========== Глава 1 ==========
В одну тёмную, холодную осеннюю ночь двум мужчинам, разделённым многими милями, приснился один и тот же сон.
Сон этот начался с образа столовой залы в старом поместье. Это была мрачная, тёмная и душная комната. Стены, обитые тканью густого винного цвета, казалось, сдавливали пространство, плотные шторы на наглухо закрытых окнах не пропускали внутрь ни одного дуновения свежего воздуха. Даже свечи горели как-то неохотно: их огоньки вздрагивали, будто в ознобе, отражаясь в тусклом стекле бутылок.
На стенах были развешаны портреты бывших владельцев поместья. Дюжина лиц, мужских и женских, глядела из выкрашенных золотой краской рам. Лица эти были глупыми, тщеславными, сладострастными – или же благородными, умными, спокойными. В дрожащем свете свечей лица этих давно умерших людей казались живее, чем лицо того, кто сидел сейчас за столом, в полном молчании и одиночестве осушая бокал за бокалом.
Это был мужчина лет двадцати пяти, высокий и широкоплечий. Бархатный камзол, казалось, вот-вот лопнет на его широкой груди и плечах; кружевной воротник (изрядно заляпанный пятнами вина и соуса) почти совсем скрылся под падавшими на плечи золотисто-каштановыми кудрями. Лицо можно было бы назвать красивым, но то ли от вина, то ли от чего ещё, выражение этого лица было отталкивающим, почти зверским. Обрамлённый золотистыми усиками рот болезненно искривился, между губ то и дело мелькали оскаленные зубы. Тёмно-синие глаза неподвижно уставились в никуда.
Он пил молча, уничтожая лучшие и благороднейшие вина из коллекции, которую при жизни так трепетно собирал его отец. Он изо всех сил старался опьянеть, но в этот вечер зелёные черти, по-видимому, решили обойти его дом стороной – опьянение никак не наступало, и вместо блаженного отупения душа мужчины находилась во власти ужаса, гнева и отчаяния.
В доме царила тишина. Он ждал криков и стонов, но роды, похоже, проходили легко. Лишь несколько раз до его ушей донеслись торопливые шаги служанок, таскавших в комнату жены горячую воду, простыни и другие средства; как-то он услышал тихий вскрик, но не был уверен, что ему не померещилось. Он не знал, что там происходит, но был уверен: ничего хорошего. Эти роды кончатся плохо. Иначе и быть не может.
В дверь тихо постучались. Мужчина сжал горлышко бутылки, но пальцы его тут же обмякли. В прошлый раз он швырнул бутылку в голову слуге, лишь немного промахнувшись – осколки разбившегося о косяк стекла ещё поблёскивали на ковре. Но в этот раз он передумал: не из жалости к слугам, запуганным пьяными выходками господина, а просто от усталости.
- Что ещё?! – хрипло крикнул он. Дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошёл седой старик в серой ливрее.
- Осмелюсь доложить, господин, - робко сказал он, - всё позади. Госпожа родила мальчика.
На несколько секунд в столовой воцарилось молчание. Не радостное молчание, а напряжённое и тягостное. Наконец мужчина грузно и тяжело поднялся на ноги.
- Так, - сказал он. Оперся плохо слушающимися руками о столешницу. – Она жива?
- Госпожа чувствует себя хорошо, - нервным голосом отозвался старик. – Сейчас она спит.
- Проводи меня к ней, - мужчина вышел из-за стола и отправился вслед за слугой по пустым коридорам.
Поместье было большим и старым. Первое здание на этом месте было возведено ещё четыреста лет назад; шли годы, и к маленькому каменному замку пристраивались всё новые и новые помещения, в то время как на родословном древе владельцев вырастали всё новые и новые ветви. Но сейчас половина комнат была закрыта, окна там были задёрнуты шторами, а мебель упакована в чехлы: синеглазый барон, нетвёрдо шагающий по коридорам, был последним в роду. Точнее, предпоследним – ведь у него только что родился наследник.
В комнате, где проходили роды, воздух был посвежее. Видимо, недавно проветривали – в воздухе таял аромат росы и цветущей черёмухи. Возле окна, дыша ровно и глубоко, спала роженица. Милые черты её лица, ещё недавно искажённого от боли и усталости, светились спокойствием. Две служанки молча сворачивали окровавленное бельё, ещё одна протирала мокрой тряпкой пол. Возле кровати стоял приглашённый доктор. Заметив барона, врач поднялся на ноги, поправил дрожащей рукой очки и поклонился.
