Лемке
Не с проста, ой не с проста, Отто Лемке отпросился у майора на обход ленинградских квартир. Конечно, тот себе измышляет, что как раз в эти минуты расторопный денщик озабочен тем, чтобы завтрак майора был не хуже берлинского. Измышляет, а он, Лемке, просто не хочет как минимум, до обеда вообще попадаться майору на глаза. И не просто так не хочет. Майор и не знает, что, пока он спал, русский исчез. Исчез из подвала, где валялся. Исчез вместе с отваром и фляжкой шнапса. Отвара было не жаль, шнапса тоже, а вот фляжка была трофейная. Где теперь её найти?
Еду в русском городе Отто умел находить куда лучше своих однополчан. Почему так получалось, он не знал, но те удивлялись не меньше его тому, что деревенский парень приносил после своих "вылазок" не только крупу и сухари, но даже сушёные абрикосы и французский коньяк. "Места знать надо" - отшучивался Отто, хоть сам для себя просто знал, что у кого-то есть "чуйка" на трофеи, а у кого-то отсутствует в зародыше. Вон "Галчонок Фриц" находит же везде часы, обе руки бы завесил ими и левую ногу, если б майор его один раз собственноручно не высек за лишние. А вот Отто чуял продукты. Вот и в этот раз его словно что-то потянуло на второй этаж особняка на Петроградской набережной, как раз рядом с затопленным русским кораблём.
Лемке как раз открывал буфет на кухне взломанной квартиры, когда с улицы послышался шум мотора и до боли знакомые голоса. Судя по интонациям, майор был не в духе. Он осыпал штабного водителя такими словами, что Лемке непроизвольно заслушался. Такие словесные пируэты на их хуторе никто не смог бы повторить. Это ж сколько нужно университетов закончить, чтоб так зубодробительно отчитывать подчинённых. Ему тоже от майора порой попадало, но в такие минуты лучше было не наслаждаться тонкостям речевых оборотов, а брать руки в ноги и уничтожать причину беспокойства, пока не стало ещё хуже. А тут... Даже мешочек с макаронами так и застыл на полпути к открытому ранцу. Голос майора заставил подойти Отто к окну и выглянуть вниз.
Чернявый Крюгер чуть ли не на полусогнутых бежал в сторону корабля. За ним мелкой трусцой семенил лопоухий сержант. Следом, на изрядном отдалении следовали остальные, всем своим видом показывая, что они тоже тут и тоже герои. Майор стоял, руки в боки, в пяти шагах от автомобиля, но создавалось впечатление, что он везде, так глубоко проникал его хорошо поставленный голос.
-- Герр майор, там человек - вдруг заорал Крюгер и указал в сторону корабля, на палубе которого и Отто заметил какое-то движение.
-- Значит, кто-то снимет флаг и получит награду, а рядовой Крюгер получит по морде за плохое усердие. Вперёд, каналья! И доставь мне эту тряпку раньше, чем тот, что на корабле.
-- А если это русские?
-- Ты солдат или дерьмо собачье? У тебя на шее автомат или ливерная колбаса? Или мне самому научить тебя стрелять. Но учти, после этого твоя Эльза будет жить по-вдовьи при живом муже. Вперёд, сучий потрох! Разорви его, мне ещё долго ждать?!
Отто присмотрелся к кораблю. Да там на палубе находился человек, и...зрение ещё не подводило Лемке, но даже отсюда он сумел разглядеть, что на корабле медленно поднимался на ноги... тот самый русский.
Савельев
Свою группу после побега из плена Савельев найти не рассчитывал. Скорее всего, не дождавшись Григория, они выждали условленное время и ушли "на материк". Впрочем, даже если бы времени было достаточно, идти к ним в таком состоянии было равносильно предательству. Чума могла перекинуться и на товарищей. Средство Лемке не было еще испытано и результат лечения мог быть от никакого до отрицательного. Через Ладогу или через заставы Савельев мог пройти и один, дня через три-четыре, может через неделю, когда, по словам Отто, нарывы подживут. Впрочем, Григорий допускал, что неделя затянется на две, а потому в его голове вовсю шуршали мысли не только о том, как выжить за это время, но и о том, как побольше напакостить фрицам. "Чтобы не было стыдно за бесцельно прожитые годы", как говорилось в одной хорошей книжке.
