– Надоело. Думаю, давно пора нарисовать что-то еще.
– Книга молчит.
– Жаль, что я не Генри… Не пришлось бы терять столько времени с утра.
И правда, мистер Беккер зря времени не терял. Он успешно руководил морской рыбой, которую Брай успешно поджаривала. «Фултур», сопровождаемый зеленым чаем, пошел на десерт трапезы. Му Нинг уже не обращала внимания на любопытство Люсиана и орудовала золотым кувшином совершенно открыто. Ива, клен и пальма по-прежнему соревновались между собой. Елизавета по-прежнему была недовольна.
– Мы сидим здесь уже почти две недели! – пожаловалась она.
– Не думаю, что спешка нам необходима, – Му Нинг покрыла стул яркой зеленью.
– Я даже не знаю уже, хорошо ли это будет, если я вернусь… – задумалась Феломена.
Хм! Послушайте-ка! – обратил на себя внимание Клотус. – Некоторые новости!
Он вытащил из кармана фрака Книгу, отчего-то хранившуюся теперь у него, и зачитал:
«Дюжины прекрасные куски
Друг за другом выстроились в ряд.
Накрывая камни и пески,
Три волны бушуют и шумят.»
– Что ты делаешь? – спросил Музир у Люсиана.
Юноша старательно создавал какие-то заметки.
– Это математический ребус, сразу же понятно!
– А ты уверен? – засомневалась Маша.
– Где есть числа, там есть математика! – он закончил выводить пальцем синие знаки. – Смотрите!
В воздухе появился числовой ряд.
– У нас есть два числа: 12 и 3. Три волны – один из «кусков» дюжины. Второй кусок – камни, а третий – пески. Все это три порядковых числа, составляющих в сумме 12. Значит, сначала идет тройка – три волны, затем четверка – четыре камня, а следом пятерка – пять песков. – объяснил Люсиан.
– Как умно! – воскликнул Генри.
– Мы подобное в ЭДО каждое утро решаем! – Люсиан мечтательно зажмурился, сияя изнутри.
– Да что это значит вообще? – Брай нахмурилась.
– Нам нужны числа 3, 4 и 5, – юноша принял более серьезное выражение лица.
– Но зачем? – недоумевала Мария.
– Там, кажется, что-то было сказано про море, – заметила Белинда.
– Я тоже слышала… – прошептала Анна.
– Ни слова, – возразил Клотус.
– Море у нас уже есть, – Ангелика улыбнулась.
– Точно! – Люсиан резко заставил свой стул принять обычный цвет и подбежал к девушке. – Вспомни – кто его рисовал?
– Ты, я, Музир, – пробормотала Ангелика.
– Ага! Так вы тройка, четверка и пятерка! – хихикнул Вито.
– Все это замечательно! – Королева поправила на голове диадему из Гримерки. – А что дальше-то?
21.Воздух
А дальше повалил снег. Генри Беккер помешивал свой чай маленькой ложечкой, закручивая тающий сахар в стремительном вихре. Сахара было много: ложки три, а то и четыре, точно. Поэтому молодые горы из беспорядочных чаинок, что случайно попали в напиток, быстро покрылись белоснежной глазурью. Чай вкуснее с молоком – вот и нежные облака обняли башни природы своими полотнами.
– Снег идет, снег идет! – Белинда радовалась как ребенок.
Они стояли на каменной скале, омываемой морем, и наблюдали за напитком, то и дело вносящим новые правила в структуру ущелья. Клотус подошел к самому обрыву и произнес всего одно слово:
– Асима!
Все затерявшиеся кусочки скал тотчас всплыли на поверхность, слетелись, поползи вверх по стенкам невидимого сосуда и, наконец, соединились в одно целое. Им вздумалось покорить самую высокую вершину, которую не отваживались навещать даже самые внезапные и стремительные снега. Теперь же там красовался каменный флаг – памятник, слепленный из чайных кусочков могущественным скульптором.
Как только чаинки склеились в знак бесконечности, море решило присоединиться к всеобщему веселью и пустило свою левую руку, горную речку, течь прямо под хрупким навесным мостиком, соединяющим скалу Замка с Чайными Горами.
– Тебе нравится? Нравится, да? – Клотус заглядывал ведьме в лицо. – Ну скажи же!
