- Аличек, а если отсюда упасть, мы в сетку упадём, да?
- Нет. Пролетим по шпалам. Как трамвай.
- Ой! Может уже отдых а?
Алик взглянул вниз на её широкие глаза и... согласился. Всё же он был хорошим парнем, её Алик. Она не зря взяла его с собой. Что бы она одна тут накурлыкала, без этого коренастого русоволосого парня.
- Помнишь - не меньше десяти метров влево. И потом - на шпунты. Давай, я помогу.
Как Боженка заснула, она не помнила. То ли Алик привязал её к земле, ставшей вдруг пологой, а не отвесной, то ли она сама на неё свалилась, но проснулась она только, когда откуда-то сверху послышался знакомый ещё по хутору свист.
"Трамвай", - пронеслось в голове у девушки и замерло где-то вдали
- Вставай, засоня, двигаем дальше, - тихий голос Алика, казалось, раздался тотчас же, после того, как прошёл свист затих в отдалении.
- Я, я не сплю, - девушка повела головой. - Я уже готова.
- Хлебни водички.
Божена открыла глаза, оттянулась и... поняла, что она плотно пристёгнута.
- Свободу женскому полу! Я что, без твоих пристёжек упала бы?
- Не знаю. Но мне этого не хотелось бы.
- Ладно, отстёгивай и давай - полезли.
В этот день карабкаться было тяжелей, чем вчера. Мышцы, не успевшие за несколько часов сна полностью отдохнуть, гудели. Хорошо ещё, что появился наклон и движение уже больше напоминало карабканье по ступеням лестницы. Очень крутым, но всё же ступеням.
- Аличек, там ещё далеко? - то и дело спрашивала Божена.
- Далеко, три или четыре пролёта. Я, кажется, уже вижу какие-то строения...
Лучше бы он этого не говорил. Лучше бы вообще не говорил, а только полз себе вверх со своей монотонностью метронома.
- Дай, дай! Где строения? - И откуда только силы взялись в её теле, за минуту до этого еле передвигающемся вслед за Аликом? Девушка закинула свои крючки далеко вперёд, за голову Алика, и по его спине начала пробираться наверх, туда, где уже виднелись или хотя бы собирались завиднеться в утренних лучах, ползшего вслед за ними по путям солнца контуры городка.
- Погоди, тише ты, Боженка, а...
Она оттолкнулась от его плеча, прижалась ко шпалам, взглянула туда, куда указывал парень, но...
Но в этот момент крюк, на который он опирался, выскользнул из потных пальцев. Алик отчаянно хватнул воздух левой рукой, раз, другой, и на секунду завис в хрупком равновесии.
- Дай, дай... - Его кисть сжималась и разжималась, Казалось, брось Боженка ему верёвку, и он полезет дальше, лишь пожурив её за дурацкую выходку. Ведь, Алик - это - гора, это надёжная глыба, это фундамент, из которого растёт всё её миросозерцание.
- Аличек, я... - Но момент был уже упущен. Пальцы парня в очередной раз сжались и медленно - медленно его тело начало клониться в сторону вскарабкивающегося на небосвод светила.
- Я, я... я люблю тебя! - выдохнул он и... Божена бросила взгляд на его удаляющееся тело, на его лицо с округлившимися глазами и открытым ртом и, резко отвернувшись, уткнулась в рукав своей куртки. Вот и строения. Вот и поход. Кому, ну кому он теперь нужен? Зачем, ну зачем ей куда-то идти, если Алик... Если его нет. "Нет". Слово резало пространство и время. Слово кричало Божене, что это она, она одна несёт вину, за всё, что случилось, За всю эту чёртову прогулку, за гибель друга. Божена висела на крюках и не знала, что делать дальше.
Но время лечит. Плакать можно час, можно полчаса, Если совсем неймётся - сутки. Но это будет уже спектакль на публику или истерика. Плакать на весу куда менее комфортно, чем плакать у себя в комнате. Если ничего не делать, ничего и не изменится. А Божена всегда была человеком действия. Прыгать за Аликом? Это был выход. Но не для неё. Спускаться обратно? Тоже нет. Тогда получится, что всё то, что они предприняли - напрасно, что все силы, вложенные в достижение городка, потрачены на что? Нет. Так не будет. Она себе не простит малодушия. Она вообще себе ничего не простит. Она теперь будет другой. Не такой, как раньше. Она будет жить за двоих. Она будет страховаться за двоих. Если прежде Алик был тем плечом, на которое девушка всегда могла опереться, то теперь она будет думать, как он. За себя и за него. Она одна дойдёт туда, куда они шли вдвоём. Ведь это так просто - надо только передвигать ноги и время от времени отдыхать. Через каждые сколько? Ну, пусть будет через пятьсот шпал. Понемножку. Если устанет - побольше. Она успеет. Она обязательно успеет до вечера. Ведь он сказал - всего три или четыре перехода. Не больше.
