Я вижу, как по искристой поверхности теперь гигантского пузыря разливается белый туман, так похожий на огромные белые крылья, и как в том закрытом от меня объеме материализуется, точно вырисовывается из воздуха женщина в длинном светло-фиолетовом платье.
Я вижу, как воздушная незнакомка подходит ко мне (тому, что в сфере) и... я вижу...
Баба-яга!
...подобно вспышке, рядом со сферой появляется старуха.
Ее лицо -- ярость; ее скрюченные пальцы -- иглы, пытающиеся разорвать едва видимый сферный барьер; ее удача -- не с ней: сфера не поддается.
Одновременно с тем, как женщина в фиолетовом платье берет того меня за руку (о, как мне стыдно за этот момент: мое лицо испуганно, безмысленно, мое лицо просто тупо) и что-то говорит, рядом с яростной старухой появляется черная, подобно смерти, коза.
Взглянув на меня...
"Она меня видит!" -- думаю я и ощущаю озноб.
...коза ухмыляется, кричит: "Бе-е-е-е!", и протыкает рогами пузырь.
Никогда в жизни я не просыпался в холодном поту. В день "замечательного" эксперимента это случилось со мной в первый и, к счастью, единственный раз.
Подушка, простыня, пододеяльник оказались не просто влажными, их можно было отжимать. Но осознал я это не сразу.
Шок! Я пребывал в состоянии шока, и сколько времени в нем провел, не знаю.
Нет, не коза напугала меня, и не старуха. Даже драматизм сцены, когда баба-яга уводила за собой женщину, не сразил мою "сверхчувствительную" натуру.
В тот шок повергли меня слова испуганной незнакомки. Она обращалась ко мне -- не тому, что стоял рядом с ней, а ко мне, пребывающему в своем самом страшном кошмаре.
Я видел, я слышал, я запоминал, -- и никогда, никогда я не смогу забыть, как вслед умирающему звуку: "Сэ-фэн-тар!" женщина в фиолетовом платье кричала.
"вы... должны..."
"Бе-е-е-е! Бе-е-е-е! Бе-е-е-е!" -- заглушая голос незнакомки, яростно орала неугомонная коза.
"написать..."
"Бе-е-е-е! Бе-е-е-е! Бе-е-е-е! Бе-е-е-е!"
"...они должны..."
"Бе-е-е-е! Бе-е-е-е!"
"...узнать..."
"Бе-е-е-е! Бе-е-е-е! Бе-е... бе..."
13
-- Узнать должны они, а написать должен я. Вот что я понял. -- Именно этой фразой в двенадцатом часу ночи я закончил свой долгий рассказ.
Наши семейные посиделки проходили в гостиной. Я сидел на диване, Евгения с противоположной стороны возлежала на разноцветных подушках, а сын наш, сидя в кресле напротив, развлекался с котом. Он бросал в коридор разноцветный плюшевый мячик, и кот с какой-то паталогической настойчивостью все время приносил мячик назад.
Едва я произнес последнюю фразу, жена и сын одновременно посмотрели на меня, но... как по-разному смотрели они.
-- Извини, но я ничего не понял, -- скрывая насмешку, мне так показалось, сказал Женек, -- и уж тем более не понял, о чем тебе нужно писать.
-- Наверное, о том, что увижу во снах.
Ощущение, что все происходит в какой-то другой, абсурдной реальности, у меня появилось уже давно, но мое самочувствие -- а ощущал я себя совершено опустошенным -- не позволяло ни думать об этом абсурде, ни пытаться вырваться из него. Вместо этого я просто плыл по течению.
-- Возможно, только я могу что-то такое увидеть, о чем должен узнать кто-то еще.
-- А-а-а, -- улыбаясь уже совсем откровенно, протянул сынуля.
-- Я думаю, ты должен написать что-то вроде книги, -- прерывая наш с сыном разговор ни о чем, вдруг сказала Евгения, -- если, конечно, тебе удастся связать вместе отдельные сцены.
Ее взгляд! Нет, я не стану говорить, что я увидел в глазах Женечки: уж больно это личное, -- но в этот момент мне почти стало стыдно. Кажется, я покраснел.
-- Угу, напиши ро-о-ма-ан, -- Теперь неприкрыто насмехаясь, пропел Женька.
И все же я был благодарен сыну за его слова, я был благодарен ему за сарказм, позволивший мне не думать о том, о чем совсем не хотелось думать.
-- А ты зря смеешься, -- тут же среагировала Евгения на слова сына. -- Когда ты родился, отец твой писал, и писал довольно неплохо.