– Нравится.
– Как прекрасно! – сообщила полосочка знаков, выпорхнувшая из маленького окошка Зеркальной Башни.
– Неужели наша сияющая Королева? – Клотус посмотрел в сторону оконной клетки, откуда так быстро стремились вырваться на свободу слова.
– Это Феломена, – с уверенностью сказала Белинда.
Действительно, за две недели проживания в Замке определить, кому принадлежит та или иная реплика, не составляло никакого труда.
– Это хорошо, – заговорил Генри. – По-крайней мере, за время нашего отсутствия никто не сошел с ума.
На самом деле, кое-кто с катушек все-же слетел, не столько из-за завораживающей местности, с трех сторон окружающей Замок, сколько из-за людей, всюду окружавших нашего больного. А вообще, было достаточно и одного человека.
– Чем займемся сегодня? – Маша спрыгнула с висящего в воздухе кресла, характерного для покоев южного крыла, и посмотрела в глаза Ане.
Зеркало души Анны казалось действительно зеркалом. Только отражало оно душу человека, в него смотревшего. Странно, зеркала всегда одеваются в краски реального мира, но при этом всем известен их цвет – особый пусто-серебряный. Такими и были глаза девочки. Машины же глаза больше смахивали на яркий костер, постоянно выделяющий тепло и свет.
С одной стороны, в их лицах было какое-то едва неуловимое сходство, словно кричавшее: «Они давно знают друг друга!». Быть может, виной этому был вздернутый нос, украшающий лицо обеих. С другой же стороны, с той, с которой чаще всего смотрят люди, они были друг другу прямой противоположностью. Мария обладала круглым лицом, как бы представляющим всю остальную ее фигуру. Черты Анны можно было сравнить с угловатым наброском ее подруги – настолько острыми и резкими они казались.
– Я бы очень хотела взглянуть на новую картину поближе, – ответила девочка.
Они ухватились за уголок ковра, то ли висевшего на стене, то ли устилающего воздух, и медленно опустились на потолок Концертного Зала.
– А я бы сперва на пляж сходила! – Маша первая села на перевернутую горку и поднялась вниз.
– Можно и так, – подруга последовала за ней.
– Как все-таки хорошо, что о нас все забыли!
– Тут нечему радоваться.
– Ведь можно никуда не спешить, расслабиться и просто ждать.
– Но это не правильно! – возразила Анна.
– Ну не всем же быть унылыми правильными девочками! – выпалила Мария.
– Я вовсе не унылая! Это ты ненормальная!
– Я нормальная! Это ты скучная!
– Я скучная?
– Ты никогда не поддерживаешь мои идеи!
– Знаешь что?
– Что?
– Я с тобой никуда не пойду! – Аня приняла торжественно-безразличное выражение лица, тряхнула головкой и быстро зашагала, направляясь к ближайшему выходу.
К сожалению, он был не таким ближайшим, и девочкам пришлось еще с минуту идти мимо процветающих растений в презрительном молчании.
«Обижается как по расписанию! Вот психованная! Да кому она нужна?» – успокаивала себя Мария.
«Психованная» залезла на огромный рычаг, наконец повстречавшийся ей, и потянула за рукоятку. Рукоятка наклонилась вниз, достаточно для того, чтобы девочка могла взобраться на нее и встать на самый металлический конец. Стена тоже наклонилась, обнажая еще не до конца просохшее небо. Анна отправилась прямо туда, взлетая на красном воздушном шаре. Разве может один шарик выдержать человека? Этот может, ведь он сам не может определиться, шарик он или часть рычага.
Снаружи было прохладно. Железный шар помог девочке добраться до твердой земли, воспитывающей миллионы одуванчиков, и отправился домой.
Одуванчики брали пример с сладких вершин, и не один не смел оставаться желтым. Каждый собирал вокруг себя белоснежных слушателей. Маленькие парашютики крепко цеплялись тоненькими ножками за середину и за друг друга, собираясь в идеальные фигуры.
Их устройство было забавным: они доверяли друг другу и своей середине, но стоило ветерку немного намекнуть о своем присутствии, как середина эта тут же от них избавлялась. Теперь они, наученные, летели каждый своей дорогой, находили свое место в земле, а затем сами становились одуванчиками, так легко расстающимся с собственными семенами.