- Где мой сын? – без церемоний спросил барон. Доктор моргнул, как будто вопрос застал его врасплох. Потом подошёл к кроватке и поднял на руки крохотного младенца:
- Взгляните, сударь.
Барон шагнул вперёд. Внезапно его охватила робость, которая через несколько секунд переросла в настоящий ужас.
Со сморщенного, красного личика на него смотрели абсолютно белые слепые глаза.
Услышав голоса взрослых, ребёнок открыл ротик, собираясь заплакать. Но из маленького горлышка не вырвалось ни звука. Лишь зашевелился в глубине рта крохотный, уродливый отросток, отдалённо напоминающий язык.
Барон с криком отшатнулся… и в следующую секунду проснулся у себя в спальне, дрожа, обливаясь потом, сжав кулаки. Переведя взгляд на свои руки, он увидел зажатые в пальцах длинные серебристые волоски – во сне, сам того не замечая, он в ужасе вцепился в свои теперь уже седые волосы…
В ту же секунду, подскочив на своей кровати, стуча зубами от ужаса, пробудился молодой волшебник Энмор Кровеглазый.
========== Глава 2 ==========
- Давай сразу договоримся: ты не спрашиваешь меня про мой сон, я не мешаю тебе пить. Можешь покупать себе что угодно: сидр, водку, гномье пиво – я слова не скажу, только, пожалуйста, Иол, прекрати меня донимать! Ладно?
- Не ладно! – решительно отрезал Иол. – Пока ты не расскажешь мне, что тебе снилось, разговор не окончен!
- Это был просто кошмар! – закатил глаза Энмор. – Самый! Обыкновенный! Кошмарный! Сон! И больше ничего!
- Волшебнику никогда не снятся самые обыкновенные кошмарные сны! – твёрдо сказал Иол. – Раз уж ты не хочешь ничего рассказывать мне – расскажешь сновидцу. Я даже готов за тебя заплатить.
- Ну, спасибо, - усмехнулся Энмор. Не обратив никакого внимания на сарказм в его голосе, Иол взял ученика за руку и настойчиво потянул его за собой.
Остонская ярмарка, которая ежегодно проводилась на берегу Холодного озера в последние дни октября, славилась своими чудаковатыми гостями. Кто только сюда не приезжал – почтенные длиннобородые чародеи из Гильдии и юркие, взъерошенные маги-отщепенцы, не входившие в этот орден; зеленокожие гоблины с дальних северных земель и суровые гномы, которые, впрочем, быстро веселели и добрели, стоило им выпить кружку-другую доброго местного сидра; бродячие акробаты и музыканты, актёры и кукольники, предсказатели и торговцы сладостями… И всё же прохожие, казалось бы, чего только не перевидавшие за первый день ярмарки, с любопытством оглядывались на странную троицу – невысокого лысеющего волшебника в заляпанной зельями куртке, смуглого юношу с недовольными глазами пронзительно-красного цвета, и здоровенного серого кота, который восседал на плече у юноши с чрезвычайно самодовольным видом.
Оглядевшись по сторонам, Иол заметил небольшую кибитку, разрисованную ярко и с фантазией – по стенам порхали, переливаясь яркими цветами, роскошные райские птицы. Над входом развевался флаг с листком чертополоха – верный знак того, что в кибитке можно купить магические ингредиенты. А чуть ниже флага к флагштоку был привязан небольшой чёрный вымпел с изображением золотой человеческой руки.
- Отлично, а вот и гадатель, - решительно сказал Иол, подтаскивая упирающегося Энмора к себе с такой силой, которую трудно было ожидать от пожилого и с виду не особо крепкого мужчины. Башмаки Энмора пропахали две бороздки на дороге, а сам он резко наклонился вперёд и чуть не стукнулся носом о макушку своего учителя. – Идём, Энмор, и не веди себя как ребёнок.
- А как ещё мне себя вести, если ты обращаешься со мной, как с ребёнком? – возмущённо пробормотал Энмор, следуя за учителем в кибитку. Висельник остался сидеть у входа.
Серебряные трубочки, подвешенные над дверью, мелодично загудели, и девушка за прилавком подняла голову от книги. Энмор столкнулся с ней взглядом и невольно замер, а все неприятные мысли со свистом унеслись из его головы. Ибо глаза у девушки были такие красивые, нежно-голубые и светлые, что сердце у него забилось быстрее.