Мысль о красном флаге пришла внезапно, словно озарение. Пришла в тот момент, когда во время отдыха и протирания тела отваром Григорий обратил внимание на цвет своей рубахи. Белой или даже серой назвать бы её не смог теперь даже больной дальтонизмом. Рубаха казалась ярко-бурой от крови с редкими проплешинами желтоватых пятен. "А чем не флаг?" - хмыкнул про себя Григорий и тут же принялся изыскивать для знамени подходящее место, куда можно было добраться по тайным коммуникациям. "Хорошо было б ещё и сразить фрицев наглостью..." - подумал Савельев, и минут через пятнадцать подходящий объект отыскался на мысленной карте.
И всё было бы хорошо, если бы не шквал порывистого ветра. Уже после того, как рубаха заняла полагающееся ей место над "Авророй", Самойлова качнуло, рука, влажная от чумных выделений соскользнула, и он полетел вниз, стараясь уцепиться за всё, что попало. Палуба приняла его тело гулким ударом, и на некоторое время Григорий лишился сознание.
Шум двигателя немецкого грузовика заставил Савельева придти в себя. Мысли о том, где он и что происходило ранее, вклинились в мозг штопором. Григорий вскочил на ноги, но боль в лодыжке тут же опустила больное тело на колено. "Теперь не уйду", - пронеслось в голове. Между тем немцы выскочили из машины и под отчаянную ругань офицера двинулись к крейсеру.
Спрятаться пока его не обнаружили? Или уже не успеет? Савельев попытался переместиться в сторону палубных построек, но, судя по всему, своим движением только привлёк внимание неприятеля.
-- Вперёд! - орал офицер от грузовичка, и Григорий, к своему удивлению, узнал в нём старого знакомого, того самого, у которого только вчера в кабинете угощался кофе. Савельев помахал ему рукой и тут же укрылся за ящик с песком. Несколько пуль просвистели в непосредственной близости от его головы. Нет, на этот раз фашисты шутки шутить с ним не станут, убьют и не спросят ни место жительства, ни фамилию отца. Второй раз на плен и побег из него тем же путём мог рассчитывать только уж совсем несгибаемый оптимист.
Немцы залегли, а один из них, то ли самый отчаянный, то ли одуревший от безнаказанности, бросился к "Авроре". Гранат у Савельева не было, автомата тоже. После освобождения он так и не дошёл до "базы", мысль о флаге над легендарным крейсером почему-то заставила Григория забыть осторожность и выдвинуться на незапланированную операцию безоружным. Глупо, но содеянного не вернёшь. В одну реку дважды не входят. Впрочем, а что было бы, будь у него автомат и гранаты? Что тогда? Уложил бы он двух-трёх, ну пяток, ведь всё равно фашисты рано или поздно закидали бы его гранатами... Если бы только он не сорвался... И ведь закидают. Остаётся только сидеть и ждать точного броска. Ну, или бегать с места на место, как загнанная в угол крыса. Нет, крысой Савельев никогда не был. Григорий уже хотел подняться в полный рост, как спасение пришло оттуда, откуда он его совсем не ожидал. Стекло на втором этаже дома напротив зазвенело осколками, отвлекая взвод от человека на крейсере.
-- Перегруппироваться, русские слева! - завопил офицер.
-- Стойте! Не стрелять! Это я, Лемке! - послышалось из разбитого окна.
-- Отставить огонь. Лемке, какого чёрта ты там делаешь? - взревел майор.
-- Я это... Вы стойте, - кричал Лемке, пытаясь удержать Крюгера, сержанта и остальных от поспешных действий, - На корабль нельзя! Там чума!
Страшное слово повисло в воздухе. Григорий внутренне сжался и, пока внимание от него было отвлечено, стал медленно продвигаться к противоположному борту. Если удастся нырнуть...Если удастся. На корабле рано или поздно его точно пристрелят.
-- Какая чума, Лемке? Что ты несёшь? - офицер ещё не понимал, о чём толкует его денщик.
-- Я не пойду! Я хочу жить! - взвизгнул Крюгер и метнулся в сторону.
