7 смертных грехов - Satire_de_Victoria 2 стр.


— Скажи, ты любишь меня? — Прошептала Шарлиз.

— Я люблю секс, глупая, а точнее трахать, таких как ты. — Эван Розье излился прямо в рот Мариотты. — О да, глотай, девочка!

— Эван…

— Мне так нравится смотреть на вас, особенно, когда вы развлекаетесь друг с другом. — Облизнув пересохшие губы, он впился поцелуем в губы кузины.

— О, Эван…

Трое наслаждались достигшим, почти одновременно, оргазмом, лёжа на влажной постели.

— Вы хотели узнать какой я, дамы, — он сглотнул. — Я похоть! Я блуд!

========== Беллатриса Лестрейндж. Гнев. ==========

Комментарий к Беллатриса Лестрейндж. Гнев.

Музыкальное сопровождения для части The Vision Bleak - Wolfmoon

Гнев — отрицательно окрашенный аффект. сильное, возбуждённое состояние духа против ближнего.

— Убирайтесь отсюда, помойные крысы! — Женский разгневанный голос прозвучал на весь главный зал Лестрейндж-холла. — Пошли вон! Прочь!

— Дорогая?! — Родольфус Лестрейндж смотрел на жену, которая ухватилась за рукоять своего кинжала, готовая наброситься на любого присутствующего.

— Тебя это тоже касается, безвольный чистокровный ублюдок!

Рабастан настороженно взглянул на своего брата, затем на его разъярённую жену и попятился к выходу, противно шаркая туфлями по полу. Его примеру последовали Мальсибер и Нарцисса. Будь здесь сам Волдеморт, никто бы не удивился, если он испарился, лишь бы не попасть под луч непростительного. Под крики Беллатрисы пожиратели быстрым шагом удалялись по длинному коридору, освещённому тремя тусклыми факелами. Нарцисса бежала первой, ухватившись руками за округлившийся живот. Некоторые даже не оглядывались, потому как знали, Беллатриса всегда отличалась своей жестокостью, а уж если та была в гневе, попадёшь под горячую руку — вспоминай молитвы и мысленно ставь себе свечку за упокой души.

Вазы разбивались о стены, осыпаясь осколками на белоснежный мраморный пол. Следом за ними летели золотые, инкрустированные всевозможными драгоценными камнями, кубки, звонко лязгая, ударяясь друг о друга. Лучи заклинаний разноцветными вспышками озаряли помещение и грубое усталое лицо ведьмы, по которому катилась слеза; тонкой дрожащей рукой она стёрла признак слабости и, тряхнув своей кудрявой иссиня-чёрной шевелюрой, обессилено опустилась на холодный пол.

Ненавижу!

Неожиданно приняв вертикальное положение, она трансгрессировала.

Ванная комната встретила темнотой ведьму, чья длинная рука инстинктивно потянулась к маленькому выключателю настенной лампы.

Беллатриса Лестрейндж, в тусклом жёлтом свете, смотрела на своё отражение в зеркале, её непослушные черные кудри беспорядочными прядями спадали на спину и плечи. Ледяной ладонью она провела по ним, делая глубокий вдох; спёртый воздух неприятно проникнул в лёгкие. Бледное вытянутое лицо выглядело совершенно уставшим. Беллатриса облокотилась окровавленными руками о край мраморной раковины, всматриваясь в безупречную гладь зеркала. Губы искривились в усмешке, а сознание пустилось в водоворот безумных суток, которые она провела в пыточной, расположенной в подземельях Лестрейндж-холла.

Хрупкая рыжеволосая женщина прижимала к своей груди маленькую девочку, чьи мягкие измазанные грязью кудряшки были безжалостно отсечены острой сталью кинжала, который Беллатриса вертела в левой руке.

— Предательница, ты произвела на свет это прелестное дитя, изначально обрекая на муки и смерть!

— Не смей прикасаться к ней, Белла! — Голос женщины предательски задрожал. — Клянусь Мерлином и Морганой, я убью тебя голыми руками!

— Как умно с твоей стороны угрожать мне, — Беллатриса обнажила белоснежные зубы в улыбке. — Я твой личный палач, который не даст права последнего слова! Ты предала нашего господина, за что получишь неминуемое наказание, тварь! — Прокричала она, хватая ребенка за почти невесомую ткань белого шелкового платья. Послышался хруст, как только предательница-мать крепче ухватилась за тело дочери.

— Убери свои грязные руки от моей дочери! Элизабет, милая, очнись!

— Молчать! — Хлёсткий удар пришелся на щёку женщины. — Хочешь, чтобы она выжила?

— Да.

