— Я не успел, — шепот сзади. Стены простреливает трещинами. Закрываюсь от острой крошки. Сжимаю кулаки, вспоминаю крышу, но разломы продолжают ползти, смыкаясь трескучим кругом.
Наас трогает за запястье, тянет на себя, когда больно обваливается побелка. Обнимает до хруста в костях. Хрипит, уткнувшись в плечо, и страшно дрожит. Я не разбираю слов за мечущейся в воздухе взвесью.
На лестнице топот, но Наас не размыкает объятий. Обхватываю за талию, прижимаюсь щекой к щеке. Если кто-то решит убить нас сейчас — пусть, пусть.
— Тони! Где он?! — кричит Айяка. Отталкивает с дороги. Звонко вылетают окна — внутрь, впуская ветер и птичий хор. Бледный как мел Рики застывает на пороге гостиной. Его глаза прикованы к телу Нининого брата.
Трое магов останавливаются за ним. Энид зажимает рот, падает на колени у мертвеца. Я прячу лицо на груди у Нааса.
— Что произошло?!
— Байех потух, — отвечает Рики. — Чассь линий. Мы сгазу…
— Тони, — задыхается парень. Хикан? Тот, кто привел Тони в Университет? Невидимый, протискивается мимо и сдавленно всхлипывает.
— Кто…?! — сипит Энид, странным образом тише и громче чертовых воробьев и крошащейся штукатурки. Я вцепляюсь в Нааса. Ему, наверное, больно, но отвечает ровно, будто заучил наизусть:
— Он убил Тони.
Сжимаю пистолет, поднимаю голову и ловлю адресованный рыжеволосому магу яростный взгляд. Наас верно описал Энид: действительно, невероятно красива, лучше, чем на фотографии — кукольно-яркая даже под слоем пыли, с опухшим носом и неровными пятнами румянца на щеках. Пристрелю, если дернется.
— Ты всегда его ненавидел, — шипит девушка, баюкая на коленях голову Кана. — Почему он такой…?! Что вы с ним сделали?!…
— Он напал первым, — оглаживаю спусковой крючок. Волшебница замечает и вздергивает верхнюю губу в оскале, собирается заговорить, но охотник рядом с ней не дает:
— Дом горит, — чт… Он прав. Тонкий запах гари ползет от входной двери.
— Надо уходить, иначе пожар перекроет выход.
Энид взвивается:
— Погасите! Мы не можем…
— Мы оставим их здесь, — Айяка призраком возникает на пороге. — Его кости не должны оказаться в фонтане.
— О чем ты говоришь?! — но охотник… не Хикан, значит — Эйсандей, Эйса — подхватывает Энид и перекидывает через плечо. Девушка колотит по спине, срывает голос, пока маг несет ее прочь от Кана.
Наас ведет меня за ними. Оглядываюсь на изуродованный труп, на взявшихся за руки Айю и Рики. Хикан еще в комнате с Тони.
За приоткрытыми дверями квартир на первом этаже пляшет оранжевое зарево. Дышать жарко и тяжело, я и не дышу, позволяя легким гореть вместе с домом. Снаружи рыжие языки вывалились из окон и тянутся к крыше. Энид рыдает, раскачиваясь взад-вперед. Мне не стереть из памяти мертвое лицо Кана, зря только царапаю шрам и пытаюсь воскресить другое: ямочку на правой щеке, когда он усмехался. Суровые морщинки между черными вразлет бровями — когда хмурился и волновался. У носа — когда злился. Кан часто злился. На секунду я вижу его живым, но стоит моргнуть — и черты рассыпаются.
С Тони проще. Картинка возникает сразу. Наша тесная кухонька, вечерний свет. Загорелый худощавый парень сгорбился на стуле. Перед ним шахматы, недоигранная партия. Поднимает взгляд — рассеянный, нездешний, прозрачные зеленые глаза глядят сквозь меня. Ерошит отросший ежик русых волос. Вздрагивает, замечая. Светло улыбается:
— Привет. Ты сегодня рано.
Тони я запомнила правильно. Пусть так и не узнала, но запомнила. Это тоже важно.
В конце ведь только память и остается.
***
Дом горит много часов. Даже когда гореть уже нечему. Полыхает ровно в границах переулка, не поджигая соседние. Мы стоим на противоположной стороне, прислонившись к стене, за которой ворчит и перекатывается смерть — впервые бессильная кого-либо напугать.