-- Фойя! - выкрикнул фон Шаутенбах, и тело чернявого водителя, застыло на бегу, сражённое сразу пятью или шестью очередями и пустым кулем шлёпнулось на асфальт.
-- Сержант!
-- Яволь, герр майор, - вытянулся сержант и короткими перебежками бросился к кораблю. Взвод грустно смотрел ему вслед, словно провожая на кладбище. Со стороны корабля не доносилось ни звука.
-- Там чума, нельзя! - надрывал голосовые связки Лемке.
Сержант скинул китель, оставшись в майке и брюках на подтяжках, аккуратно сложил его, сбросил сапоги, потом перелез через ограждение набережной и, поднимая над собой автомат, поплыл к палубе полузатопленного корабля.
-- Шнель! - закричал офицер и, стянув лайковую перчатку с правой кисти, достал из кобуры "Вальтер".
Сержант уже был возле крейсера, когда Савельев ползком достиг противоположного борта.
-- Я уже тут! Айн момент! - закричал сержант фальцетом и, положив шмайсер на палубу, упруго вытащил мускулистое тело из воды. Именно в этот момент Григорий перевалил себя через борт и почти без всплеска ухнул на глубину. Течение подхватило его и понесло по Большой Невке в сторону Балтийского моря.
Фон Шаутенбах
Солнце калило ленинградский асфальт и даже близость воды не спасала от июльского зноя. Оно раздражало Генриха, словно тот был графом Дракулой, стучало молотом по вискам, не давало покоя. Спасительный кофе уже не действовал, вызывая лишь отрыжку и усиленное потоотделение. Сильнее солнца бесил только Лемке. Мало того, что он не был рядом, когда требовалось, так и тут. Спрашивается, откуда тот мог узнать, что на корабле чума? Да, ниоткуда. Тогда почему голосил про болезнь? Вчерашнего русского увидел? Вчерашнего русского? А русский в подвале? Или нет? А если не в подвале, то кто мог его отпустить? Ответ однозначный. Так вот почсему этот недоумок слинял ни свет ни заря. Где-где, а чтоб свою толстую задницу прикрыть, крестьянской смётки у Лемке хватает. Ну, попадись он фон Шаутенбаху! Ну, попадись! Сам пойдёт снимать красный лоскут с вонючего корабля. В этом городе всё вонючее.
-- Лемке! Ка
-- Ком цу мир!
Да и вообще - чего разорался этот увалень? Снял бы Крюге флаг, тогда - ори, сколько хочешь. Теперь половина отделения в штаны наложила, а вторая готова пристрелить первую, если та решит пристрелить её. Ладно хоть один придурок готов за похлопывание по плечу родную бабку закопать. Только кто ж будет похлопывать зачумлённого?
Между тем сержант стянул с лееров кровавую рубаху (тьфу, что за свиньи, даже флаг нормальный повесить не могут!) и, размахивая ей, словно победитель, поднялся во весь рост возле борта корабля.
- Я снял его, господин майор! Вот он, у меня! Мне с ним плыть, да?!
Генрих достал из кармана брюк носовой платок и вытер пот со лба. Плыть. А лучше нырять. И поглубже, чтобы наверняка. Майор поднял правую руку с "Вальтером" и, прищурив левый глаз, выстрелил в сержанта.
- Фойя!
Эхо выстрела прокатилось по пустым улицам. Губы сержанта ещё что-то шептали, руки сжимали рубаху русского, но тело уже заваливалось на палубу. Прозвучала очередь, за ней вторая, третья.
- Канальи, - сплюнул фон Шаутенбах. Пусть скажут спасибо, что нашёлся доброволец. На его месте мог быть каждый из них.
- Крюгера - в кузов. Кто умеет водить? - Генрих осмотрел оставшееся без командира отделение, - И, где Лемке, мать его за ногу через четыре газеты?
Выстрел из разбитого окна сбил с майора фуражку, заставив Генриха повернуть голову налево.
-- Хреново стреляешь, - только и сказал он, прежде чем второй выстрел разбрызгал его мозги по набережной, носившей при русских название Петроградской.
Р.S.
Через неделю Лемке на самодельном плоту пересёк Ладожское озеро, а уже через два месяца с помощью новой вакцины "чумные пятна" на карте страны Советов были уничтожены.