ботинок о ступени, но я словно не слышал их, сосредоточившись лишь на том, чтобы не пропустить одного конкретного звука – голоса констебля, который меня окликнет. Что я собирался делать, если это случиться? Бежать в собор со всех ног, надеясь, что эти бравые ребята не успеют открыть по мне огонь.
Однако никто меня не окликнули, я, следовательно, не побежал, и мне в спину не прозвучало ни единого выстрела. Я просто преодолел эту чертову лестницу, никогда еще не кажущуюся мне такой длинной, и быстро шагнул в приоткрытые двери, оставляя недоуменных констеблей на площади.
«Едва ли они последуют за мной в собор» – решил я и на сердце слегка полегчало от этой мысли. Однако поселилась в нем и некая уверенность в том, что встреча с ними мне еще аукнется в самом ближайшем будущем.
В главном зале церкви пахло ладаном и воском. Здесь царила тишина настолько гнетущая, что любая старушка-библиотекарь могла бы лишиться чувств от счастья.
Окна в главном зале располагались лишь на втором уровне, который огибал зал длинным балконом. На первом же источниками света служили скопления свечей. Первым, на что бросался взгляд вошедшего, была огромная спираль, установленная в противоположном конце зала, и инкрустированная драгоценными камнями: изумрудами, сапфирами, рубинами и множеством других, названия которых я не знал. На витках спирали, шириной с три или даже четыре моих запястья, были выбиты имена каждого верховного клирика, когда-либо управлявшего этим собором а ныне почившего. Прямо перед спиралью возвышалась кафедра, с которой читались молитвы и велись службы. Слева от кафедры был установлен орган, самый большой во всем Адверсе, этим, а так же своим необычным звучанием, заслуживший себе место в десятке главных достопримечательностей Мистрейда.
Почти от самой двери и вплотную до кафедры тянулись два ряда длинных деревянных скамей для прихожан. Можно было пройти между ними, продвигаясь ровно по центру помещения и любуясь его широкими сводом расписанным историей сражения Властителя Циклов с демоническими бестиями – порождениями бездны, стремящейся разрушить устоявшийся порядок и ввергнуть вселенную в первородный хаос. Так же имелась возможность обойти зал справа или слева вдоль стены, пройдя за колоннами, поддерживающими балкон верхнего яруса, каждая из которых была уникальна, изображая лик и символизируя дела конкретного священника, который оставил след в истории церкви и внес значительный вклад в ее развитие.
Я пошел справа. Зал был абсолютно пуст, и от того казался каким-то зловещим, а звук моих шагов был в этой тишине подобен грому. Однако уже на подходе к кафедре, прямо за которой располагалась дверь, ведущая во внутренние помещения собора, мне на встречу вышел низкого роста и тучного телосложения клирик, пухлощекий и гладковыбритый, от чего его голова казалась почти идеально ровным шаром. На вид ему нельзя было дать больше двадцати лет. Он был облачен в простые черные одежды, без каких либо нашивок, и это означало, что молодой клирик находился на самой низшей ступени в церковной иерархии.
– Доброго утра – произнес клирик со свойственной его профессии сдержанностью и легкой доброжелательностью, отразившейся едва уловимой улыбкой на его круглом лице. Однако глаза его внимательно и недобро разглядывали Яркого на моем плече, который в свою очередь, с интересом уставился на святошу.
– Мне нужно увидеть старшего клирика Марбэта – выпалил я быстро и нервно оглянулся назад, проверяя, не решили ли констебли все же заглянуть в собор.
Клирик ничуть не поменялся в лице и никак не отреагировал на мое возбужденное состояние. Они здесь, должно быть, привыкли к чудилам.
– Старший клирик еще отдыхает – пояснил он – Возможно, я смогу вам…
– Не сможете – отрезал я – Мне нужно видеть Леонарда Марбэта. Дело срочное – сказав это, я подумал о том, что уже во второй раз за последние сутки требую срочной встречи с человеком, отрывая его от всех прочих занятий, за что ощутил острый укол совести.
– Передайте ему, что пришел Клиффорд Марбэт.
Священник не смог скрыть своего удивления, услышав мою фамилию.