Переходов оказалось семь. Слёзы текли по щекам и не могли остановиться. Руки дрожали, но она разминала пальцы и даже привязывала себя во время перерывов к шпалам, чтобы не улететь. Куда только делась та ветреная веснушчатая девчонка, смеющаяся в лицо опасности? До первых строений добрался дрожащий комок нервов. Добрался и замер, не зная, что же делать дальше. Ведь она, она-то предполагала когда-то, что тут уже собрались их чествовать, как победителей, как героев, что толпа сияющих горожан с распростёртыми объятиями их примет и будет долго выспрашивать об их походе, о трудностях, которые довелось преодолеть легендарным путешественникам,
Ничего этого не было. К тому же начался мелкий косой дождь.
- Эй, кто тут есть? - спросила она окрестность. Думала, что громко, на самом деле её голос походил больше на писк случайного комара.
- Или нет никого? - крикнула она уже смелее. Потом огляделась. У них на хуторе везде была арматура. Арматура - значит, жизнь. По ней передвигаются люди. А ещё труба. И сетка. Но сетка - это сверху. Но в сетку должно ведь что-то падать. И именно оттуда. Значит, надо искать что-то прямо над сеткой. Логично? Вроде бы да.
Боженка перелезла вправо, туда, где, по её уверенности, проходила дорога для грузов на их хутор, и посмотрела наверх.
- Ой, мама!!!!
На этот раз крик удался. Прямо на неё летел какой-то огромный тюк.
- Мамочка! Мамочка! Мамочка моя!!! - заорала девушка и, казалось, влилась в покрытую густой травой землю, вгрызлась в неё, закопалась в едва заметное углубление.
- Человек на пути! Кто разрешил? - послышался голос откуда-то сверху. Тюк, мчащийся на Божену, подпрыгнул на едва различимой кочке, и, лишь коснувшись волной от своего движения её спины, скрылся внизу.
- Кто разрешил?
Буквально тут же возле Божены оказались две фигуры, которые легко подхватили девушку под мышки и потащили наверх.
- Кто? Зачем? Я сама! - пыталась она протестовать, но все её всхлипы игнорировались теми, кто её нёс. Наконец её впихнули в какое-то, по всей видимости, подсобное строение и, не говоря ни слова, исчезли, лишь щёлкнув ключом в деревянной двери. Вот тебе и торжественная встреча! Вот тебе и восторженная публика. Нет! Она же героиня и её просто с кем-то спутали, а она им всё ещё расскажет. И вот тогда...
В сарайчике было просторно. Тут лежала какая-то рухлядь, на которую Боженка в быту и внимания не обратила бы. У тех же "скаутов" было куда интереснее. Пользуясь случаем, она достала из маленького кармашка зеркальце, как могла, привела себя в порядок, остатками воды из фляжки смыла со щёк как пыль, так и подтёки от слёз. Вот теперь героиня готова к тому, чтобы быть представленной публике.
Но к ней никто не шёл. Боженка уже подумала, что о ней попросту забыли, но тогда, когда девушка стала уже выбирать место, где можно было бы прикорнуть, из замочной скважины донеслись звуки открывания.
На пороге двери (интересно, почему у них дверь оказалась правильной, сверху вниз, а не как у них на хуторе, справа налево?) стоял широкоплечий мужчина с аккуратной квадратной бородкой и в голубом берете.
- Бежать не будешь?
- Неа... - Божена замотала головой.
- Тогда следуй за мной. Тут недалеко.
Он повернулся и вышел. Божена встала, оправила комбинезон, посмотрела на отстёгнутые в сарае рюкзачки. Брать их с собой или оставить? Решила, что таскать не стоит, если когда и пойдёт вниз, то снаряжения ей выделят. А если нет, то и тем более, зачем они ей?
Бородатый подождал, пока девушка выйдет, запер за ней дверь и, повернув налево, принялся подниматься по лестнице, приделанной к стенке сарая.
- Не упадёшь?
- Я ловкая! Я же дошла сюда.
- Тоже верно.
Бородатый шустро взбежал еще ступенек на шестьдесят, остановился, подождал Боженку, а потом показал на металлическую дверь на площадке, на которую они пришли.
- Там у нас боксы. По сути тебя бы к руководству, да дело спешное. Не так часто от вас кто сюда без ведома приходит. Придётся разбираться на месте. Входи. Там ответят на все твои вопросы.
- А ты...
