– Захочу – будет, – как будто обиженно пробормотал Эльф, все-таки покидая трон; тон его изменился в сторону более серьезного: – А что же ты Олугда к Сарнибу отправил?
– Ты считаешь, ему в янтарной башне лучше будет? Эльф! Ты же знаешь наперед, что случится, – отмахнулся Раджед.
– Понятия не имею, если честно, – вдруг замер Эльф, нервно сцепив пальцы рук, словно боялся упустить что-то крайне хрупкое и важное.
– Да врешь опять, – не придал значения жесту Раджед, мановением руки накрывая себе пышный обед на золотой посуде.
– И все же?..
– Плохой из тебя стратег, вероятно. Янтарная башня – это главная мишень. Скоро Нармо нападет на нее. Мне еще мальчишку без силы защищать – лишний груз, – объяснил с некоторой долей цинизма чародей, обратившись к Сумеречному: – Что предпочтешь съесть, гость?
Конечно, оба знали, что неудавшемуся Стражу не требуется ни пища, ни отдых, однако Эльф с энтузиазмом отозвался:
– Что-нибудь вкусное…
– Вкусное… Растяжимое понятие, – задумался Раджед, рассматривая сервировку стола. Он всегда раскладывал приборы до малейшей вилки и ножа, не забывая об оформлении цветами и фруктовыми пирамидами. На длинном столе покоилась завитками оборок скатерть, а количество блюд определенно превышало то, что съедал поджарый хозяин башни. Он словно всегда ждал гостей. Когда-то они и приходили почти каждый день: мелкие вассалы и дружественные льоры. Когда-то напротив Раджеда за этим же столом сидел покойный отец Олугда. Но все кануло в невозвратимый поток прошлого. Последние годы льор скорее играл, окружая себя правилами этикета и прочими условностями. Ежедневные ритуалы, например, сервировки стола или подбора булавок к рубашке помогали скоротать время и отогнать дремотное состояние, столь губительное для их мира.
Поэтому шикарный стол распрострется перед Сумеречным не совсем в честь его прибытия, а скорее по привычке. Однако в порядке исключения были поданы гигантские крабы, при взгляде на которых Эльф довольно ухмыльнулся. Вскоре их мягкое мясо, истекая соком, трескалось на зубах. Впрочем, вечный бродяга примирительно принимал условия скромного банкета и вел себя крайне прилично, демонстрируя едва ли не королевские манеры.
Миролюбивая обстановка настроила Раджеда на нелегкий разговор, который начался без вступления:
– Может мне извиниться?
– После того, что ты сделал? – Сумеречный поднял выразительные глаза, отчего Раджед недовольно вздохнул. Тонкие губы дрогнули сначала в натянутой улыбке вежливости, однако затем льор подался вперед, указывая длинными пальцами правой кисти на гостя, левой же властно сжимая край подлокотника и набалдашник трости:
– Ты был в мире Земли, я знаю. Где София? Я ищу ее уже второй год. И вот только теперь еле уловил координаты. Разве так сложно их вернуть?
– Так я тебе и скажу, – буркнул Сумеречный, накидывая на голову капюшон черной толстовки и будто уходя в него, как в нору. – Я изначально был против этой затеи.
– Ну, спасибо, «друг». – Раджед яростно потянул узкими ноздрями воздух, непроизвольно вскакивая с места. – У нее артефакт нашего мира. Последний Жемчужный чародей погиб триста лет назад. Талисман остался у Иотила. Теперь в ее мире он бесполезен. А мог бы помочь мне.
Сумеречный уходил все глубже в недра капюшона, отправляя туда остатки крабового мяса и бормоча угрюмо:
– Признайся, ты просто хочешь видеть Софью.
– Эту дерзкую девчонку? О да, я хотел бы показать ей, что значит идти против льора, – входя в раж, предвкушал льор, однако вздрогнул, тут же одергивая себя: – Но… Или нет. Забудь.
– И что ты к ней лез? – Сумеречный неожиданно вынырнул из своего «укрытия», всплеснув руками. – Ну, сам подумай, тебе на вид лет сорок, а ей было едва шестнадцать. Старый хрыч.
– И что с того? Это вполне нормально, – совершенно не понимал Раджед, самодовольно откидываясь на спинку кресла. Он вовсе не считал себя старым, а легкую сетку морщин у глаз и в уголках губ воспринимал не иначе как украшение. Впрочем, он-то знал, что Софию оттолкнул вовсе не его возраст, что подтверждал и Сумеречный:
– Тут метод твой просто убил…
– Если нельзя извиниться, я буду мстить! – провоцировал Раджед.
