– Зачем ты это сделала, Брай? – Феломена погрозила пальцем и снова попыталась натянуть берет на рыжую макушку.
– Меня бесит это существо! – прошипела девочка, провожая взглядом белого коня, ставшего от ее капризов вороным.
Он обиженно заржал и направился к низинке, напрочь заросшей водой. Гладь говорила, что по контурам неба и солнца, теперь уже почти настоящего, то и дело пробегают едва заметные волны. Может быть, это Вито уже спускается на землю, а может быть – простой ветерок, прохаживающийся мимо поверхности пруда.
Мальчик, будучи молодцом, и правда вернулся к встречающим его дамам. Ветерок же встречали темные деревья, шелестевшие по всей площади садика. Они обнимали приунывшую беседку с воодушевленными обрывками объявлений, наспех обклеившими ее колонны. Пожелтевшие от времени листочки, трепетно помахивая своими строчками, приветствовали каждого.
– Это внутренний двор! – воскликнул Вито.
– Мне бы такой двор… – заметила Ангелика.
– Смотри! Рыбка! – воодушевился мальчик.
Водная гладь, до которой он дотронулся, казалось, воодушевилась еще больше и затрепетала ровными кругами не только на своей поверхности, но и на полотне неба, ей отраженного. Оно, кстати сказать, не преминуло сделаться совершенно стеклянным.
Зеркальная, если только разноцветную палитру можно было так назвать, его поверхность копировала маневры шустрой рыбки, покрываясь трещинками. Рыбка, впрочем, оказалась вовсе не рыбкой, а прекрасной Змеей. Она, высовывая гладкую голову из неба, казалось, застыла на долю секунды, прежде чем услышать: «Ты ли это?» из уст ведьмы.
– Да… А ты, как я понимаю, не хочешь сюда приходить…
– Что?
– Почему ты еще не здесь? – Змея недовольно обвила кувшинку.
Белинда снова хотела повторить «Что?», однако сочла лучшим промолчать, ибо ведьмы никогда дважды не говорят, когда они дважды не понимают.
– Но вот же она! Стоит! – вмешался Вито.
– Не вся она… – был ответ.
– Но…
Вскоре происходящее сделалось таковым, что в этом интересом споре, сделавшем происходящее чересчур громким, заинтересовались все дамы и господа, так что теперь рыба-цветок-змея была удовлетворена. Только она собралась шевельнуть языком, как ее опередила Джессика. Она отвлеклась от развернувшейся в Саду игры в гольф и приступила к этому самому опережению.
Речь ее успела потерять смысл, не успев начаться, благодаря чрезвычайному преображению беседки, привлекшему всеобщее внимание и тем самым избавившему собственное событие от необходимости быть оглашенным.
Хозяйская Книга в руках Анны затрепетала как никогда ранее, и, наполняя себя этой дрожью, побудила хрупкие свои листочки с треском оторваться от корешков, разделиться на тонкие полосочки знаков да со всем рвением облепить собой и без того живописную, просвещенную беседку.
Можно с уверенностью сказать, что ожившие страницы обладали интеллигентностью, чего не скажешь о листочках, населявших белые колонны прежде. Вы когда-нибудь видели, как эти бумажные звери занимают свое место в мертвой природе стен старых домов и рекламных досок? Одно поверх другого! Вперемешку, в непонятном порядке!
Нет, Книга не стала уподобляться дикарям и распространилась по всей площади колонн аккурат между первожителями. Те, кивая, затрепетали адресами и номерами, прежде чем все действо, столь важное для лордов, изволило себя начать.
Теперь Книга называла гостей именно так – лорды. Некоторые из них были настолько довольны этим названием, что уже тогда забыли о необходимости возвращения домой, а некоторые недовольны настолько, что в недовольстве всякие иные заботы, такие как возвращение домой, отбросили.
Так или иначе, изо дня в день внимательно вчитывались они в свежие страницы. Определенные даже заучивали их, с помощью чего приобретали неплохую важность.
Только представьте! Брай никак не хочет просыпаться, когда Мария обычно говорит:
– Вставай, соня!
– Отвали, – еще более обычно бубнит в ответ та.
– Вставай живо! – вмешивается Лиззи, освобождая Машу от должности будильника.