– Что? Нравится? – Елизавета обратилась к Джессике.
– Очень! – ответила та.
– Мне нравятся желтые. А не эти! – Королева изящным пинком направила несколько групп парашютиков на поиски собственного пути.
– Как жаль, что нельзя это запечатлеть! – девушка закрыла глаза и начала кружиться.
– Извини, – промолвила Лиззи
– Что?? – Джессика была ошарашена услышанным.
– Извини меня, – повторила Королева, вздергивая бровь. – Пожалуй, мне не стоило оставлять тебя без возможности фиксировать действительность.
– Ничего, – пробормотала журналистка. – Я уже не…
– Возьми, – госпожа Елизавета Оптис протянула маленькую желтую ленточку. – Скоро наш ход.
Мисс Форстер никогда не была так счастлива.
22.Огонь
Место под рамкой занял уже двадцать первый рисунок.
– С Днем Рождения! – Ангелика протянула Анне мягкий коричневый клубочек. – Слегка надави!
Именинница послушалась, и на смену клубочку явилось легенькое платье.
– Спасибо тебе! – Аня хотела было обнять девушку.
– Подожди, подожди. Сложи теперь по этой линии… Ага!
– Ого! – девочка любовалась замечательным купальником.
Музир преподнес свою новую картину. Она была необычной, и художник определил ее как портрет-пейзаж.
Портрет-пейзаж был выполнен в красно-желтых тонах. Лицо Анны, в особенности глаза ее, было совершенно точно передано. На линии горизонта выделялась галочка подбородка, окруженная идентичными ей силуэтами чаек. Небо было сверху, а море снизу, поэтому левая половина волос девочки казалась светлее. Заходящим солнцем, и настоящим, и отраженным в воде, были сверкающие серьги, на самом деле только что подаренные Елизаветой.
– Это же моя любимая мелодия! – воскликнула девочка, просматривая глазами восьмые и шестнадцатые, плескающиеся в ярких волнах.
Все по неведомому закону немного улыбались, проникаясь теплой атмосферой. Только одно лишь исключение стояло, насупившись, поодаль.
– Такой день сегодня! Такой день! День Рождения – самый главный праздник! – шептала Феломена. – Ну же! Подойди к ней! Давай!
Маша сжимала что-то в руках, изредка поглядывая на именинницу, стоя в стороне.
– Ну это уже глупо! – вмешался Дезире. – Не ты ли это в споре утверждала, будто ко всему следует относиться проще?
– Но я с ней поссорилась, – гордо ответила Мария. – Это не просто.
– Ну так помирись! – вдова немного подтолкнула девочку. – Это просто.
Она глубоко вздохнула, на мгновение замерла и, почувствовав что назад пути нет, подошла к имениннице.
– Поздравляю, – Маша протянула Ане свой подарок.
Злая и жестокая Анна обвела насупившуюся Марию взглядом.
– Спасибо! – просияла добрая и счастливая Аня, благодаря гордую подругу.
Они обнялись.
– Но у нас уже есть парные подвески, – заметила девочка, рассматривая очередную маленькую половинку, на этот раз, звезды.
– А такой еще не было! Между прочим, было довольно трудно ее приготовить.
И то верно. Для запекания чего-то подобного необходимо особое тесто на воде из железной реки, что протекала в Дали. Даль была местом новым, еще не остывшим. Особенно отличалась та самая река, приклеившая золотую сетку своих вод меж Чайными Горами и лесом Храйзилехт.
– Открой! – посоветовал Клотус.
Зонтик накрыл свою плотную ткань, господ Замка и весь Концертный Зал моросящим дождиком. Никто не понял, откуда он заявился. Напуганная Аня поспешила прекратить поток едва-заметных капелек, собрав спицы воедино. Разочарованные водяные горошины застыли в воздухе, резко обозначились и, ворча, поползли вверх, туда, откуда закапали.
– Что это? – Джессика была впечатлена подарком фокусника, который, как ей показалось, все равно не превзошел ее собственную книгу, посвященную Анне и ее новооткрытой способности исчезать в любой момент.
– Огонь, – ответил тот.
– Что-что? – не поверил Вито.
