Он взял у меня подвеску и покрутил, разглядывая.
– Смотри, это не целый кулон. Вот крепление, оно должно соединяться с ещё одним элементом. У тебя половина. Где вторая?
– Ну, не знаю. Ты думаешь, дело в кулоне?
– А чем ещё объяснить твои новые таланты? Ещё вчера их не было, и сегодня с утра тоже.
– Тим, ты думаешь, что какой-то предмет может так повлиять на человека?
– Знаешь, – комично изображая уязвлённость, изрёк Тим, – я достаточно вращался в околоэзотерических тусовках, чтобы знать, что такие вещи возможны. Но если найдёшь другое объяснение, я его выслушаю.
Я задумалась. Никакое другое объяснение в голову не приходило.
– Тогда почему на тебя не подействовало? – нашла я единственный аргумент, заставивший меня усомниться в его теории.
– Тут возможно много причин, – со знанием дела сообщил мой друг. – Например, он работает только на магии крови – то есть на родственниках или активируется только однократно, или сам себе выбирает хозяина. Да мало ли ещё вариантов? Я его воспринимаю как простую побрякушку. А ты?
Он вернул мне собачку, я положила кулон на ладонь.
– Он тёплый, он как бы обволакивает руку какой-то энергией. Такой мягкой и уютной, и она пульсирует… Он живой.
– Повесь себе на шею и никому о нём не говори. Если эти ребята его ищут, у тебя проблемы. Да за тобой просто охота начнётся! Я постараюсь аккуратно что-нибудь разузнать. А ты, очень прошу, затаись и никому ничего не показывай. Я после свадьбы Мишки три месяца себе компаньона по квартире искал, пока о тебе не подумал. Если что-то с тобой случится, мне опять придётся одному аренду оплачивать!
– Ах ты, меркантильный тип! А ещё друг называется! – рассмеялась я.
Шутка Тимки немного разрядила атмосферу, а то мне уже начали мерещиться подозрительные тени за окном.
– Ладно, хватит на сегодня стрессов и сверхспособностей. Спать хочу. Марш из моей комнаты!
– Нин, когда я сказал держать всё в секрете, я не шутил, – очень серьёзно произнёс мой друг, обернувшись в дверях. – Это действительно опасно!
– Да поняла я, поняла! Спокойной ночи! А в душ я первая!
Утром вскочила в шесть как ужаленная. Быстро собралась, сгребла в бесформенную кучу разбросанные по квартире вещи и понеслась на работу. Мне нужно было отвлечься. От замкнутого круга вопросов без ответов голова раскалывалась. Понятно, что полицию вызывать бессмысленно, ничего же не украли. Не стоит и время тратить.
Несмотря на вчерашнее предупреждение, Маша, как всегда, опоздала на полчаса. Но в пять секунд сориентировалась в обстановке (за что я это и терплю!) и тут же сообщила, что Михаил Рудольфович, мой редактор, прислал отработанный материал для следующего номера и настаивает на личной встрече, чтобы обсудить кое-какие спорные моменты.
Ещё звонили из торгового центра «Моя планета», просили больше экземпляров журнала для распространения в рамках нашего договора. Вот жульё! Хотят треть тиража заграбастать даром, – знают, что люди за три дня всё разберут. Многие в их «Планету» для того только и ходят.
В общем, отвлеклась. Но к вечеру в офис вернулся наш Математик – так мои лоботрясы прозвали курьера Сашу, потому что он учится на кафедре математического моделирования, и вообще, немного не от мира сего. Ещё с утра я просила его забрать содержимое загадочной ячейки.
Когда маленькая аккуратная коробочка стояла передо мной на столе, меня снова посетило неприятное предчувствие.
– Ольга Марковна, я вам ещё нужна?
– А что такое?
– У меня студия через полчаса, – осторожно напомнила Маша. – Сегодня последний прогон.
– Что, уже? Ты говорила вроде спектакль через месяц.
– Месяц прошёл, Ольга Марковна.
– Правда?
Надо же, как быстро. А вроде только вчера она с энтузиазмом рассказывала о роли, которую ей дали в любительском театре «Астрэль». Теперь почти каждый день канючит, хочет сама написать статью о премьере. Не знаю, может, и соглашусь.
– Так я пойду?
– А? Да, иди, Маша.