– Заче-е-ем?
– Вообще-то, сегодня у нас много дел, – заявляет Ангелика.
– Да, мы должны чего-то там сделать… Что же…
– Ага! Воде водицу принести! – закричит Генри, главный почитатель чтения.
– Воде водицу принести! – торжественно произнесет Лиззи, награждая профессора улыбкой.
Снова и снова разгадывали лорды значения странных строк, то ли открыв, то ли создав таким образом, вдобавок к концу леса Храйзилехт, лазурные воды моря и реки, Чайные горы да Даль вкруг Замка.
Теперь же они, ловя на себе взволнованные взгляды солнца, уже почти-почти полноценного, стояли в самом центре того причудливого места, в котором так причудливо застряли. Нулевая точка, старо-белая беседка, наконец принялась учить лордов счету.
24.Цайтабельконт
Как только книжная делегация присоединилась к древним листочкам, буквы и цифры, ни в коем случае не находя смысла в бумажных краях, отделяющих один обрывок от другого, принялись как муравьи – отчаянно, но осмысленно, – бегать по мраморной поверхности во всех направлениях.
Некоторые из них, вдоволь насладившиеся бойкими стычками с другими знаками, успокоенно сложились в четкие строки при самом основании колонн. Это укололо другие символы. Они решили, что не несут никакого смысла, покуда не находятся в строках, и потому стали метаться еще быстрей. Каждая новая строка становилась все ближе к куполообразной крыше беседки. Свободная буквенная чернота уменьшалась в своих размерах и увеличивалась в скорости своих элементов.
А что творилось при сочинении последней строки, состоящей из одного единственного слова! Буквы из оставшейся стаи сражались за право состоять в нем, то и дело сталкиваясь друг с другом, не понимая, видимо, что как бы они не расположились, результат будет одинаковым. Из черного словесного теста, несколько раз перезамешанного, вылепилось, наконец, по одному изящному словцу на вершину каждой из четырнадцати колонн.
Что до самых зазевавшихся буковок, то они были вынуждены слететься вместе к центру круглого холодного пола. Не без помощи междустрочных значков, вовремя высунувшихся из мраморных трещин, они образовали собственную почти-колонну. Туда не преминула отправиться и Книга, точнее то, что от нее осталось – мягкая кожаная обложка да Аня, никогда от нее ни на шаг не отстававшая (если бы дозволено было представить, что книги умеют шагать, разумеется).
Шагание это на одной девочке не закончилось, и вскоре все лорды оказались внутри. Новоисписанные колонны, конечно, оказались этим очень недовольны, но были вынуждены, ворча и хмурясь, обернуть свои строки лицом к читателям.
– Все это – читать? – не очень обрадовалась Мария.
– Это, наверное, новая загадка! Может даже самая главная! А может даже и последняя!
Теперь даже самые незаинтересованные заинтересовались.
– Клотус!
– А? – очнулся юноша.
Тот самый, что имел с чудными буквами наилучшие сношения.
– Где ты пропадал? Читай скорей!
– Но с какой из них начать, вот что интересно… – задумалась Джессика.
– С этой, конечно же! А дальше против часовой стрелки, – заверил граф Дезире.
Он указал на левую из колонн, составивших главный вход.
– Да-да! – закивала Феломена. – Я тоже так подумала.
– Точно! – засияла Джессика.
– Ну и почему же? – полюбопытствовала Лиззи.
– Право, не знаю. Вот кажется мне так, и все… – встревожилась вдова. – Сердце мое…
– Разве вы не… – начал было граф.
– Сердце подсказывает.
– Разве вы не видите, что заглавие здесь написано более густыми чернилами! – наконец сказал Лепаж. – На следующей чернил чуть меньше, а вот здесь, – он обратил всеобщее внимание на почти-колонну, – и вовсе кончаются.
Полезно приметив, что данная закономерность действовала не на все послание, а лишь на заглавные его слова, Клотус принялся было их зачитывать, но уже на самом первом его ждала неудача.
– Здесь на русском! – высказалась вдруг Анна. – Ливь…ер – пробормотала она.
– Что же это значит, ну же! – торопила Джессика, обращаясь взглядом то к Ане, то к ее подруге.
– Да набор букв какой-то, – бросила вторая. – Чушь.