- Добрый день! – приветливо сказала она, приподнявшись. – Если не ошибаюсь, мастер Энмор Кровеглазый? А вы – мастер Иол?
- Верно, - сказал Иол прежде, чем Энмор успел рот раскрыть. - Хотя, должен признаться, это очень неловко, когда собеседник знает тебя, а ты не знаешь собеседника.
- Меня зовут Тиориль, - представилась девушка. – Этот шатёр принадлежит моей матери.
Энмор внимательно взглянул на неё. Тиориль, значит. Имя переводится как «Дикая Роза». Впрочем, на розу, а уж тем более дикую, девушка не походила. Скорее на милую садовую маргаритку. Она была невысокая, пухленькая, с круглым лицом и нежно-розовыми щёчками. Её гладкие светлые волосы были заплетены в косу и прикрыты голубой косынкой, завязанной надо лбом двумя узелками, похожими на маленькие рожки – так носят платки селянки на юге графства Ульвельда.
- Вы приехали на ярмарку издалека, Тиориль? – вежливо поинтересовался Иол. Энмор тем временем с трудом оторвал глаза от девушки и огляделся по сторонам. Всё пространство было уставлено резными столиками, поставцами и сундучками, на которых аккуратно выстроились баночки и горшочки со снадобьями. От жаровни, стоявшей на трёх ножках посреди шатра, разливалось приятное тепло и аромат – очевидно, Тиориль подсыпала в угли розмарин и можжевельник.
- Не особенно, - отозвалась девушка, наблюдая за тем, как Энмор берёт с полки то одну, то другую банку и потом аккуратно ставит их обратно. – Ищете ингредиенты для зелий, мастер Энмор?
- Нет, мне нужны серебряные иглы. У вас не найдётся штук пяти-шести?
- Заговорённых? – уточнила Тиориль, нагибаясь за прилавок.
- Нет, - покачал головой Энмор, - я сам заговорю…
Судя по несколько ошарашенному молчанию Тиориль, он сказанул лишнего. И скептический кашель, раздавшийся внезапно откуда-то из-за шкафчика, был лучшим тому доказательством.
Часть полога в противоположной от входа стороне кибитки внезапно откинулась, открывая взору тёмное пространство, которое, впрочем, тут же загородила высокая женская фигура. Эта женщина была одета в длинное шерстяное платье, её плечи окутывала чёрная шаль, по виду очень тёплая и очень старая. Как и у Тиориль, голова её была повязана косынкой с двумя узелками надо лбом – только косынка была чёрной, а волосы спутанными и седыми. Маленькое, сморщенное, смуглое лицо казалось совсем высохшим и безжизненным, и только тёмные глаза сверкали на нём с удивительной яркостью и силой – но в этой силе не было ничего доброго, одно только надменное, ледяное презрение.
- С каких это пор волшебники Гильдии занимаются ворожбой? – презрительно спросила она, глядя не в лицо Энмору, а на фибулу, скалывающую воротник его плаща. Фибула была сделана из бронзы и украшена треугольником из сердолика. Такую застёжку носили на одежде все волшебники Гильдии Чародеев.
- С тех самых, как ведьмы из Сестринства продают свои зелья и амулеты на ярмарках, - сдержанно отозвался Энмор. Старая женщина приподняла брови.
- Один-один, - признала она скрипучим голосом и неприятно усмехнулась. – Как ты догадался, что я из Сестринства?
- Такие зелья, какие здесь продаются, простой знахарке не приготовить. Ну и дудочки, конечно. Заговор Ксайомэры Эрменгардской, если не ошибаюсь?
Морщины на лице старой ведьмы чуть разгладились, но лёд в глазах не растаял. Она слегка наклонила голову:
- Да, эта бедняжка всегда любила музыку. Меня, кстати, тоже зовут Ксайомэра.
- А меня – Энмор.
- Я догадалась. Вы весьма известная личность, господин Кровеглазый. Особенно после того, что случилось в столице месяц назад.
Голос её по-прежнему звучал надменно и холодно, и Энмор не понял, одобряет она то, что он сделал, или нет.
Тут в разговор решил вмешаться Иол.
- Добрая госпожа Ксайомэра, - вежливо и несколько смущённо заговорил он, отвешивая ведьме поклон, - мы с моим учеником пришли сюда, потому что над входом висит вымпел с символом гадания.
