- Ну же, победителей иначе встречают... - царю было плевать на взгляды и мысли; он все еще говорил шутливо, но в голосе начинал сквозить металл.
- Госпожа Гудрун, - Девен поспешно подошел ближе и зачем-то поклонился; Гудрун обернулась к нему и еле заметно кивнула. - Я военачальник царя Балы. Ваша крепость переходит в его подчинение, но вам никто не причинит вреда, не бойтесь...
Тонкие губы слегка скривились. Голос хозяйки оказался неожиданно низким и обволакивал слух и мысли.
- Тебе кажется, что я боюсь, воин? Я в своем доме, среди своих людей. Вы лишь гости, пусть и незваные.
Она убрала выбившийся из косы мелкий локон. Тихонько звякнули звенья цепочек.
- Гостей мы не гоним, но получают они то, что мы им дадим и не больше.
- Госпожа, - царь был спокоен, предельно спокоен. - Госпожа, ты устала и напугана. Не мы твои гости, а ты теперь наша. Потому что вреда тебе не причинят, если будешь тиха и послушна. Теперь это мой дом, не обессудь.
- Дом там, где сердце, а у тебя, царь, давно нет одного и скоро не станет второго.
Гудрун сощурила глаза. Не мудрено, от дыма и пепла они болели даже у воинов, но хозяйка от того еще больше стала походить на хищную птицу.
- Говори, что хочешь, женщина. Только тебе и твоим людям ведь не стоит напоминать, почему ими целый год управляла слабосильная вдова?
С лица хозяйки сбежала маска, в прищуренных глазах полыхнуло злое пламя.
- Осторожнее, царь... Не любят боги тех, кто вспоминает убитых ими на их же земле.
В народе пробежали шепотки. Девен встревоженно посмотрел на друга. Не к чему начинать новую ссору, почему он вечно не знает, когда стоит остановиться? "Мы же не варвары." Да, куда как проще перед народом припомнить, что вдова она по его милости. Не дело тыкать палкой загнанную змею, а умеющую выжидать и подавно.
Девен смотрел на Гудрун и понимал, что не царьку с равнин, хоть и победителю, учить ее. Она молчит, к чему ей рисковать своими и идти напролом. Одна она держала Гунд этот год, не отправив даже конунга-мужа в последний путь, потому что не в честном бою того убили. Он не был с ней добр по слухам, но был ее кровью и мыслями, хоть и не было нежности между ними.
Тогда ей оставалась крепость и люди, быть может дети - Девен ничего не слышал о них. А теперь снесенные ворота, пепелище, чужаки на пороге и взгляды тех, кого она не смогла защитить, как ни старалась. А она все стоит и ждет, ждет, будто не все для нее потеряно.
Глупец ты, Бала, глупец, старый друг, не принесет тебе эта победа ни славы, ни покоя, ведь можешь ты до сих пор повернуть коня и уйти.
- Наслышан я, что горцы не учат своих женщин почтительности, - царь отвел взгляд от хозяйки и начал деловито осматривать своего коня. - Девен, прикажи своим людям увести вдову обратно.
Девен неловко махнул рукой и пара воинов подошла к Гудрун. Та усмехнулась.
- Неужто царь считает, что я не найду дороги в собственном доме? Или же, что смогу сбежать с этого утеса? -сухие губы снова скривились. - Надеюсь, твои люди смогут по крайней мере оценить вид из верхних окон.
Снова звякнули цепочки, мелькнули тяжелые черные косы, легкий стук башмаков по каменным плитам.
- Если бы это была не женщина, я бы не удивился, когда б из этих окон она твоих молодцов вышвырнула, - пробормотал Бала. - Вздорная баба, хуже кухарки, наслышан о ней... А я ведь еще хотел по-хорошему - не воюю я с женщинами.
- Оставь ее лучше. Дай просто дожить с тем, что осталось. Обложи Гунд данью - и едем домой, пользы Дору будет в разы больше, сам знаешь.
- Оставить ее здесь в живых и без присмотра - поднимет восстание; устроить несчастный случай - горцы нас в постелях прирежут.
Девен смотрел на царя, а сам понимал, что единственное, что сейчас его волнует - это немного теплой воды и охапка сена.
Не победы, не цари и не крепости, и даже не молодые вдовы.
- И что ты предлагаешь? Я говорил, можем уйти и...
- Я возьму ее в жены. На время останусь здесь. И ей придется смириться, если дорожит своими людьми.
Воин обернулся. В его глазах читалось недоверие.
- Бала, сейчас не время для твоих странных...
- Я твой царь, - веско перебил тот. - И это мою волю ты должен слушать, если верен мне. Она станет моей женой. И крепость будет моей даже перед богами. И она согласится, если не хочет потерять остатки того, что имеет. А ты приглядишь за ней, раз ее судьба тебя так беспокоит. Держи только ухо востро - если погибнешь, то лишь из-за своей глупости.