Когда возбуждённый Машин щебет затих где-то у лифта, я вскрыла коробочку. Ничего зловещего, как я себе напридумывала, не случилось. Там лежала какая-то детская подвеска на серебряной цепочке. Что за ерунда? Кто это прислал? Зачем??
Повертела кулон в руках. Ну да, милая такая кошечка сидит, трогательно обернувшись хвостиком, и серьёзно так смотрит изумрудными глазками.
Что-то зацепилось за палец, и с тыльной стороны я обнаружила досадный дефект: выщербленную впадинку. И могу поклясться, что из этой крошечной впадинки как будто холодом повеяло… Жуть, одним словом! Кинула цепочку в сумку и выключила настольную лампу, собравшись тоже идти. Сегодня нет резона торчать допоздна, к тому же дома надо прибраться.
Проспекты, перекрёстки Новобержска… Кажется, уже знаешь их наизусть, а всё равно каждый раз восхищаешься величественной монументальностью сталинских зданий в старой части города. Иногда я жалею, что не купила квартиру в таком доме.
На очередном светофоре, когда я уже сворачивала в свой квартал, раздался звонок.
– Алло?
– Здравствуй, Олечка.
Голос Эммы почему-то оказался неожиданным. Честно говоря, после похорон я боялась с ней разговаривать. Они с мамой дружили миллион лет, и теперь, когда мамы не стало…
– Добрый вечер, Эмма. Как здоровье?
– Всё в порядке, дорогая. Я хотела… Знаю, уже поздно, но ты не могла бы заехать ко мне?
Эмма Елизаровна Гельд, старинная мамина подруга, хотя и старше её на пятнадцать лет, преподавала музыку в новобержском музыкальном училище, кажется, всю мою сознательную жизнь. Теперь она на пенсии, но всё равно к ней продолжают ходить ученики, потому что педагог и музыкант она от бога. Эмма выросла в интеллигентной профессорской семье, о которой не любит распространяться. Я знаю только, что у неё масса родственников, и в основном заграницей. Часто из Нью-Йорка приезжает племянник Марик, иногда один, иногда с женой и двумя дочками. Эмма очень гордится его успехами на музыкальном поприще. Марик – саксофонист в джаз-бэнде и колесит по всему миру с гастролями. Ещё краем глаза я видела несколько писем из Израиля, Германии и одно, кажется, из Польши. Эмма не рассказывает, кто все эти люди, да я особо и не расспрашиваю. Ценю право человека на личную жизнь.
Вот и её дом, сталинской как раз постройки, на улице Дзержинского (и когда её уже переименуют?). Сворачиваю во двор-колодец, где зловеще завывает ветер. Нет. Наверно, я просто себя накручиваю. Столько было странностей в последние несколько дней, что волей-неволей заработаешь паранойю.
Дверь номер двадцать три обита мягкой, слегка выцветшей коричневой кожей. Эмма встречает меня, как всегда, при параде: в длинной чёрной юбке классического кроя и шёлковой блузе с элегантным бантом. Седые волосы аккуратно уложены в пучок, тонкие музыкальные пальцы поправляют очки в позолоченной оправе. Она улыбается своей тёплой, но сдержанной улыбкой, и я снова чувствую себя школьницей, которая сбежала с уроков с одноклассником и рванула в Новобержск.
Помню, мы с Глебом долго болтались по городу, и я предложила зайти к маминой подруге погреться. Эмма в тот день не работала и очень удивилась нашему появлению. Она накормила нас и обещала не выдавать маме, но из школы всё равно сообщили о прогуле. И Эмма взяла вину на себя. Сказала, что сама забрала нас, просто забыла предупредить. Конечно, мама ей не поверила, только сделала вид. Зато, кажется, с тех пор она и невзлюбила Глеба.
– Добрый вечер, Эмма.
– Заходи, Олечка.
Квадратная прихожая в лучах мягкого света приветствует гостей уютным диванчиком и книжными полками, заставленными раритетными книгами. Эмма как-то говорила, что книги достались ей от деда.
Далее – бархатная гостиная. Немецкий рояль в зоне эркера у окна. Глубокие кресла и кушетка. Тяжёлые портьеры с кистями. Картины на стенах в дорогих увесистых багетах. Круглый обеденный стол с роскошной бежевой скатертью до пола. Свечи в серебряных подсвечниках. Напольные часы (по-моему, швейцарские, потому что не помню, чтобы они хоть раз ломались или останавливались).