- Вы хотели бы получить предсказание? – изогнула брови Ксайомэра. Голос её был таким холодным, как будто она хотела добавить: «А с чего вы взяли, что имеете на это право?»
- Вот именно! – просиял Иол. – Впрочем, если вы не занимаетесь толкованием снов, мы не станем вас беспокоить…
- Отчего же, - надменно отозвалась Ксайомэра, отступая за занавеску и поддерживая её высохшей рукой, - я весьма хорошо разбираюсь в толковании снов, и буду рада дать вам добрый совет…
Оба волшебника шагнули в темноту следом за ней и оказались в маленькой комнатке. Энмор не раз бывал в шатрах ярмарочных прорицателей (чаще ради развлечения – в предсказания он не верил), но этот отличался от всех, что он видел. Полог не был украшен ни вышивкой, ни бахромой, на полу лежал толстый ковёр, изрядно поеденный молью, а в нескольких местах даже прожжённый. Здесь не было ни толстых подушек для сидения, ни курильниц с ароматным дымом, ни таинственных зеркал и хрустальных сосудов, ни карт и костей. Только маленький, мутный хрустальный шар на низком столике.
Ксайомэра уселась прямо на ковёр, скрестив ноги и выпрямив спину. Энмор и Иол опустились напротив неё, с другой стороны низкого столика.
- Итак, - сказала Ксайомэра, поднимая высохшие руки над шаром, - чей сон мы будем толковать?
- Его, - сказал Иол, кивая в сторону Энмора. – Давай, Энмор, рассказывай, что тебе приснилось.
Энмор подавил глубокий вздох и начал:
- Я видел во сне собственное рождение.
Пальцы Ксайомэры задвигались над шаром, который стал медленно наполняться туманом. Покосившись на Иола, Энмор был неприятно удивлён тем выражением потрясения, которое появилось на лице пожилого волшебника. Он подумал, что если бы ему приснилась собственная смерть, Иол не был бы так поражён.
- Когда ты родился? – глухо спросила колдунья.
- Двадцать один год и пять месяцев тому назад.
- Это было весной, - пробормотала колдунья, вглядываясь в шар. Энмор тоже посмотрел туда, но ничего не увидел, кроме мутного серого тумана и одного довольно грязного отпечатка пальца у самой подставки. – Что ты знаешь о своём рождении?
- Я знаю, что родился без языка и с бельмами на обоих глазах. Моя мать отвезла меня к Иолу, чтобы он меня вылечил, и…
- Этого не было во сне! – резко ответила Ксайомэра.
- Откуда вы знаете? – спросил Энмор. Он не мог поверить, что колдунья видит его сон в шаре, к которому, не отрываясь, прилепился её застывший взгляд. В глубине души он считал, что все эти фокусы предсказателей – пустое шарлатанство. Но Ксайомэра, судя по всему, была весьма уверена в своей правоте, да и не только она. Иол, бледнее собственной рубахи (что было совсем не удивительно, учитывая, сколько зелий он на неё пролил), переводил взгляд с ученика на колдунью, затаив дыхание, как зритель на жутковатом спектакле.
- Я вижу, что твоя мать отвезла тебя к Иолу не сразу, - монотонно произнесла Ксайомэра. – Что именно ты видел во сне?
- Своего отца, - отозвался Энмор. – Он пьянствовал. Потом ему сообщили, что родился я. Он пошёл в комнату, а я… следовал за ним.
- Что ты чувствовал?
- Мне было…
Энмор осёкся. Только сейчас он осознал, что на протяжении всего кошмара не испытывал страха. Ужас, от которого он проснулся, охватил его лишь в последний момент, при виде слепых глаз ребёнка. А тогда, когда он следовал за своим отцом по тёмным коридорам, ему было…
- Хорошо, - тихо произнёс он. – Очень радостно. Как будто… как будто я ждал праздника. Подарка… Награды…
- Хватит! – выдохнул Иол. – Хватит! Посмотрите на шар!
Энмор, словно очнувшись, посмотрел на шар и слова застряли у него в горле. И до того не особо прозрачный, шар медленно наполнялся туманом, который поначалу был розовым, но чем дальше, тем явственнее приобретал кроваво-красный цвет. Лицо Ксайомэры из раздражённого стало испуганным, дрожащие губы приоткрылись, но она ничего не могла сказать.