Ханна внезапно поднялась.
- Доктор сказал, что ему не следует волноваться, - сказала она. - Он узнал, что Джордж здесь?
Джордж, уже собиравшийся идти, резко повернулся.
- Это то, что его убило? - прямо спросил он.
Старая Сара выпрямилась, с величайшим усилием. Тяжесть лжи и страшная тайна, которая должна была омрачать ее душу в течение оставшихся ей дней, придали ее словам искренность.
- Он этого не знал, - сказала она. - Он ушел спокойно, как ребенок.
Джордж больше не стал задерживаться и поспешил по тропе на берег. Ханна стояла, словно зачарованная.
- Но, Сара, - сказала она, - я слышала...
Сара строго взглянула на нее. На мгновение воцарилась тишина.
- Нет, - ответила она. - Ты ничего не слышала. Он этого не говорил!
Она прислонилась к дверному косяку и бросила странный взгляд на свою правую руку, будто ожидала увидеть на ней кровь. Затем снова выпрямилась, расправив плечи, словно поправляя тяжкую ношу.
- Успокойся, - сказала она. - Они идут.
Старая Ханна, сбитая с толку, снова села и продолжила вязать.
- Кажется, становится холодно, - пробормотала она.
<p>
ТРАГИКОМЕДИЯ В ЧЕРНОМ</p>
- Что касается меня, - решительно заметила миссис Стернс, проверяя шов фланелевой рубашки, которую она шила для какого-то неизвестного солдата, - то я не верю, чтобы хоть одна из них была когда-нибудь помолвлена с Арчи Лоуэллом. Он, конечно, встречался с ними, но ничего кроме.
Шепот присутствующих свидетельствовал, по крайней мере, о том, что ее точку зрения разделяют, а с замечанием, которым миссис Смолл продолжила разговор, были согласны все.
- Девушке ничего не стоит надеть траур, когда мужчина умер, и сказать, что она была помолвлена с ним; но если бы хоть одна из них и в самом деле была помолвлена с Арчи Лоуэллом, когда тот был жив, она непременно похвасталась бы этим.
Шум одобрения раздался более отчетливо; одна или две дамы, участницы Общества помощи солдатам, выразили вслух свое полное согласие с этим мнением. Женщины, составлявшие Общество, обычно использовали возможности, предоставляемые собраниями, чтобы обсудить все сплетни Таскамака, а вопрос, обсуждаемый ими сейчас в углу гостиной доктора Вентворта, вызвал большое волнение в маленькой общине. Дело происходило во времена Гражданской войны и все, связанное с солдатами, вызывало интерес, а сочетание романтики и сплетен, связанных с трагедией, случившейся на поле боя, приятно щекотало нервы. После сражения при Чикамауге пришло известие о смерти Арчи Лоуэлла, и хотя вслед за этим появились смутные слухи, что он, возможно, числится среди пропавших без вести, а не убитых, последнее никогда так и не было опровергнуто. Время шло, вести о пропавшем без вести не поступали, все смирились с его смертью, и даже его тетя, старая леди Эндрюс, чьим кумиром он был, цеплявшаяся за крохотную надежду, пока это было возможно, в конце концов, рассталась с ней. Она заказала памятник, чтобы установить его на деревенском погосте, внешний вид которого лишал последних сомнений в том, что Арчи Лоуэлл, с сияющим лицом и обаятельной улыбкой, никогда более не появится на улицах Таскамака, и не станет предметом сплетен, флиртуя на грани дозволенного с десятком девушек, так, что ни одна из них не сможет решить, ей ли он отдает предпочтение перед остальными, или - увы! - нет.
И вскоре после получения известия сразу три девушки, одна за другой, объявили о своей помолвке с погибшим героем, и надели траур. Поскольку вниманием Арчи, в той или иной степени, пользовались почти все девушки Таскамака, любая из них, с некоторой долей вероятности, могла бы заявить о своей помолвке с ним; но, к сожалению, к концу 1863 года это сделали слишком многие девушки, так что подобное посмертное оглашение уже не воспринималось с первоначальной торжественностью и доверием. Траур по погибшим солдатам стал в некотором роде модой, и, вне всякого сомнения, многие одинокие девушки, благодаря своей выдумке, в своих фантазиях получали то, что не смогли получить в реальности. Циник мог бы сказать, что это делает смерть солдата еще более ужасным событием, поскольку погибший не мог ни подтвердить, ни опровергнуть факта обручения; но когда, как в данном случае, три безутешных невесты надели траур по одному и тому же герою, ситуация показалась абсурдной даже для военного времени.