В сумерках зарево заливает половину неба. Рушится, выпуская к бледным звездам столпы искр, кровля. Пепельные хлопья невесомо ложатся на кожу, подергивают воздух рябью помех. Запрокинувший голову к надломленной луне Рики говорит: — У нас мало вгемени.
Да. Айя отталкивает Нааса, когда тот пытается ее увести, и близко-близко подходит к ревущему пламени, под град выпрыгивающих углей. Парень запускает пальцы в волосы, застывает, горестно закусив губу. Тихо говорит:
— Мы должны вернуться домой. Я обещал ему. Пожалуйста. Если мы умрем здесь, никто не узнает. А его семья должна знать.
Эйса помогает подняться Энид. У обоих лица черные от копоти, у нее грязные дорожки расчертили щеки.
— Идем в тюрьму, — говорит охотник. — Там сильный барьер.
— Нет. К нам, — отвечает Наас. — Ближе к знаку. Вы отмечены тварью. Больше не нужно прятаться за барьером.
Он преувеличивает, но я молчу. В висках снова стучит мигрень. Уверена, у Нааса тоже.
Идем домой.
По дороге Айяка начинает рыдать. Они с Наасом останавливаются. Я неловко застываю рядом, пережидая усталость и тошноту.
Друг Айи зовет:
— Пойдем. Мы тут лишние.
Зачем-то говорю ему:
— Всегда хотела спросить у Тони, что значат его татуировки, — давлю в точку над бровью, где ноет боль. Слабость холодит поясницу. — Глупый вопрос, знаю, поэтому откладывала до подходящего момента. Мне казалось, успею еще. Но теперь его нет, а я не только про татуировки не спросила. Я вообще почти ничего не…
— Лед, — отзывается идущий впереди Хикан. — Они значили его стихию. Жесткие грани становятся мягкими по краям рисунка, на спине. Напоминание, что любой лед тает и становится водой, с которой ему под силу справиться.
— Линия на локте перекрывает следы от инъекций, — доносится сзади. Наас. — Черная полоса в его жизни.
Дальше мы идем в тишине.
Замечаю скользнувший между домами светлый силуэт. Вместе с ним движется вязкая тьма. Сердце пропускает удар. Стискиваю ладонь со следом крови в кулак. Затухающее пожарище красит ночь в теплые ржавые цвета. С каждым шагом что- то стирается, меняется или придумывается. Правда — хрупкая штука. Голоса Тони и Кана прямо сейчас теряются в трепете крыльев, а мы расскажем о них совсем не так, как они сами могли бы сказать:
— Жаль, что я не спросила.
Каким запомнит брата Нина? Тем, кто заботился о ней, или тем, кто ненавидел? Господи, они с Тони ведь ежедневно склонялись над черно-белой доской, часами переставляли фигуры! Оба маги воды, стихии грусти, у обоих есть семьи, которые ждут по ту сторону колдовства! Кан выбрал жизнь в границах Университета.
Тони хотел их сломать. Кан не подумал, что печать твари отправит его в лаборатории вместе с нами. Или подумал, но отказался поверить. Злился, боялся, сомневался, но ведь… неужели сражаться, убивать — единственный выход?
— Я проверю заклинание, — говорю у дома.
— Они уже должны быть там, — заторможено оборачивается Наас. — Мы отправили послание. Чтобы прислали не охотников, а исследователей.
В коридоре позади него включают свет. Огонек режет глаза и бордовый сумрак разоренной улицы. Охотники толпятся в проходе, осматриваясь. Эйса подталкивает безучастную Энид к ванной.
— Как? Как послали сообщение? — тру шею, разгоняя спазм. Боль стекает по позвоночнику.
— Сообщающиеся сосуды, — морщится парень. — Меняют цвета. Вроде азбуки Морзе. Неважно. Я запер знак. Они не выйдут за его границу. Мы идиоты, что сразу так не сделали. Не надо было всю чертову ночь следить за Каном, тогда Тони был бы…
Наас запинается. Касаюсь его щеки:
— Жив. Да, — а теперь нам придется жить с этим. — Мы ошиблись. Я… я не поняла, что мигрень связана с открытием портала. У тебя тоже сейчас болела голова? Наас до желваков стискивает зубы: да.
— Проверю подвал и быстро вернусь. Побудь с Айей, — и с ними.
Кивает, просит:
— Не задерживайся.
— Будь осторожен.
Наас невесело улыбается:
— Все нормально. Мы договорились. После печати Плутона и спорить-то не о чем было. Тем более, Хикан… неважно. Потом. Главное, мы теперь связаны.