- У нас старшим "Вы" говорят. Так вот - я за груз для вас отвечаю. Как тебя не увидели, когда тюк пускали - сам ума не приложу. Ты уж прости, что так вышло.
- Да ладно...
- Это тебе ладно, а я, если только выговором отделаюсь - уже хорошо. Порядок должен быть во всём.
- И Алик так же говорил. - Невольно всхлипнула Боженка.
- Алик? Ну, значит, правильный парень этот твой Алик.
- Был... - Всхлипнула Боженка ещё раз.
- Ладно, дочь, иди. Дядьку Василия, если что, на пусковой спросишь. Я это. Ты моя теперь, почитай, крестница.
- Как это?
- Да вот так. Чуть не поседел из-за тебя нынче.
Дядька Василий легонько подтолкнул Боженку к двери и она, отворив её, тихонечко, почти на цыпочках, вошла. Она будет лапушкой. Она ведь не сделала ничего плохого, нет? Она только добралась сюда с хутора. И всё.
- Здрасте!
Перед Боженкой было что-то типа диспетчерской. Два стола с бумагами. За одним сухопарый суровый мужчина лет пятидесяти с короткой седой стрижкой. За другим - мужчина чуть помоложе, с круглым лицом и трёхдневной чёрной щетиной на подбородке. Невысокий, но широкий в плечах. Над столом первого чёрно-белый портрет мужчины в фуражке и с бородкой клинышком с острыми немного прищуренными глазами.
- А, пришла? Божена Рыльска, если не ошибаюсь.
- Ага... То есть "да". А откуда вы знаете?
- Ориентировка снизу пришла. Ты что, кукла, думаешь, мы с вашими связи не имеем?
- Ничего я не думаю! - чуть ли не выкрикнула Божена. Как он вообще смеет называть её куклой? Она же совершила подвиг, она...
- То-то и заметно. Сама-то дошла, а товарищ твой где? Алик Витухновский, так?
- Нет его...
-Как "нет"?
- Я... Я одна.... Я одна во всём виновата... - Боженка всхлипнула и слёзы сами собой вновь почему-то потекли из глаз.
- Ну, чего на девку набросился? - Поднялся из-за стола тот, что помоложе, с чёрной щетиной. - Видишь - совсем не в себе. Давай, Протасов, по существу с ней. Что делать-то теперь?
- Так Витухновский где? Не дошёл?
Боженнка, всхлипывая, кивнула. Чернявый, приобняв её за плечи, подвёл к стулу, стоящему тут же, усадил и дал стакан воды:
- Пей. Потом проводим в столовую. Там поешь.
- А...
- О вас нам уже доложили. Ещё вчера. Впрочем, мы вас ждали только к вечеру. Вы, видно, бодро так шли. Потому и под тюки попали. Знаешь Йозефа Каца? Скажи ему спасибо. Если б не он...
- А что если?
- А то, карантин у нас с вами. Чему вас в школе учат?
- А у нас нет школ... Только курсы по выживанию...
- Вот я и смотрю. Протасов, слышь, я теперь передам вниз, Кацу, телефонограмму?
- Передавай. Мол, дошла одна. Второй сорвался. Приняли, пристроим, берём на себя. Только давай живее. Потом тебе её вести. Мне ещё людей на маршруты ставить.
- Да не боись. Что, впервой что ли?
Черноволосый скрылся за дверью. Хмурые глаза Протасова вновь стали въедливо разглядывать Божену. Ей даже стало неуютно на мягком, вращающемся стуле.
- Ну, наконец, произнёс тот, когда молчание несколько затянулось, - Что тебя дёрнуло сюда-то идти?
- А посмотреть... - Божена подняла взгляд из-под курчавой чёлки.
- Посмотреть. Тут работать надо. Умеешь что?
- Подавальщицей на "трубе" была. Лазаю хорошо.
- Тут все лазают хорошо. Физику на каком уровне знаешь?
- Что?
Протасов вздохнул. Видимо навыки Божены слабо вдохновили его.
- Лазильщиков, понимаешь, у нас хватает. А вот квалифицированных физиков... Ладно, пойдёшь пока на сборку, с другими девчатами. Кто не работает, тот не ест, сама понимаешь. Вечером доучиваться будешь. Если способности есть - и до инженера поднимешься.
- Инженер - это выше, чем техник? - немного осмелев, задала Божена вопрос.
- Куда выше. Инженер - это тот, кто думает, как сделать лучше, чтобы всё работало. Поживёшь пока в общежитии. Выйдешь замуж - будет квартира.
- Опять "замуж"? Мне и у нас только про "рожать" твердили. - Вспыхнула девушка, разом забыв, где и с кем она беседует.
- Не хочешь - не рожай. Но без семьи - общежитие. Это у вас демографический кризис.