– Вот так логика. И что ты получишь от своей мести?
– Я заставлю ее страдать, – вновь заговорила темная половина души, хотя после всего произошедшего льор едва ли намеревался осуществлять свои намерения.
– А потом убьешь, что ли? Ну, мсти. Только это ничего тебе не принесет кроме еще больших метаний. Отомстишь ты, что потом?
– Ничего. Так ты стер ей память? Или не стер? – желал выспросить Раджед, вспоминая, как в минуту опасности девушка шептала его имя. Но, может, почудилось? Просто он выдавал желаемое за действительное? Запоздало он вспомнил, что Эльф говорил ему: София все забыла.
– Стер. – Сумеречный безапелляционно кивал, однако уставился в золотое отражение на глади тарелки. – Да. Она забыла тебя как чудовище. Вспомнит снова как чудовище еще большее?
– Стер ли?
«Тогда мне просто показалось, что она шептала мое имя?» – зло подумалось льору, отчего он с силой стиснул крупный янтарный шар на вершине трости. Показалось, будто по нему даже пошли трещины от бессильного гнева.
– Стер-стер. Она просила, – убедительно настаивал Страж. Однако его слова лишь на мгновение вогнали в гнетущий ступор. Очень скоро Раджед с легкостью выстроил новый хитрый план. Забвение даже показалось ему крайне выгодной тактикой: представился шанс начать все с начала, не так нелепо, как это случилось раньше. Да и София наверняка повзрослела, войдя в тот возраст, когда от обаятельных мужчин не шарахаются в панике.
– Может, мне стоит тогда прикинуться человеком? – тут же предложил чародей, задумчиво перебирая складки жабо. Он алчно ухмылялся, уже обрисовав, какой образ бы себе выбрал.
– Думаешь, ты ей человеком так уж понравишься? И что, потом скажешь, что ты янтарный льор? Не будешь же ты скрываться вечно. А дальше? Может, ты и вовсе не в ее вкусе. Она снова испугается.
– Ну да, это же София! – процедил сквозь зубы Раджед, вспоминая крайне упрямый характер девушки. – Да что она о себе мнит вообще?
Заманчивые видения и переговоры с Сумеречным таяли облачными замками. Все разбивалось о неопределенность реакции Софии. Повисла неловкая тишина, только тикали неизменные часы. Они последнее время мешали спать. Их протяжный заунывный ход вторгался в кошмары об окаменении. И льор предпочитал мыслить о чем-то другом: о Софии и борьбе с Нармо. Но не об этой леденящей душу неизбежности.
– Зря ты ее так… – после долгой паузы оживился примирительно Сумеречный. – В шестнадцать напугал, она не разобралась. Было бы ей двадцать хотя бы, тут уже по-другому.
– Считаешь, мне подождать? – Слова Эльфа обнадеживали.
– Пока подожди, – кивнул Сумеречный, однако снова встрепенулся: – Но чего ты добиваешься? Какая участь ее ждет? Стать королевой-чародейкой в гибнущем мире?
– В ее случае это неплохая карьера. Она просто человек, – вновь заговорил снобизм правителя. Льор слишком привык, что несбыточной мечтой ячеда маячит сделаться если не льором, то хотя бы его приближенным, а для женщины – любимой фавориткой. София же каким-то образом получила и «услышала» жемчужину – не самый безопасный артефакт. Раджед задумался, распространяется ли сила самоцветов на Землю. Хотелось верить, что нет. Жемчуг обозначался как один из немногих талисманов, опасных для самого владельца.
– Но нужна ли ей власть над всеми этими существами? Для нее ты темное создание. Может, она не хочет так, – все увещевал Сумеречный.
– А что же тогда? Горе ты советчик, – оборвал его недовольно Раджед. – Со своей девушкой уже сколько лет не можешь разобраться.
– Это уже мое дело… – Эльф вдруг сжался сгорбленной птицей.
Разговор закончился ничем, друг очень быстро распрощался и выпорхнул в окно черным вороном. Раджед удивился, как легко обидеть Стража Вселенной.