— Вы и были связаны, — друзья, возлюбленные. — Зря Совет их выбрал.
— Надеюсь, — встрепанные прядки нимбом горят вокруг его запачканного лица. Я на мгновение замираю, позволяя картинке отпечататься в памяти.
На всякий случай.
— Ты в порядке? — обычно яркий голос сейчас совершенно бесцветен.
— Это я должна спрашивать.
— Нет. Я не в порядке, — он на секунду оборачивается к тусклой Айяке. — Но сейчас не время. Иди. Убедись, что барьеры работают. Мы не имеем права ошибиться еще раз.
Иду. По обломкам, перешагиваю через раму входной двери. Кубики стекла хрупают под ботинками. Обрывки плаката с обещанием скидки хлопают от сквозняка. Холодно, дыхание клубится. Ажурные фермы пусты: птицы греются у огня. Очертания предметов проступают и тают, стоит пройти мимо.
Я не слышу ни звука, и лестница по-прежнему оканчивается ватным мраком, но эхо чужой жизни заставляет волоски на затылке подняться дыбом. Постояв на первой ступеньке, спускаюсь.
Заклинание прозрения щекочет в висках. Теперь можно разглядеть подвал четко, даже свои покрытые мурашками ноги. Крадучись, обхожу ящики и тюки. Под подошвами тихонько шоркает бетон. Старший из охотников медленно поднимает оружие.
Целится точно в меня, хоть карие глаза лишены золотистого кольца заклинания. Лет тридцать пять, сутулый и загорелый. Лохматые темно-русые пряди,
недельная щетина. Безразмерная куртка с подкатанными рукавами топорщится карманами, на поясе джинсов — кобура со вторым пистолетом. Пинаю камешек через весь зал. Он даже не вздрагивает.
Чуть позади у груды сумок зябко кутается в ярко-фиолетовое пальто молодая женщина. Переступает на месте, едва слышно — вооруженный охотник свирепо щурится. Короткий малиновый ежик на голове волшебницы стоит дыбом: в воздухе потрескивает электричество. Сано Тхеви. Как сказал о ней Тони? Свидетель? А мужчина, наверное, телохранитель. Сойт Роэн.
Еще двое парней сидят спиной. У одного синяя куртка и огромный армейский рюкзак, а другой замер на карачках у парящей лужи. Янни, должен быть он. Словно в ответ на мои мысли, маг оборачивается. Бледный до синевы, светлые прядки облепили покрытое испариной лицо. Ребенок — говорила Плутон. Почти: не старше пятнадцати. Скребет по знаку пятерней, открывает рот. По подбородку сбегает струйка слюны. Я останавливаюсь.
— Теплая, — говорит Янни. Запахивает красный пуховик. Облизывается. — И холодная. Не понимаю.
Сойт Роэн выдыхает сквозь зубы.
— Тсс, — шипит парень в синей куртке. Брат Янни, Мария Хектор. Отчего-то кажется измученней мага огня, и без боевой формы охотников все они выглядят уязвимыми. Шагнув за колонну, спрашиваю:
— А ты какой?
Сано качается ближе к телохранителю. Янни солнечно улыбается:
— Мне жарко.
— Я была бы не против жары, — женщина говорит неожиданно низким, глубоким голосом.
— Это из-за ритуала, — Мария прикладывает руку ко лбу мальчишки. Хмурится. — Вряд ли ты этого хочешь.
Волшебница бормочет:
— Нытик.
— Может, заткнетесь? — осведомляется мужчина.
— Слушаюсь, папочка, — фыркает Сано. Я прислоняюсь щекой к шершавому камню. Пропустит ли барьер пули? Или стоит сбежать, пока они не рискнули зажечь заклинания или фонари?
Почему они не зажгли фонари?
— Так и будешь прятаться? — насмешливо спрашивает женщина.
Сойт Роэн морщится:
— Что с первой группой? — его тон… ежусь. Будто на допросе. Когда погиб… когда я убила сторожа, со мной трижды беседовали, и сейчас в памяти воскресают старые вопросы:
— Во сколько ты ушла?
— Как вышла?
— Через главный вход? Но тебя не было на записях с камер на крыльце.
— Дверь под лестницей? Минуту назад ты сказала другое. Ты врешь сейчас или соврала раньше? Почему?
— Ты чего-то боишься?
— Как добралась домой, если автобус заканчивает ходить в девять?