***
Девен молчал, молчали горы и время теперь тянулось, как старый мед. Царь сказал свое слово, царь решил окончательно, не ему теперь перечить, образумить он уже пытался. Не простому военачальнику советовать своему господину, а Бала, казалось, не видел сейчас перед собой друга. Против воли взять к себе ненавидящую тебя женщину - и кому это еще смертный приговор, тебе или ей, боги разве что ведают.
Гудрун отказала раз, второй, третий. Когда коротко, когда бесстрастно, когда с хриплым смехом и жгучей злобой в глазах. Да и к чему ей уступать мулу с равнин. Будь Гудрун моложе, будь наивной, выросшей на старых сказках проходимцев - она бы уступила или выискала для себя яд или кинжал, а ущелья умеют хоронить чужие тайны. Но Гудрун не верила смутным небылицам, не нужно ей это, ведь она сама была ею. Только сказка ее была мрачна, сильна и слушать себя заставляла все время, пока последнее слово до капли не выпьешь.
И Бала пил - захлебывался, пил, ненавидел, уже не скрывая, что будь его воля - сжег бы тут даже остатки.
- Оставь, - говорил Девен, поднося изменившемуся другу кувшин чуть прокисшего вина. - Оставь ее, посмотри на себя, сам говорил, что не воюешь ты с женщинами.
Бала выплескивал остатки вина в жаровню, смеялся, сжимал рукояти резного кресла, а воин отводил глаза в сторону. Проще видеть упрямца, который довольно носит маску добряка. Она подходит, так подходит и сидит, как влитая, не дай боги спадет только.
А она все спадала и спадала, текла слой за слоем, как воск тает возле огня.
А потом царь пошел к беднякам и старейшинам. С народом тот говорить умел. Редко кому есть дело до справедливости, совести, самому бы выжить, к чему в игры сильных лезть. Гудрун ждала. Говорила, что не одна, что явится брат с войском, что боги услышат.
Только вот от брата ни весточки, от богов и подавно, как бы ни рвались эти скалы к небу.
На третий день осени царь взял в жены вдову убитого конунга; ее приданным была покорность, его - защита, которую он обещал людям.
Оба лгали. Оба молча глядели на дно кубков.
"Следи за ней, у меня и без нее забот много, берегись только."
Бала пересказывал на свой лад старые сказки о том, что женщины горцев - ведьмы, превращаются на закате в птиц, а потом когтями раздирают души и выклевывают сердца. Потом смеялся и уходил, а Девен глядя на еще больше осунувшуюся бледную хозяйку почти верил в это.
Глубоки и бездонны расселины в этих горах и далеко их вершины стремятся ввысь. Летит в сумерках над ними песня, да пойми только о чем поется, такого наречия Девен и не слышал ни в жизни. А голос у хозяйки низкий, гортанный, хриплый, точно клекот слетал с губ.
Гудрун обернулась и воин скованно поклонился. Была королевой раньше, ей и осталась, как бы ни впали глаза на бледном лице.
- Госпожа, я не хотел тебе мешать.
- Оставь, - Гудрун махнула рукой и вновь повернулась к окну. - Я же знаю, что велено следить. Твой царь говорит, что не досуг самому. Но он боится, я знаю. Оттого и злоба в нем через край клокочет.
"Твой царь" - не "муж", не "господин". Гудрун это знает, все знают, кроме царя.
- Ты веришь в то, что я ведьма? - хозяйка была тиха и спокойна, тонкие пальцы скользили по резному узору на ставнях.
- Нет, госпожа.
- Я тоже, - тяжелые косы и расшитые шали заботливо скрывали синяки и царапины на шее, плечах, хрупких запястьях. - Но знаешь, так бы хотелось.
Тусклый луч заходящего солнца скользнул по ее щеке и запутался в темных волосах.
- Но я честна, - тихо продолжала хозяйка, будто говорила сама с собой, не с воином. - Не перед ним, перед людьми. Я отозвала брата и его войско. Взамен тот обещал не искать с ним ссоры. Не им платить за мои ошибки и тем более за его.
Послышалась возня, тихий топот. Девен обернулся. Из-под лестницы на него смотрела пара больших испуганных глаз. Темные косы, такие же как у хозяйки, были спутаны и растрепаны. Гудрун замерла и побледнела. Повернулась к воину, но смолчала.
Девочка тихонько шагнула назад, в темноту. Потом и вовсе скрылась за поворотом ступеней.
- Я могу попросить тебя молчать, воин, но ты вправе не услышать меня, - проронила Гудрун неживым голосом.
- Ты правильно поступила, госпожа, что не сказала царю о дочери. Я думал, что знаю его. Но теперь даже мне не понять, что думает он и что сделает в следующую минуту.