– А следующее, кажется, по-французски… – заметила первая.
– Оставим же первую, оставим! – Дезире присоединился к юной даме.
– D-e-s-p-o-s-e, – продиктовала та.
Граф задумался.
– Пропустим же это! Музир! – воскликнул художник, зачитывая третье заглавие.
– Оптис! – Люсиан обратил внимание Королевы на удаленный столб.
– Клотус! – фокусник с улыбкой провел тростью по другим буковкам, точь-в-точь походящим на язык некогда-Книги.
Некоторые лорды выражали глубокое непонимание происходящего, а некоторые – неглубокое понимание. Джессика же, заворачивающая буквы в любимую желтую ленточку, выражала глубокую от происходящего независимость.
– Это как со стульями и картиночками! – вскричал Вито. – Их, как и нас, пятнадцать! Пересчитайте!
– Опять эти загадки, – недовольно протянула Лиззи. – Я устала. Можно прекратить?
– А где мое имя? – Брай немого запоздала с возмущением.
– Причем здесь ты? Что происходит вообще? – запуталась Ангелика.
– Ливьер, Деспоз, Музир, Рус, Син, Клотус, Сильфий, Тир, Амор, Триад, Альтер, Фокстон, Оптис, Агрис, – зачитала Му Нинг, – и Антез, – добавила она, повернувшись к почти-колонне.
– Ну это, определенно, какие-то названия, – заметил Генри.
– Это неопределенный бред какой-то, читаем дальше! – приказала Лиззи.
– Один, два, три, четыре… – послушалась Маша.
– Не считать, а читать!
– Как я буду читать, когда здесь одни цифры? Вот умная! Украла у Джессики стекла и думает, будто стала умнее!
Королева манерно закатила глаза, предварительно сняв для этого жеста очки.
Числительные, смутившись немного, нашли более изящным превратиться в точки. «Раз, два, три, четыре, пять! Раз, два, три, четыре, пять…» – каждое заглавие висело теперь над пятью черными кружками. Но почти-колонна и здесь отличалась, конечно. При Антезе точек не было. Зато был черного цвета цветок клевера, выросший прямо из обложки некогда-Книги. У клевера было четыре шарообразных листочка. Или три? Четвертый вдруг оторвался да пустился нарезать круги мимо Ливьера, Деспоза и компании. На каком-то из кругов он встал на свое старое место, немного отдохнул, и снова пустилась кататься.
– Меня эти шары бесят! – пожаловалась Брай! – Особенно этот!
– Это не шар, а «шаг», – Белинда прочитала одну из неподвижных точек тонкими пальцами.
– Ну хорошо, везде по пять шагов, – подытожила Ангелика, – только здесь четыре… Или три…
– Тогда все понятно, – заявила Мария, ничего не поняв.
Только она это сказала, как под каждым шагом появилось по пять коротеньких надписей.
– Фанг, Тваст, Сэнт, Мирт, Тог, – прочитала девочка.
– Что думаете вы о значении этого? – поинтересовался граф.
Маша лишь повторила непонятные слова. И не зря! Сперва, совершенно красиво, сжигая буквы беспристрастной стремительной свечой, явил себя Фанг. Тваст прошил колонну с двух сторон тончайшей иглой, несущей воздушные нити. Зеленый лист впечатался в белый камень при Сэнте. Капля воды заменила Мирт, и, наконец, Тог обратился в железный замок. Теперь все вокруг было усыпано разноцветными значками.
– Какая-то таблица! – Джессике этот день нравился все больше и больше.
– Так! Пять шаров… – начал Люсиан.
– Шагов, – поправила Му Нинг.
– Пять шагов и под каждым по пять значков – двадцать пять…
– О! Опять эта математика, – возмутилась Брай.
– Что же сделаешь, если здешние силы требуют счета! – вздохнул Клотус.
– Может быть, мы здесь из-за того, что не любим математику? – пыталась пошутить Маша.
Но никто ее не слушал. Все взоры были устремлены к Люсиану.
– Ну, если четырнадцать колонн, в каждой по пять… шагов, да каждый за пять значков…Сколько же? Триста пятьдесят, конечно!
– А эти? – Анна указала на почти-колонну.
– Вместе с последним шариком считать?
