Розовый мир - Молчанов Виктор Юрьевич


<p>

С Людмилой Олифер</p>

   Наташа шла в школу и боялась. Кто на этот раз? Почему, ну почему это случилось именно с её восьмым "Б", не слишком послушным, не очень организованным, но, в общем-то, вполне так себе ничего классом. Сколько спрашивается, их останется сегодня? Вчера их пришло только восемнадцать из двадцати пяти. Подумать только - всего восемнадцать! И не то, чтобы грипп косил учеников, не обходя ни малявок-первоклашек, ни взрослых амбалов из одиннадцатого, щеголявших усиками и бакенбардами (тоже ей, моду нашли, а-ля Пушкин!). Нет ведь. Дети пропадали среди белого дня. Пропадали совсем, не оставляя следов ни в школе, ни дома. Ни прощальных записок, ни пропавших вещей. Ничего. Первой месяц назад внезапно исчезла Маша Новикова. Тихоня в очках, она, как обычно, пришла утром в школу и села на своё место у окна. Минут через пятнадцать минут девочка подняла руку и попросилась выйти. Больше её никто не видел. А через два дня Мишка Ионников не пришёл на третий урок. А перед четвёртым пропал Женя Светлов. На следующий день в школу пришёл следователь, но его версия, что мальчишки просто договорились и сбежали, не оправдалась: ученики восьмого "Б" в один голос утверждали, что Мишка и Женька терпеть друга не могли и ни за что не отправились бы на поиск приключений друг с другом. В школе выставили круглосуточный пост охраны, понатыкали камер, закрыли все запасные входы и выходы - ничего не помогло. Дети исчезали тихо и незаметно.

   - Какие новости? - Наташа с порога учительской обвела взглядом коллег, тех, что пришли раньше неё.

   - В сто тридцать второй тоже началось, - подняла голову от журнала Нина Петровна, яркая блондинка, преподававшая английский в среднем звене. - Вчера пропали сразу четверо.

   - Так значит дело не в нас! - радостно воскликнул молодцеватый физрук Филипп Эдуардович, которого за глаза вся школа звала просто "Филей" и тут же сконфуженно умолк под взглядами коллег.

   Кто-то вздохнул с облегчением, кто-то только покачал головой. Чужой боли радоваться было грешно, так как своя, хоть и стала привычной, но покоя не давала. "Эпидемия", начавшаяся с восьмого "Б", охватила уже все параллели. Где не хватало пяти учеников, где трёх, где пока только одного, но все были уверены, что таинственные исчезновения не прекратятся.

   "И правда, просто камень с души", - подумала Наташа, выслушивая подробности происшествия в сто тридцать второй. Хотя, какие ж это "подробности?.. Были дети - и нет детей, никто ничего не видел, никто ничего не знает. Всё как и у них.

   - А наши-то, из десятого "А" игру себе придумали, - из угла донёсся шёпоток Инги Николаевны, полноватой химички в вечном коричневом жилете. - Эсэмэсками обмениваются - на выбывание. Просто "Десять негритят" какие-то...

   Звонок оборвал тревожные разговоры. Наташа взяла с полки журнал восьмого "Б" в ярко-алой обложке и вышла в коридор. Ноги казались сделанными из ваты. Идти в класс жутко не хотелось. Страшно было даже представить, что вот сейчас она обведёт глазами своих учеников и найдёт среди них ещё одно пустое место. Пустое навсегда. Наташа забежала в кладовку за картами и вошла в дверь кабинета, стараясь хотя бы ученикам казаться спокойной и непринуждённой:

   - Здравствуйте.

   Подростки с разной степенью активности вылезли из-за столов, стоя приветствуя свою историчку.

   - Садите... - начала Наташа и запнулась на полуслове, поймав взгляд девочки, сидящей у окна. - Маша!?

   - Да, Наталья Викторовна?

   Наташа обвела класс глазами. Гоша Лёвкин, пропавший последним, как ни в чём не бывало, резался в морской бой с Сидоровым. Этих двоих история не интересовала, впрочем, как и все остальные предметы школьной программы. Ионников увлеченно писал эсэмэску, а любимчик класса Женя Светлов как, и остальные, улыбался, глядя на растерянную учительницу.

   - Да, - Наташа взяла себя в руки. - Мы ведь все помним про родительское собрание. Сегодня в восемнадцать. Вы уже не маленькие, каждому в дневник записывать не стану.