Конечно, это напоминание было запрещенным приемом в их нелегких спорах. Возлюбленную Сумеречного Эльфа звали Эленор, она жила на Земле среди людей. Смертная, как и София. И в обоих случаях на пути у любви вставали неискупимые преграды. Если Раджеду мешало только сломанное зеркало, то Сумеречному не позволяло дотронуться до Эленор его проклятье, притом только до нее, словно в насмешку позволяя получать ласки любых женщин в сотнях миров. А средства, чтобы избавить стража от неправильной силы, не ведал никто, даже те, кто наделили его такой мощью.
Порой Раджед завидовал, представляя, что сотворил бы с такими ресурсами, но столь же часто ужасался: никакая сила не стоила бесконечной внутренней борьбы. Льора она задевала лишь немного, лишь косвенно.
Однако его терзало иное: с каждым годом нарастала гнетущая тоска, ожидание встречи без реальной возможности. В Эйлисе же, словно вторя душе льора, больше не наставало лето, тянулась холодная-холодная зима, выли бураны и закручивались смерчи, ударявшиеся о башню. Но больше ничего не менялось… Раджед злился на себя за упоминание об Эленор, потому что Эльф снова пропал. Сердце подсказывало, что у друга что-то стряслось в одном из миров. Просто так он бы не исчез. Но Раджед не знал и в его закрытом мирке без порталов ничем бы не сумел помочь.
Так он и сервировал столы, перебирал арсенал, полировал ненужные материальные клинки и старые латы, закрывал и открывал покои в башне. Иногда даже спускался на рудник, чтобы почувствовать тот холод, на который однажды обрек Софию. Там, на голых камнях, уже не оставалось ни единого светящегося цветка. Только кромешный мрак да единственное украшение – очистившийся от камня витраж. Он служил напоминанием, может, слабой безумной надеждой. Все чудилось, будто что-то обязано измениться, но все застывало в витках повторений.
Даже Нармо больше никак себя не проявлял. И ожидание подлой атаки нависало неприятной тенью в течение целого года. Зато у Раджеда появились верные союзники: Сарнибу и Олугд охотно обменивались с ним информацией, намекая, что главную битву самых сильных магов все равно предстоит выдержать янтарному как самому сильному.
– Я разведывал в его владениях – Нармо нет в башне, – докладывал Сарнибу, находясь в своем льорате и лишь слегка выглядывая из портала прозрачной тенью.
– У топазовой, наверное, – пожал плечами Раджед. Сарнибу заметно сгорбился, почти с отвращением кивая:
– Да, наверное. Она установила чары против любой слежки. Теперь в ее башню от самой границы не пробраться: убьет завесой тьмы.
– Будьте осторожнее! Все-таки она ближе к вам, – посоветовал Раджед.
– Мне кажется, Нармо не у топазовой отсиживается, – встрял любознательный Олугд, держа какую-то увесистую книгу по истории Эйлиса. Лишившийся талисмана льор выглядел достаточно здоровым и даже бодрым; он с увлечением указывал на разворот фолианта, где пятнами обозначались на карте мира захоронения древних правителей. Олугд оживленно заговорил: – Мы знаем, что он раскапывал могилы. В своей башне его нет. Значит, он где-то в другом месте! И, возможно, не с Илэни.
– Но не может же он скрыться! Его бы выдал магический след! – удивился Раджед, однако Сарнибу виновато отозвался:
– Недавно я обнаружил, что у меня пропал один из малахитов. Этот вор во время, наверное, еще того нападения все провернул так, чтобы не сразу понятно стало. Для того и разгромил все.
– Иссякни его яшма! – всплеснул руками Раджед. – Значит, Нармо может теперь передвигаться невидимым?
Такой поворот событий вовсе не обрадовал, льор даже недовольно огляделся по тронному залу, точно ожидал удара в спину. Неприятный холод прошел вдоль позвоночника.
– Сарнибу! Теперь расскажи мне четко и ясно, с помощью какой сети магии можно остановить твой талисман. Ты знаешь: против тебя я не намерен это использовать.
«Впрочем, даже если они попадут в башню, то ничего не получат от сломанного портала. Что ж, Земля пока в безопасности», – подумал льор, однако самому безвременно погибать от руки убийцы отца не хотелось. Все еще вел долг кровной мести, как минимум.
– Это еще не все: Нармо, кажется, научился использовать другие самоцветы. – Олугд все рассматривал карту захоронений. Знаки мертвых языков сплетались в незнакомые узоры. Некая мудрость навечно покинула Эйлис, и разгадка таилась где-то между строк. А может, ее погребли вместе с бессчетными жертвами войн льоров.