Вот и наступил нежданный момент истины. Момент, когда я не просто пожалел, а ПОЖАЛЕЛ о глупейшей затее -- пересказать родственникам свои сны. Призраки прошлого, те, что, я надеялся, ушли безвозвратно, вдруг возникли рядом и проявились совсем отчетливо. Даже кот, как мне показалось, забыл про мячик и с интересом смотрел на меня.
-- Ну, вспомнила, -- со вздохом сказал я, торопливо поднявшись с дивана. -- Все, я спать. -- И вышел из комнаты.
-- Он даже в газете печатался, -- донесся до меня расстроенный голос супруги, -- один раз. В новогоднем номере -- первом номере года.
-- Только один? -- спросил сын.
-- Да. А потом твоему отцу шлея под хвост попала, и он...
Что сделал он (то бишь, что сделал я), слушать мне было не обязательно: и без пояснений супруги мне было это отлично известно. Более того, ТОЛЬКО МНЕ было известно, что за шлея и почему угодила мне под хвост.
Прикрыв как можно плотнее дверь спальни, я в темноте разделся, лег на кровать и закрыл глаза.
14
Телефон показывал половину второго ночи, а я все никак не мог уснуть. Я лежал и смотрел в потолок.
"Они должны... узнать..." -- звучало в моей голове.
"Вы должны... написать..."
Как же я ненавидел эти слова!
Женщина в фиолетовом платье, обращенный ко мне ее взгляд...
"Вы должны..."
-- Но... я не могу!
"Написать..."
-- Я не должен... НЕ ДОЛЖЕН писать!
Не знаю почему, но я поднялся с кровати. Не знаю почему, но я прошел в гостиную и взял браслет из Порт Авентура. Не знаю зачем, но я опять надел его на запястье.
15
Парень лет тридцати ехал в почти пустом вагоне метро. Он сидел, слушал музыку и казался счастливым.
"Как мимолетно счастье", -- думал я, наблюдая за безмятежной улыбкой на его губах.
И улыбка, и безмятежность вмиг соскользнули с лица молодого человека, когда между ним и его соседкой по скамейке попытался найти себе место бомжеватого вида человек.
"Какая странная штука -- жизнь".
Это был все тот же парень, что еще будет выбираться из-под горы человеческих тел. Это он, кому еще предстоит в прекрасном парке почти ночью спасать умирающего. И именно его еще ожидает бескрайняя пустыня из моих видений.
Как мимолетна...
Еще впереди тот момент, когда счастье оставит его.
...странная штука -- жизнь.
Эпилог
Да, все же я написал книгу. Я написал свою первую книгу почти за двадцать пять лет, хотя и не должен был делать этого никогда.
Возможно, сначала я пошел на поводу у своей слабости и уступил желанию "своими глазами" увидеть удивительную историю. Но потом, когда я ее увидел, то уже не смог противиться требованиям совести, как бы пафосно это не звучало, а главное, противостоять взывающему ко мне взгляду женщины в фиолетовом платье. Как же часто я видел его, слишком часто, нежелаемо часто. И вот, через два с половиной года после памятной поездки в Испанию книга была закончена.
Не думаю, что мне стоит вдаваться в подробности ее написания. Упомяну лишь о литературных курсах, которые я окончил (о чем ни разу не пожалел) с подачи моей обожаемой Женечки, и о невероятной ненависти, что питал к самому себе. Как же я ненавидел свой корявый стиль первых месяцев и кривизну первых глав. Как же я проклинал себя за то, что ввязался в эту авантюру.
И все же я сумел побороть и себя, и свои хаотичные, не желающие следовать за сюжетной линией мысли -- я сумел дойти до слова "КОНЕЦ". Но даже тогда, по окончании нескольких сотен страниц, два вопроса по-прежнему оставались без ответа.
Я так и не знал -- ПОЧЕМУ?
ПОЧЕМУ написать должен был именно я? И...
ПОЧЕМУ кто-то об этом обязательно должен узнать?
ТОГДА я об этом не знал...
***
2019 год, 18 октября, Барселона.
За несколько часов до того, как митинг на площади Каталонии закончится взрывами и пожаром, на той самой площади Каталонии я встретил ее -- крошечную пожилую женщину, одетую уже не в девочкинское розовое платье. Сейчас на ней были маленькие джинсики, белая, в пестрых разводах, футболка и крошечные, похожие на детсадовские чешки, золотистые тапочки. И теперь...
Теперь я знаю ответ на один из тех двух вопросов. Но это уже другая история. История, о которой я, возможно, еще расскажу.
А сейчас я приглашаю вас увидеть события, приведшие к REVIVAL, и начать знакомство с первой книги -- "Заклание". Быть может, я ее написал именно для Вас! Может быть, именно Вас ждет мир СЭФЭНТАР!
<p>
</p>