Здесь Эмма принимала учеников и проводила уроки. Сегодня на столе лежали потрёпанные ноты (наверно, кто-то из учеников забыл, потому что хозяйка квартиры ни за что бы не довела свои до такого состояния).
– Я сделаю чай, – сказала Эмма.
Пока она возилась с чайным сервизом, накрывая на стол, я наблюдала за ней. Мне почудилось, что она встревожена, но не хочет это демонстрировать. Было неловко. Я не знала, как с ней говорить о матери, но молчать об этом ещё хуже.
– Не переживай за меня, – улыбнулась Эмма, разливая ароматный горячий напиток по фарфоровым изящным чашечкам. Она словно прочитала мои мысли. – Я в порядке. Это было… неожиданно. Но я… Всё хорошо.
Она поставила чайник на керамическую подставку с китайским драконом, села рядом и вдруг спросила:
– Ты получила кулон?
Пять минут я пыталась понять, есть ли у меня голосовые связки. Вроде звук извлечь хочется, а не выходит.
– Кулон? – глупо переспросила я.
– Да, кулон. Серебряная кошечка на цепочке.
– Я… Получила… А что?.. То есть как?.. Подожди… Почему ты спрашиваешь?
– Я всё объясню, – пообещала Эмма, – но не сейчас. Я должна признаться. Не знаю… Настя, может, мне и не простит, но… Я сделала, как считала нужным… И думаю, так будет лучше… Для всех…
– О чём ты? Я ничего не понимаю.
– Покажи мне его.
Было неловко рыться в сумке несколько минут под её пристальным взглядом.
– Ты его не надевала, – печально констатировала Эмма.
– А надо было?
Наконец проклятая безделушка соизволила зацепиться за палец, и я протянула кулон Эмме. Но она покачала головой и попросила сначала надеть его. Не в моих правилах заниматься подобной ерундой, но это же Эмма!
Поначалу ничего необычного я не почувствовала. Донимал только полный идиотизм ситуации, но потом… Как будто что-то случилось с головой – тошнота, чудовищная мигрень, пространство перед глазами поплыло, предметы стали нечёткими, словно во сне. Я испугалась и схватилась за кошку, чтобы снять, но Эмма остановила меня:
– Нет, не трогай! Почувствуй его.
– Ты издеваешься? У меня крыша едет от этой чёртовой штуки!
– Подожди.
И действительно, через пару минут головокружение прекратилось. Но могу поклясться, что в моём сознании что-то сдвинулось. Трудно это объяснить… Всё стало каким-то другим. Даже Эмма теперь казалась не совсем той Эммой, которую я знала. Может, это, конечно, от того, что она несла какой-то бред, и всё же…
– Ты веришь в существование других измерений, Оля?
– Измерений?! Нет, конечно.
– Ничего, – как-то хладнокровно уверила она, – скоро всё изменится. Ты поймёшь.
– Ты меня пугаешь, Эмма. Правда. Объясни по-русски, что здесь происходит?
– Я…
В этот момент раздался звонок в дверь, и я дёрнулась, как от выстрела. От всей этой жути, что творилась после похорон мамы, у меня совсем сдали нервы.
– Ты кого-то ждёшь? – с нервным смешком поинтересовалась я.
– Нет, – испугано ответила Эмма, чем только усугубила моё состояние.
Звонок повторился, но она не спешила открывать дверь. Тогда встала я. В конце концов, надоели эти загадки и мистическая хрень!
– Оля! – вскочила Эмма.
Но я уже была в холле. Осторожность всё же не покинула меня, и я глянула в глазок. Там стоял аккуратный мальчишка лет тринадцати с нотами в руках. Что меня смутило, так это то, как нарочито он демонстрировал их. Ну, и ещё … А вам не показался бы странным визит пацана к своей учительнице в одиннадцать часов вечера всего за сутки до Нового года?
– Чего тебе, мальчик? – да, я открыла дверь.
– Эмма Елизаровна дома? – невинно поинтересовался он.
– А что?
– Я забыл у неё ноты.
– Правда? – подозрительно сощурилась я. – А это что?
Парень с досадой спрятал ноты за спину.
– Это другие.