– Мы уже поняли. Не представляю, как это возможно! Другие камни должны были убить его. – Раджед задумался, нервно массируя заостренный подбородок; некая мысль пробивалась верной идеей, и вскоре чародей вспомнил, связал факты и легенды: – Постойте-ка, яшма! Пестрая яшма! Возможно, это одна из способностей его амулета.
«Меняет свои облики, точно хамелеон», – про себя зло добавил Раджед. Его собеседники оживились, однако Сарнибу только скептически кивнул:
– Хорошее предположение, но сведений слишком мало. А мы из-за малахита не можем отследить перемещения.
– Погодите, кто-то еще вклинивается… – заметил колебание в поле связи Олугд. – Хм, магия очень знакомая.
– Да это же Инаи Ритцова! Цаворитовый чародей! – всплеснул руками Раджед, замечая, как сквозь эфир текут зеленоватые полосы. Они складывались в очертания лица.
О далеком соседе, льорат которого притаился извилистым полумесяцем на северной оконечности материка, не было известно практически ничего уже лет пятьдесят. Иногда казалось, что Инаи Ритцова и вовсе окаменел вместе с множеством других случайных жертв чумы. Однако плотная завеса цаворитовой магии доказывала обратное. Хозяин башни – самый молодой чародей Эйлиса – не участвовал ни в войне льоров, ни в политических интригах. Казалось, он вообще не интересовался внешним миром.
Раджед отчасти сочувствовал ему: в конце концов, у несчастного мальчика в раннем детстве погибли родители, ценой своих жизней защитили башню. Они даже не научили его толком управлять великой магией редчайшего талисмана. Цавориты, эти зеленые короли, таили мощнейшую энергию: их обладатели управляли сном, насылали дремоту, выстраивали видения. В далекие времена их опасались, так как прогневавших владык сновидений ждали бесконечные кошмары, которые представали столь реальными, что сводили с ума.
Однако последние поколения этой некогда грозной династии прослыли людьми мирными и даже слишком отстраненными. Они скорее окутывали друг друга приятной грезой и существовали в ней, не интересуясь делами внешними. Ровно так же взаимодействовали они с доверчивым ячедом. За сладкие видения разленившимся правителям многое прощалось. А всякий, кто желал проникнуть в льорат, тут же погружался в глубокий сон. Так хозяева встречали редких гостей, так же оборонялись от врагов, никого никогда не убивая. Но в один ужасный момент на магию сна нашлась иная – магия смерти, магия дымчатых топазов. Сон и смерть – брат и сестра. Поэтому на Илэни не действовали сонные чары.
Родители Инаи проиграли в поединке с беспощадной чародейкой, сам же он воспитывался старой нянькой из ячеда. Но ее срок пришел слишком скоро для летоисчисления льора. Зато она не познала ужас окаменения, одна из последних уцелевших. С двадцати пяти лет Инаи жил затворником в своей башне.
Тем страннее было его появление в ответственный момент переговоров. Раджед приготовился к экстренным новостям, каждый мускул напрягся, ноги готовились метнуться в портал на выручку еще одному нерадивому соседу. Несмотря на демонстрируемое высокомерие и равнодушие, янтарный льор никогда не желал смерти ни Олугду, ни Инаи. Как минимум, молодые чародеи не заслужили сделаться жертвой обессмыслившейся войны. Помимо этого где-то глубоко в сердце теплилась надежда, что незамутненные вечной борьбой умы найдут лекарство против недуга всея Эйлиса.
Впрочем, об умственных способностях Инаи никто не ведал ничего определенного. Поговаривали, что от скуки он выстраивает в своей башне модели миров – застывшие видения из снов, перенесенные волей магии в материальное состояние. Вероятно, для таких фокусов требовались сноровка и воображение. Однако об отсутствии манер возвестило совершенно нелепое приветствие:
– Ой! Это ты? Льор Раджед! Самый настоящий!
На магическом поле-экране высветилась новая фигура. Рыхлый низенький парень с кудрявой рыжей шевелюрой и россыпью озорных веснушек с интересом рассматривал то Раджеда, то Сарнибу с Олугдом.
– Не «ты», а «вы», – учтиво поправил Раджед. Конечно, он и сам позволял себе некоторые вольности, например, сидеть на троне не совсем надлежащим образом. Однако его с детства научили уважать старших. И этот странный юноша ста лет от роду не имел права на такие вольности.