– Пусть сначала полностью прилетит, а уж потом будет посчитан! – грозно изрекла Елизавета.
Брай, в свою очередь, занялась поиском шага-лепестка, явно действующего ей на нервы.
– Ну хорошо… Пока эти три… Три на пять плюс триста пятьдесят…
Мальчик вдруг замолчал.
– Что? Что такое? – Джессика чувствовала, что разгадка уже близко.
– Да! Это дни! – вскричал наконец он. В каждом шаге – пять дней. Каждый шаг – неделя, пять шагов – месяц. Пятнадцать месяцев – год… Причем последний месяц с тремя неделями, а все остальные – с пятью…
– А что насчет последнего? – спросила Белинда.
– Вот тебе! – актриса-таки вбила бедный, измученный лепесток в Антез.
– Високосные года! Лишние дни!
Белинда, впрочем, не имела понятия о том, что означает «високосный», она даже не знала, что такое…
– Календарь! Это календарь! – продолжил математик.
– Цайтабельконт… – поправила довольная…
– Змея! – вскрикнул Генри.
– Где? – все, за исключением ведьмы, хором подключились к испугу.
– Смотрите! – заговорил Музир.
– Куда?
– Свет! – художник указал на тонкую, но крепкую, подобно паутинке, нить света, соединяющую почти-колонну с колонной полноценной, носившей звание «Ливьер».
– А змея? – мистер Беккер с грустью взглянул на пресмыкающееся, тоже, впрочем, занятое светом.
Четвертый листик Антеза, недавно прикрепленный к Цайтабельконту, в самом деле содержал в себе лишние дни. Только вот на полный шаг их все равно не хватало – дней было четыре, не пять, и месяц Антез заканчивался не железным замочком, а мокрой каплей, что световой линией соединялась теперь с огненным первым днем Ливьера. Два значка словно спорили друг с другом.
– Этот месяц не защищен, – молвила Му Нинг.
– Верно… – прошипела Змея.
– Змейка! Нашлась! – Вито бросился к животному. – Что ты здесь делаешь?
– Умираю.
– Что? – Белинда уставилась на подругу.
– Тринадцать лет – срок одной жизни, – ответила та.
«А мне уже тринадцать» – подумала Анна.
– А мне скоро тринадцать, – сказала Мария.
– Погодите-ка… – засомневался Люсиан… – Почему именно тринадцать?
– Ах! Плохое! Плохое число! – заволновалась Феломена.
– Потому что ей, – змея подползла к Маше, – будет тринадцать.
В воздухе повисло такое молчание, которое, наверняка, было намного старше.
– Почему она!? – убила тишину Брай.
– В каком году ты родилась? – спросила Ангелика.
– Четырнадцатого июля 2007 года по-нашему, – Маша захлопала глазами.
– Когда настанет ее тринадцатый День Рождения, и жизнь закончится, – продолжала змея, – в пятнадцатом месяце…
– Так она умрет? – с надеждой перебила Брай.
– Что? – Анна была шокирована.
– Что каждый из вас считает жизнью? – Змея переползла на самый Антез.
– Путь от рождения до смерти, – Лиззи надела очки.
– Это жизненный цикл таков, но не жизнь! – возразила Змея. – А жизненный цикл – это девять жизней…
– Мы будем жить сто семнадцать лет? – Люсиан заслужил испепеляющий взгляд карих глаз.
– В твоей первой жизни, – Змея обратилась к Маше, – последний, девятнадцатый день Антеза, четвертый день четвертого шага, день воды, граничит с днем огня, первым днем первого шага первого перьода новой жизни, твоим тринадцатым Днем Рождения.
– И что это значит? – любопытство Джессики было на пределе.
– В этом кинсете в ночь с последнего дня Антеза на первый день Ливьера происходит чудо. Две враждующие стихии – вода и огонь, не ограничиваются друг от друга Тогом, пятым в шаге днем, днем разума, и силы природы обретают полную власть. Тогда возможно исполнение любого желание.
Сад наполнился радостными возгласами.
– Но ведь, – возразил Люсиан, – лишний день появляется каждые четыре года!
– Каждые четыре кинсета! – перебила Змея.
– Хорошо… Лишний день появляется каждые четыре кинсета. И если в пятнадцатом месяце…