— Зачем шла пешком через весь город? Ты могла остаться. Ты и осталась. Мы проверили звонки с твоего телефона и знаем, что минимум до пяти восемнадцати
утра ты не покидала территории школы. К этому моменту сторож уже был мертв. Его тело нашли перед единственным освещенным классом. Сто двенадцатый кабинет. Именно там проходит продленка у твоей группы.
— Зачем он приходил к тебе? Во сколько?
— О чем вы говорили? — Как долго?
— Что ты видела?
— Что ты слышала?
— Тебя что-то напугало?
— Почему…
Зажмуриваюсь. Тогда я запуталась и сказала слишком много. Но я была ребенком, а в обычном мире дети не убивают взрослых — сплюснув голову, вспоров живот, плеснув алым в потолок. Мне не поверили, но отпустили к заплаканной, снова и снова набирающей папин номер маме.
Сейчас я — маг огня. Почти чудовище. Враг, а должна стать союзником. Говорю:
— Четверо охотников погибли. Я не знаю, кто. Мы хотели поговорить, но они сразу напали.
— У них был иной приказ, — возражает Сойт Роэн.
Пожимаю плечами — плевать, что им не видно:
— Мы разделились. Айяка осталась дома. Наверное, они не ожидали, что кто-то появится сбоку, — девушка выстрелила первой, но могло быть и иначе. — Открыли огонь. Мы вмешались. Ситуация вышла из-под контроля. Тони и Кан тоже мертвы.
Я позволяю решить, что битва оборвала шесть жизней. Пока опасно усложнять историю. Делаю глубокий вдох и — выпускаю страх. Вспарываю штукатурку, отступаю за шумом трескающихся стеллажей и ящиков. Кричу из коридора у лестницы:
— Зажгите костер! Знак выдержит.
Выстрел гремит раскатом грома, осколки камня обжигают щеку. Ну и дерьмовый же барьер поставил Наас.
Мужчина опускает пистолет:
— Где выжившие?
— С нами. Они не пленники, — голос бьется о стены. Эхо затухает в углах. Янни раскачивается из стороны в сторону, закрыв уши и не обращая внимания на сбивчивые уговоры брата:
— Не надо, Ал, пожалуйста! Ты же знаешь, что будет, если ты не успокоишься.
— Чего вы хотите? — игнорирует их мужчина.
— Пакт Серафима.
Фыркает:
— Мир с тварями? Невозможно.
— Необходимо.
— Совет не согласится.
— А другие маги?
Он не отвечает. Но поднимает голову Мария Хектор:
— Создавать тварей специально станет незаконным. Значит, пакт положит конец исследованиям Хайме, — словно пробует слова на вкус. Янни макает палец в лужу рвоты и пытается что-то нарисовать поверх черных линий знака.
— Да.
— Там есть пункт, прямо запрещающий физическое изучение темных созданий. Живых или мертвых… — парень вскидывается, — но сама магия огня и тьмы останется доступна. Пакт полностью защитит волшебников, только если…
— Мы поставим себя на одну ступень с тварями, — Наас понял это первым, в ночь у поискового заклинания, пока Кан залечивал ожоги в тюрьме. Мы застыли в коридоре и сонном оцепенении, лишь кот с громким урчанием терся о ноги. Неподвижный свет лампы крал время: вроде недавно отгорел закат, а Айины часы вдруг показали три ночи.
Я тронула соседний узор. Скоро он потонул в точках:
— Мы давно стоим бок о бок. Мир сделает убийство твари страшнее убийства человека. Будучи людьми, мы не имеем такой защиты.
— Вас официально перестанут считать… — покачал головой Тони.
— Подопытными крысами, — сжал кулаки Наас.
— Если мир нарушат, ваше положение станет хуже, чем есть, — сказала Айяка тогда, и Сойт Роэн сейчас.
— Или наоборот, — скрипит Янни. Маги вздрагивают, разворачиваются к нему. Но мальчишка замолкает. Продолжает чертить закорючки.
Или волшебство?
— Верно, — кто-то спускается. Достаю пистолет. — Начнется война, и люди проиграют.
— Это не значит, что вы выживете. В Университете хранится ваша кровь. Мы знаем, где найти ваши семьи и даже друзей. Вы не твари, вам есть, что терять.
— Мы готовы рискнуть. А вот Совет — вряд ли. Им терять побольше нашего. Ты прав, маги огня всегда отделяли себя от тварей. Пытались быть людьми. И вот, куда нас это завело. Если мы сумеем объединиться, Совет утратит власть над нами из страха перед тьмой.