Когда мы с Тессой поженились, именно я взял ее фамилию а не наоборот, и тому были свои причины. Во-первых, там, откуда я родом, фамилии звучат совсем иначе, а мне не хотелось акцентировать внимание на своем происхождении, тем более что это могло повредить творческому росту. Так что пришлось отказаться от фамилиии моей матери, дабы она не резала слух чутких и ранимых жителей Селении. Я мог, конечно, взять фамилию отца, селенианина, но в силу некоторых обстоятельств это было бы крайне не разумно, не говоря уже о том, что мне не слишком хотелось иметь что-то общее со своим родителем.
Должно быть, молодой священник знал, что у старшего клирика умерла дочь, но навряд ли был осведомлен о том, что его зять носит ту же фамилию. И в данный момент я буквально видел, как старательно он пытается вспомнить, есть ли у старшего клирика Марбэта сын, или может быть племянник. Священнослужители связаны уставными взаимоотношениями подчас даже более жесткими, чем военные, и выбрав неправильное обращение или неверный подход можно было навлечь на свою голову суровое наказание.
– Мистер Марбэт, присядьте здесь, пожалуйста – наконец сказал клирик, указывая на скамью за моей спиной – Я сообщу ему о вашем визите.
– Конечно – кивнул я, не желая больше напоминать о срочности или настаивать на чем-либо еще.
Я покорно присел на край лавки, а молодой клирик удалился в глубину собора, оставив меня наедине со своими мыслями и переживаниями. Яркий, решил было слезть с моего плеча и пуститься в путешествие по залу, его любопытство побеждало даже усталость, но я остановил его.
– Не стоит мой друг, поверь – сообщил ему я – Здесь тебе не слишком будут рады.
Церквоь Властителя Циклов относилась к произведениям с неприязнью и даже агрессией, как и к древним артефактам. Так что кем был ни был Яркий, он вряд ли сможет сыскать любовь в этих стенах.
Клирик вернулся довольно скоро.
– Пройдемте со мной, мистер Мабэт – вновь улыбнулся он, приглашая следовать за ним.
И я последовал.
Мы прошли в ту самую дверь, за кафедрой, и оказались совсем в ином мире. Здесь помпезность и пафос сменялись практичностью и простотой. Собор служил домом для нескольких десятков клириков, а им ни к чему была роскошь.
Я сразу понял, куда именно меня ведут. Мы направлялись в столовую старшего клирика собора, расположенную на втором этажа. Там Леонард Марбэт обычно принимал гостей любого рода, будь то высокородный представитель одного из старших кланов, заглянувший к нему на аудиенцию по личному или семейному делу, или собственная дочь с мужем. Не то чтобы мы часто навещали отца Тессы, но делали это регулярно, три-четыре раза в год, и всегда в одном и том же месте.
Когда я вошел, Леонард Марбэт уже ждал меня. На иное я и не рассчитывал. Он был разбужен всего пять или десять минут назад, но уже успел облачиться в гладко выглаженную белую рубашку и черные брюки (когда клирики церкви не в зале, они могут одеваться неформально) и ждал меня, излучая свежесть и бодрость, пожалуй, что он выглядел куда лучше меня в тот момент. Леонард Марбэт был высоким пожилым мужчиной, с вытянутым худым лицом, зелеными глазами, которые унаследовала от него дочь и ничуть не поредевшими, не смотря на его почтенный возраст, пепельными волосами, коротко подстриженными, но все равно вьющимися у него на голове мелким бесом.
– Рад видеть тебя Клиффорд – поприветствовал он меня своим басистым раскатистым голосом, вставая из-за стола и протягивая мне руку – Ох, милосердие! Что за тварь ты с собой принес?
Яркий, в ответ на эти слова Леонарда, громко фыркнул.
– Спасибо что приняли меня, в столь ранний час, Леонард – поблагодарил его я, крепко пожимая руку.
– Ты вроде сказал, что дело срочное.
– Именно так.
– Тогда, как же я мог отказать? Присядь – он указал на стул напротив своего – Ты выглядишь так, словно угодил в неприятности.
– Все так и есть – я принял его предложение и сел.
Яркий спрыгнул с моего плеча, и я едва успел поймать его не дав опуститься всеми четырьмя лапами на стол. Зверек с непониманием взглянул на меня.
– На стол нельзя – сообщил я ему устало, и опустил зверька на пол.
– Надеюсь это не один из тех отвратительных гомункулов?
– Если честно, я не знаю. Поверьте, Леонард, не будь моя ситуация столь бедственной, я бы не посмел появиться с ним в стенах собора.
– Верю. Ибо, не будь твоя ситуация действительно бедственной, ты бы и сам здесь не появился.