   Класс зашумел, высказывая одобрение, а Наташу внезапно прострелило. Ведь она не послала штатные эсэмэски родителям тех ребят, кто пропал, а сегодня по каким-то причинам вновь появился в классе. "Надо будет на перемене не забыть", - дала себе установку Наташа и, негромко постучала карандашом по учительскому столу, призывая к тишине.

   - Всё, успокоились. Ничего сверхинтересного там не будет. Успеваемость свою вы и так знаете. Если кто от родителей скрыл - его проблема. А вот насчёт лета... есть у меня одна идейка...

   - Какая? Что за идея? - послышались голоса.

   - Завтра. У нас как раз классный час будет, там и поговорим. А сейчас...Ионников, напомни, что ты должен был выучить и мне тут изложить? Давай, давай, вместе будем на троечку наскребать. Всё, остальные молчат.

   Урок прошёл как обычно - в меру шумно, в меру весело. Восьмой "Б" и раньше снисходительно относился к своей молоденькой классной руководительнице. А Наташа и не пыталась разыгрывать из себя строгого учителя. Миниатюрная и хрупкая, она выглядела почти ровесницей своим ученикам и вполне искренне пыталась с ними дружить, что не отменяло трепетного отношения к своей любимой истории.

   Внезапное появление детей ощущалось чудом. Чудом хорошим, светлым, которое заставила хмурый день заиграть новыми красками, развеяло в душе Наташи мрак последних недель, сняло тягостное ощущение тоски и пустоты. Захотелось забрать своих архаровцев в Москву, в поездку, о которой она и намекнула в начале урока, договориться с каждым из родителей, доказав, что дети уже большие и она запросто с ними справится. Хотелось летать, дерзать, творить.

   А ещё, ещё в учительской, куда она почти влетела, её ждала приятная неожиданность: на столе лежал огромный букет тигровых лилий. "Прости, был не прав. Вечером у тебя", - гласили выведенные знакомым почерком слова на прикреплённой к букету карточке.

   - Высокий брюнет. Очень вежливый, - понимающе кивнула Инга Николаевна, когда Наташа подняла взгляд.

   Фёдор. Вялотекущие отношения с ним, казалось, сошли на "нет" после того, как три дня назад он демонстративно хлопнул дверью. Фёдор так и не смог понять, почему она хочет ехать с детьми в Москву, а не с ним на Бали. Он бросил напоследок, что на её месте любая девушка прыгала бы от счастья... Она не была "любой".

   Конечно же, она его простит. Подуется немного для вида, и простит. Ведь он всё-таки смог понять, переступив через свою гордость, что восьмой "Б" для неё - почти что семья. Да, приревновал, ну, вспылил. А на Бали они непременно слетают, но только потом. Когда поженятся.

   Череда уроков промелькнула радостной лентой. Дети оказались на месте все. Словно не было пропаж и усталых милиционеров в холле. Словно утром в учительской она не слышала тревожных новостей. Потом - быстрый рейд по магазинам, ведь, если придёт Фёдор, надо хоть что-то на стол поставить, не вчерашними же макаронами кормить человека с искренними чувствами. И - собрание.

   Когда она вошла в класс, присутствовали уже почти все из "её родителей". Были даже те из них, кто никогда на собрания и не ходит, даже те, эсэмэски которым она послала лишь сегодня, на большой перемене. Был даже отец Маши Новиковой, сутулый мужчина в сером стареньком пуловере с мозолистыми кулачищами, на одном из которых явственно виднелась старая татуировка. До этого Наташа видела его лишь один раз, когда он, критически осмотрев её, ставшую классным руководителем тогда ещё пятого "Б" процедил сквозь зубы всего одну фразу, - "Плохо учить будешь - убью". Плохо учить Наташа и не собиралась, но фраза запомнилась.

   - Здравствуйте. Надеюсь, остальные подойдут в ближайшие минут пятнадцать, - взглянув на золотые часики, подарок того же Фёдора, Наташа начала собрание. - Я сейчас пущу по рядам листочек, а вы все запишитесь, хорошо?

   Наскоро покончив с успеваемостью и деньгами за охрану, она перешла к самому для неё интересному: к предстоящей поездке в Москву, план которой зрел у неё в голове уже не один месяц. Как раз в начале июня, пока ещё никто не разъехался, чтоб всем вместе, классом. Наташа оглядела мамочек, ища глазами среди них ту, которая первая бы согласилась на поездку, потянув за собой и остальных.