Честно говоря, я подумала о потрёпанных нотах на столе, но что-то внутри громогласно вопило об опасности, и я холодно ответила:
– Эммы Елизаровны сейчас нет. И я не видела никаких нот. А тебя явно заждались родители.
– А где она?
– Тебя это не касается.
– Когда она придёт? – настаивал он.
– Понятия не имею. Всё, спокойной ночи.
Я быстро захлопнула дверь и почувствовала, как колени от страха подкашиваются. Что за чёрт? Испугалась какого-то пацана! Это уже ни в какие ворота не лезет! И потом, может, он действительно забыл ноты? Те самые, что на столе…
– Кто это был? – тихо спросила Эмма, не решаясь выйти в холл.
– Не знаю. Вроде ученик.
– У меня нет такого ученика, – она побелела, как смерть. – Это были они.
– Кто «они»?
– Господи, – дрожа всем телом, прошептала Эмма, медленно оседая по стене, – зачем я втянула тебя во всё это?
– Во что втянула? Эмма?!
Глава 3. Метод Тураевой: как встретить Новый год, завоевать друзей и оказывать влияние на демонов
Тридцать первого декабря у меня был выходной. По всей России это день рабочий, а у нас на кафедре всех уже отпустили на каникулы. Я повалялась в кровати и решила проверить свои новые таланты. Для чего собралась, позавтракала и направила стопы к городской библиотеке. К счастью, она работала, хотя и до обеда. Там есть огромный зал иностранной литературы, и я хотела узнать, сколько языков выучила столь загадочным способом.
Через два часа со всей очевидностью пришлось признать, что я сильно недооценила масштаб метаморфозы. Я понимала любой язык!!!
Сначала пошла романская группа. Английский проверять не стала, тут уже всё и так ясно. Взялась за испанский, французский и немецкий, следом итальянский. Читала легко и убедилась, что могу написать и произнести любую фразу на любом из этих языков.
В порядке эксперимента нашла сборник японской поэзии девятнадцатого века в оригинале. И он меня добил окончательно. Потому как смысловое наполнение каждого иероглифа, а также его частей, каждой черты, было для меня кристально ясно.
На достигнутом не остановилась – нашла энциклопедию по истории Древнего Египта и уставилась в фотографии папирусов. Да я теперь гениальный археолог! Один из папирусов был письмом личного характера, другой – счётом за поставленные ткани.
Эврика! Теперь я смогу расшифровать письмена на своём «Жезле»! Правда, придётся две недели подождать. До конца каникул музей будет закрыт, а ключ у декана, который ещё вчера вылетел отдыхать на Кипр.
Просидев в библиотеке почти до закрытия, я вспомнила, что вообще-то Новый год, а у меня – ни праздничного ужина, ни ёлки, ни подарка Тимке. Пришлось бежать в супермаркет и выстоять бесконечную очередь у кассы, оставив там примерно треть недавно выданной зарплаты. Ещё успела заскочить в палатку ремонта обуви и забрать злополучный сапог.
Так что домой я пришла к моменту, когда Тимка уже собрал в моей комнате – она и по размеру больше, и с телевизором – нашу старую изрядно пощипанную ёлку. Тим притащил также большой стол из своих апартаментов, смахнув при этом всё его содержимое прямо на пол: ноутбук, системный блок, монитор, клавиатуру, кучу проводов, наушников, динамиков и прочего высокотехнологичного барахла. Войти к Крылову, не сломав ноги, всегда было проблемой, а теперь и вовсе стало под силу разве что опытному и отчаянному ниндзя.
Ставить на праздничный стол по-прежнему было нечего. Поэтому я бросила друга самостоятельно наряжать китайское пластиковое дерево, а сама пошла на кухню резать салаты. Сегодня должны прийти Тимкины старые друзья, а ещё некая Вера, с которой Крылов встречается уже целую неделю!
У меня подруг никогда не было. В общаге и то общий язык найти не смогла с соседками по комнате, почему к Тимке и переселилась. Он-то ко мне привык за долгие годы и воспринимает моих «тараканов» спокойно. А на кафедре у нас как-то вообще не принято тесно общаться, не пойму, почему. Единственный человек, которого я могла бы назвать подругой, Лилька Панкратова, уехала в Германию на стажировку и вернётся только через полгода. Если, конечно, вообще вернётся. Так что Тимкины друзья – моя единственная в этот Новый год компания.