Я лишь кивнул в ответ и опустил глаза, а Леонард Марбэт беззлобно ухмыльнулся.
– Однако не думай, что я позволю бродить этому существу где вздумается, сколь бы бедственно ни было твое положение.
Я оглянулся на Яркого, который прошагав, к камину у дальней стены, внимательно рассматривал огонь, вальяжно пожирающий несколько палений.
– Он не уйдет далеко, обещаю.
– Хорошо. Ты голоден? Я распорядился, чтобы подали завтрак на двоих.
– Если честно, я не слишком хочу есть.
– И все же поесть тебе стоит.
– Возможно.
– Рассказывай же, что привело тебя сюда. Держу пари, что не поиски бога.
– Отнюдь. Мне нужно место, в котором я мог бы перевести дух, собраться с мыслями и решить, что делать дальше.
– Проще говоря, тебе нужно убежище?
– Именно так.
– Значит, за тобой кто-то гонится?
– Да.
– Ты что-то натворил?
– Ничего противозаконного. Однако вскоре, я думаю, что мои преследователи обставят все так, словно я преступник и вор.
– И что же ты украл?
– Я ничего не крал. Я просто нашел и забрал себе то, что принадлежит клану Стрикс.
Двери открылись, и в комнату вошла юная девушка, неся на широком деревянном подносе два жестяные миски, наполненные кашей, здесь же лежало по ломтику белого хлеба, стояли два стакана и графин с водой. Опустив поднос на край стола, девушка поставила одну тарелку перед Леонардом, другую передо мной.
– Благодарю – проговорил я, но девушка словно и не заметила этого. Она наполнила оба стакана водой, после чего поставила их рядом с мисками, а графин между нами.
– Спасибо Анжелика – поблагодарил ее Леонард – Можешь быть свободна. Сегодня вечером у тебя будет дополнительный час личного времени.
Девушка быстро откланялась, так и не подняв на нас глаз, и покинула помещение.
Почуяв запах еды, Яркий вернулся ко мне и, бесцеремонно запрыгнув на колени, стал принюхиваться к каше, от которой поднимался пар. Я взглянул на Леонрада, как бы спрашивая разрешения, он лишь пожал плечами.
– Кажется, его наша кухня привлекает больше чем тебя. Должно быть, он еще не успел вкусить богатой и изысканной жизни.
Я дал Яркому кусочек хлеба, и тот, схватив его обеими лапами, словно бельчонок, стал жадно поглощать пищу.
«Да ты сильно проголодался, малыш» – подумал я, сделав вывод, что этот голод является следствием недавнего сражения, в котором Яркий принимал активное участие, и теперь зверьку необходимо восполнить силы, после использования своих невероятных способностей.
– Если ты не собираешься есть, Клифф, то прошу, рассказывай, в какие неприятности ты влез.
И я рассказал. Рассказал все, без утайки. Не видел смысла лгать Леонарду Марбэту, этот человек слишком хорошо чуял лож.
Я начал рассказ с того, как повстречал Яркого на кладбище прошлым утром, но когда дошел до второй встречи с Никой Томас и ее рассказе о Вилорде Стриксе, в комнату вошел тот самый клирик, который встретил меня в соборе.
– В чем дело? – нахмурился Леонард, до того внимательно слушающий мой рассказ, не перебив ни разу.
– Там констебли, ваше святейшество. С ними гвардейцы. Просят вас.
– Вот за мной и пришли – заключил я.
Леонард поднялся и, вытерев салфеткой губы, сказал.
– Не будем же заставлять их ждать.
Он обошел стол и, уходя, бросил мне через плечо:
– Побудь пока здесь, Клиффорд.
Однако я следовать его наказу не собирался. Как только клирики удалились, я опустил тарелку с остывшей кашей на пол, и Яркий жадно на нее набросился.
– Посиди-ка здесь, дружок. Никуда не уходи, ты понял?
Не смотря на то, что Яркий казался всецело поглощенным пищей, я был уверен, что он услышал и понял меня.
Я довольно хорошо знал внутреннее устройства этого собора и помнил, что выйдя из обеденной комнаты верховного клирика, можно было прямо по коридору, мимо лестницы, и оказаться на балконе, выходящем в главный зал. Туда-то я и отправился.
– Спасибо что уделили время, ваше святейшество – услышал я голос Теодора Стрикса, когда подобрался к двери, ведущей на балкон.