- Дело обстоит так, - заметила миссис Дрю, суровая женщина с тяжелым взглядом. - Мужчин убивают, и единственное удовлетворение, которое может получить девушка, - это скорбь по некоторым из них; и я не виню их за то, что они это делают.
Это замечание очевидно не понравилось ее слушательницам, которые не желали слышать об облегчении страданий, говоря о трагедии, постигшей людей.
- Если это и была кто-то из них троих, - после короткого молчания объявила миссис Каммингс, - то это наверняка была Делия Баррейдж. Он постоянно увивался вокруг нее.
- Не более чем вокруг Мэтти Ситон, - заметила другая леди. - Большую часть зимы, перед тем как отправиться в армию, он провожал Мэтти домой из музыкальной школы.
- Ну, во всяком случае, когда Делия подарила флаг новобранцам накануне их отъезда, он гулял с ней весь вечер. Разве ты не помнишь, как мы ужинали во дворе Академии и...
- Конечно, помню. Да, тогда он был с ней, но он также частенько встречался с Мэтти.
- Он прислал Мэри Фостер то деревянное кресло, которое вырезал в лагере, - вступила в разговор еще одна леди, явив собой защитницу третьей из девушек, носивших траур, демонстрируя свое горе всему миру.
- Ну, в нее он был разве что чуть-чуть влюблен, так что она не считается. Она сама мне так говорила.
Проблема обсуждалась со всем рвением и тщательностью, присущим всем дискуссиями в Обществе помощи солдатам Таскамака, и, наконец, когда все остальные начали выказывать признаки усталости, слово взяла тетушка Наоми Декстер. До сих пор она сидела, слушая спорящих, время от времени вставляя сухие комментарии, болтая ногой и по своему обыкновению теребя зеленый платок, но выглядела при этом так, словно могла бы сказать многое, если бы была к этому расположена. Тетушка Наоми ненавидела шить, и была единственной женщиной, которой посчастливилось сидеть, сложа руки, пока все остальные были заняты. В подобных случаях она никогда не снимала шляпку и выглядела так, словно не принадлежала к обществу и только-только заглянула на минутку; но сплетни были важны для тетушки Наоми почти как воздух, и она предпочла бы умереть, чем отсутствовать в компании, где шло их обсуждение.
- Не знаю, со сколькими девушками был помолвлен Арчи Лоуэлл, - сухо заметила она. - Но осмелюсь предположить, что - ни с одной из трех гусынь, нацепивших на себя траур после его смерти. А еще могу сказать вам, что девушка, на которой он и в самом деле хотел жениться, не вырядилась в черное.
Присутствующие дамы взглянули на нее с живым интересом и приступили с расспросами, но она не торопилась и, видимо, наслаждалась общим вниманием.
- Кто же это? - наконец потребовала миссис Каммингс, тоном, свидетельствовавшим, что терпение дам кончилось.
Тетушка Наоми облизнула губы, подобно кошке, которая увидела пухленького молоденького воробышка.
- Не вижу никакой другой девушки, которая была бы достойна быть помолвлена с ним, кроме Мэтти, - воинственно произнесла дама, выдвигавшая ее кандидатуру.
- Он скорее женился бы на мне, чем на ней, - презрительно заявила тетушка Наоми.
- Тогда кто же это? - с нетерпением спросила миссис Смит.
Тетушка Наоми оглядела лица, на которых было написано нетерпение, и почувствовала, что интерес достиг своего пика, и настало время заговорить.
- Нэнси Тернер, - коротко произнесла она.