   - Я поеду, - вдруг поднял руку отец Маши, - Дело стоящее. Москва - она столица как-никак. Не каждый ещё был. Да и за пацаньём пригляжу. С этими охламонами...

   Наташа увидела, как сжался кулак Машиного отца, и тоже непроизвольно съёжилась вместе с ним.

   -...строже надо. А вы такая воздушная...

   Комплимент настолько смутил её, что она несколько секунд буквально хлопала глазами. Впрочем, её заминка прошла незамеченной для родителей, уже живо обсуждавших между собой план предстоящей поездки.

   - А в Эрмитаж сводите их? - поинтересовалась вся в веснушках женщина, очень похожая на Ионникова. Раньше на родительских собраниях Наташа видела только старенькую бабушку Миши, сухонькую старушку с вечноподжатыми губами.

   - В Третьяковскую Галерею. Эрмитаж - это в Санкт-Петербурге. Если поездка пройдёт успешно, то, возможно, следующим летом.

   - Да-да, - засмущалась женщина, - Вам виднее, а я согласная. Если надо помочь чем - вот визитка, звоните, - протянула она чёрную с золотом карточку.

   После собрания, когда за последним из родителей закрылась дверь, Наташа забрала из учительской букет и всё-таки отнесла карты в подсобку.

   Троллейбус пришёл буквально через пару минут, и в нём почти никого не было. Наташа еле заметно улыбалась и мурчала про себя какую-то детскую песенку. На улице накрапывал дождь, но зонт девушка решила не доставать - на душе было светло и ясно, и даже мелкие капли на лице доставляли удовольствие.

   Впрочем, оказалось, что разогналась она совсем даже напрасно. Трижды Наташа разогревала курицу, а Фёдора всё не было. Пару раз она хватала телефон, но тут же одёргивала себя, убеждая не волноваться: "Мало ли, может работа срочная. Если бы не смог - сам позвонил бы". Навязываться было не в её правилах.

   Звонок в дверь раздался только в половине одиннадцатого. От Фёдора явственно пахло спиртным, он пошатывался, поводя вокруг стеклянными глазами.

   - Ты выпил? - Закрыв за парнем дверь, Наташа помогла ему сесть на диван. - Что-то случилось? На работе?

   Вместо ответа, рука Фёдора властно легла девушке на плечи, рывком он притянул её к себе и прохрипел:

   - Раздевайся. У меня три дня никого не было.

   - Ты что, только за этим пришёл? - Наташа дёрнулась, как от удара.- И цветы на работу?

   Она попыталась встать.

   - Какие, к чертям? - мужчина скривился, но тут его взгляд выхватил красовавшийся на столе букет. - Цветы, говоришь... - в его голосе появились угрожающие нотки.

   - Я думала - это ты, - попыталась оправдаться Наташа, - Вон и записка...

   - Ах ты, сучка! - Фёдор схватил её за волосы, притянул к своему лицу и заорал, брызгая слюной:

   - Я значит за порог, а у неё новый хахаль! И как он тебя дрючит? Нравится? А ты ему подмахиваешь, да? И вот так стонешь, глазки прикрыв, - "А, а!". Шлюха, блин.

   Он грязно выругался, сплюнул прямо на пол и нетерпеливыми руками принялся стягивать с Наташи кофточку, безжалостно обрывая не желающие расстёгиваться перламутровые пуговки.

   Наташа уже не пыталась вырваться, смирившись с неизбежным. Она только закусывала губу и уговаривала себя потерпеть. Рано или поздно всё это кончится. Если Фёдор добьётся своего, он ведь успокоится. Должен успокоиться.

   Сделав начатое, Фёдор, уже несколько протрезвевший, оттолкнул в сторону Наташу и поднялся с дивана. Он быстро оделся, брезгливо посмотрел на скрючившуюся, лежавшую почти без чувств девушку, и проговорил, слегка растягивая слова:

   - Это тебе на до-олгую па-амять о настоящем мужике. По-омни, пока не сбрендишь совсем со своими... ученичками.

   Дверь захлопнулась, а Наташа ещё долго находилась без движения и глядела в стену, на кремовые обои, которые когда-то они покупали вместе с Фёдором. Из глаз текли непрошеные слёзы. Счастье, улыбнувшееся с утра, рассыпалось разбитым ёлочным шариком.

Дальше