– Правильно-правильно! – мистер Беккер зачем-то зааплодировал. – Языки пламени – они какие? Яркие и горячие. А капли дождя? Блеклые и холодные.
Белинда кивнула.
– А эти? – продолжал Генри, указывая на «огонь», улетающий в никуда. – Вовсе не блеклые и, должно быть, совсем не холодные.
Мария сделала серьезный вид.
– Праздник это хорошо, хорошо… Надо бы записать простыни! Тебе нужна? Конечно! Вот, возьми… – он и вправду протянул хозяйке дня аккуратно сложенную квадратом белую ткань. – Только запиши, запиши! А то не попасть нам никуда.
Вскоре дождик перестал, так как горошинки, поднимаясь вверх, полностью себя исчерпали.
Анна положила черный зонтик и скучно-чистую простынь к остальным сюрпризам. По крышке рояля уже носилась ершистая еловая веточка, которая, виляя иголками, стремилась догнать ровный деревянную сферу. Игрушки понравились девочке. Первая была работой Му Нинг, в то время как вторая была изготовлена Белиндой. Или наоборот. Никто так и не понял, так как стояла суета.
Граф, впрочем, был спокоен. Отдавая дань им введенной традиции, он решил обрадовать даму французской монетой. Дезире редко ошибался, и Аня, оправдывая его уверенность, принялась восторженно протирать подарок рукавом.
– А мне? Я здесь главная милая дама! – возмутилась Брай. – Почему…
– Это не твой день рождения! – перебил девочку Люсиан.
– А где мой подарок? – продолжала та.
– Ты даже ничего не подарила!
– Сам ничего не подарил!
– Неправда! Подарил… Подарю.
Юноша немного смутился и протянул взволнованной Анне, уже готовой поделиться с Брай, маленькое красное пирожное.
– Это, конечно, не праздничный пирог Феломены, но должно тебе понравиться. Музыкальное ведь.
– Неужели для каждого занятия есть еда? – поинтересовалась именинница после тысячи выраженных благодарностей.
– Если бы ты училась в моем доме обучения, ты бы только этим и питалась.
– А если мне надоест и я захочу попробовать себя в чем-нибудь другом?
– Боюсь, что мозг лучше знает что хотеть и что пробовать, чем ты сама.
Главная милая дама захохотала.
– Чего смеешься? – разозлился Вито, только что присоединившийся к компании. – В твоем глухом веке этого и подавно нет!
– И что это ты не летаешь как обычно? – поинтересовалась Брай, писком выделяя слово «летаешь».
– Поздравляю! – мальчик торжественно оставил цветы на окружение веточке и шарику.
– Какие прекрасные! – изумилась Аня.
И ваза соответствовала. Лилии были заключены в лед, отображающий каждую черточку оранжевого лепестка. Лед этот был старым, поэтому совсем не таял и, кроме того, совершенно неправильно холодил.
Так или иначе, в Дали все цветы и деревья, любезно созданные Джессикой, Брай и Елизаветой, взяли моду расти хрупкими и неправильно-холодными неженками, каких невозможно ни растопить, ни обдуть легким ветерком без капризного перезвона. Но как красивы!
Простые просторы, резвые речки и нежное небо! Каждый забудет обо всем, гуляя здесь. Но, забывая все, следует помнить, что Даль, как и Замок, не забывает ничего. И так, лилии продолжают цвести во льду, а события продолжают происходить в полузабытьи.
23.Разум
Змея, как всякое порядочное животное, активно перемещалась подальше от шумных стен, помогающих эху распространяться. Как всякое порядочное растение, она, замерев на месте, замерла сначала именно под землей, а затем уж начала прорастать, являя миру изумрудный ствол с мелкими, словно чешуя, листиками и зеленой, словно листья, чешуей.
Ученые люди, несомненно, отнесли бы это существо к царству грибов. Но Белинда из всех царств знала лишь царство сна да царство жизни. Может быть, оттого Змея и получилась такой неинтересной для биологической классификации.
Она была весьма незаметна, не без помощи свежих кустов-подражателей, разбежавшихся в разные стороны затейливыми змеиными хвостами.
«Хлоп!» – и через один из них перепрыгнула Му Нинг.
«Хлоп!» – и ей пришлось соскочить на землю из-за Брай.