Это имя было встречено разным выражением на лицах, но мало кто из дам имел какие-либо комментарии, чтобы изложить их в словах. Некоторые эту идею отвергли, сторонницы трех уже названных девушек остались при своем мнении; но новое мнение явно имело в себе какую-то притягательную силу, поскольку все женщины были, очевидно, впечатлены тем, что в этом предположении может лежать реальная отгадка на загадку о многочисленных пассиях Арчи Лоуэлла. Однако, как сказала миссис Каммингс, Нэнси Тернер была девушкой себе на уме, и если бы она действительно была помолвлена с погибшим солдатом, никто бы никогда об этом не узнал. Леди было неприятно сталкиваться с тайной, раскрыть которую когда-либо надежды почти не было, а потому разговор постепенно перешел на другие темы, а данная тема была отложена до того случая, когда иные окажутся исчерпанными.
Воскресенье, после этого собрания Общества помощи солдатам, выдалось по-весеннему теплым и прекрасным, приглашавшим провести его на открытом воздухе. Но общественная мораль в Таскамаке была тесной в своих рамках, и среди прочих ограничений, налагаемых ею, была неуместность воскресных прогулок, за исключением посещения деревенского кладбища. Теория этого, если провести тщательные исследования, по всей вероятности, коренилась в каком-нибудь пуританском представлении о том, что молодежь, отринув бездумное веселье, будет чинно прохаживаться среди могильных холмиков, читая неуклюже-торжественные надписи на памятниках и благоговейно размышляя о смерти. На практике, факты совершенно не подтверждали теорию, ибо молодые люди инстинктивно стремились скорее к развлечениям, чем к духовному просветлению; они болтали и смеялись так громко, как только могли; читали эпитафии, которые, при соответствующем истолковании их первоначального смысла могли оказаться очень веселыми, и обменивались шутками, самым антипуританским образом. Они бездумно предавались, - среди мрачных напоминаний о жизни и смерти, в месте, где нет любви и брака, - обычному деревенскому флирту, давая повод для сплетен обладателям острых глаз, наблюдавших за прогуливающимися между могил молодыми парами, не обращавшими на этих наблюдателей никакого внимания.
Сегодня желание увидеть только что установленный камень над пустым могильным холмиком, который должен был увековечить память об Арчи Лоуэлле, привлек необычайно большое количество деревенских жителей, отправившихся после полуденной службы на кладбище, причем пронесся взволнованный шепоток о том, что все три безутешные невесты пришли в церковь с цветами. Небольшие группки медленно направлялись к потрепанным ветром воротам позади церкви, но уже первая из них остановилась, увидев фигуру в черном, склонившуюся над могилой. Делия Бэррейдж, певшая в хоре, как потом передавалось из уст в уста по всей деревне, первая спустилась по ступенькам хоров, не дождавшись благословения, и первая оказалась на кладбище.
Собравшиеся группки едва успели заметить, с какой нежной заботой осиротевшая Делия разложила у подножия мраморной плиты принесенные алые цветы, и сразу же были охвачены радостным возбуждением, завидев вторую фигуру, закутанную крепом, направлявшуюся к тому же месту с цветами в руках. Мэри Фостер несла в руках, скрытых черными перчатками, букет белых пиретрумов, очень любимых в Таскамаке. Мисс Фостер подошла к холмику и смиренно положила свое подношение рядом с красной геранью; и хотя она была вынуждена положить свои цветы дальше от камня, чем первые, она, очевидно, решила не отстать в проявлениях траура. Она опустилась на колени и поднесла к лицу носовой платок таким жестом отчаяния, что превзошла выражением горя мисс Бэррейдж, у которой не оказалось иного выхода, кроме как тоже встать на колени, в слабой попытке подражать сопернице.
Удовлетворенные зрители к этому времени взволнованно перешептывались, обменивались многозначительными взглядами и приглушенными комментариями. Те, кто осмелился подойти поближе к месту действия, с любопытством прислушивались, не обмениваются ли замечаниями скорбящие дамы. Волнение достигло своего апогея, когда по тропе медленно прошествовала Мэтти Ситон, с более пышным букетом, чем два предыдущих. Она несла венок из английского плюща, и по зрителям пробежала какая-то дрожь восхищения, когда они увидели, что мисс Ситон пожертвовала для могильного венка многолетними растениями, за которыми тщательно ухаживала.
- Боже мой! Она срезала свой плющ! - ахнула одна из зрительниц.
- Она так и сделала! Ради всего святого! - отозвалась другая, слишком потрясенная, чтобы говорить связно.
- Можете мне поверить, Мэтти Ситон никому не позволит опередить себя! - с восхищением прокомментировала увиденное третья.