— Тогда сейчас же отпусти её! — Беллатриса притянула к себе ребёнка, который начал приходить в сознание.

— Мамочка? — Длинные чёрные ресницы распахнулись, открывая небесно-голубые глаза. Девочка смотрела то на мать, то на незнакомую женщину. — Вы злитесь? — Почти шёпотом она спросила у той самой незнакомки.

— Злюсь, дитя, очень сильно злюсь!

Беллатриса никогда не отличалась любовью к детям, ещё будучи самой ребёнком, она любила издеваться над сёстрами и соседскими мальчишками-близнецами. Как только ей исполнилось четырнадцать, она поклялась себе и родным никогда не заводить семью, и если муж, спустя несколько лет, у неё появился, то к рождению Лестрейнджа-младшего она была категорична.

Сейчас, держа маленькую Элизабет за оставшиеся неостриженные золотисто-ржаные кудряшки, впиваясь до крови длинными ногтями в тонкую молочную кожу детской головы, Беллатриса смеялась, наслаждаясь плачем обеих заключённых.

Вынув из-за пояса свою волшебную палочку, она резко вскинула руку, от чего широкий кружевной рукав съехал к локтю, оголяя змею-татуировку и выпустила непростительное в грудь испуганной матери. Тело обмякло на ледяном мокром полу пыточной камеры под звонкий оглушающий плач Элизабет.

— Простите нас. — Тонкий голос всё больше выводил Лестрейндж из себя.

— Таким как вы нет прощения! Да низойдет на тебя весь гнев преданных Тёмному Лорду! — Изумрудный свет проник в хрупкое дрожащее тело, заставляя закрыть глаза вечным сном.

========== Николас Мальсибер. Зависть. ==========

Комментарий к Николас Мальсибер. Зависть.

Музыкальное сопровождения для части Marilyn Manson & Korn - Cry for You

За́висть — социально-психологический конструкт/концепт, охватывающий целый ряд различных форм социального поведения и чувств, возникающих по отношению к тем, кто обладает чем-либо (материальным или нематериальным), чем хочет обладать завидующий, но не обладает.

Николас Мальсибер, любитель красивых женщин и крепкого солодового виски, завидный жених с завидным счётом в Гринготтсе. Вечный хозяин, радушно принимающий в родном поместье, разнообразных увеселений, на которые съезжалась добрая половина Лондона. Человек утончённый, гладко выбритый и пахнущий дорогим французским парфюмом. Но, по иронии судьбы, жадный до славы и слухов, которые порой пускал сам о себе. Ему было невдомёк, что быть настолько зацикленным на чужих достижениях, совершенно ненормально. Ядовитая, тягучая, как нуга, неприятно жужжащая у самого уха зависть, поедала его уже, кажется, целую вечность.

Мама, его игрушка лучше, я хочу такую же!

Папа, его метла лучше и быстрее, я хочу такую же!

У него сногсшибательная любовница, я хочу такую же!

И так всегда и абсолютно во всём. Николас завидовал своим друзьям, коллегам, даже великому Тёмному Лорду в его могуществе. Его самолюбие задевало наличие у людей вещей лучше его собственных; что мужчинам доставались красивые женщины, а женщинам увесистые украшения; что родители были благосклоннее к своим детям и дарили им больше любви. Ему всегда было мало того, что он имел и чего достиг в рядах пожирателей. Паранойя настигла его, когда сравнивая метки с Люциусом Малфоем, Мальсиберу показалось, будто метка Люциуса была ровнее и ярче.

Он впадал в ярость, когда дело доходило до всего, чем он не мог завладеть. Всегда находились те, у кого было нечто чуждое Николасу, но всё ещё нужное, просто чтобы было.

В день своей свадьбы, он гордился своим выбором — миловидной черноглазой Катрин, дочкой итальянского зельевара. Даже, набравшись смелости и наглости, подошёл к Родольфусу Лестрейнджу, и высказал всё по поводу его горе-жены, которая каждую неделю испепеляла одну из комнат их поместья.

— Посмотри на мою Катрин, прелестное создание самых чистых кровей. Помнится, ты говорил, ещё на пятом курсе, что я буду завидовать твоему браку, но ты был не прав. Теперь завидовать будешь ты! — Так и говорил Мальсибер.

Как показали годы дружбы Николаса и Родольфуса, последний был прав. Друг завидовал его выбору, ведь жена ему досталась, необычайно красивая, начитанная, из благородной знатной семьи. Конечно, характер временами она показывала, но Родольфус был готов простить ей любое «представление», особенно когда она подарила ему сына — единственное о чём всегда молчал Николас Мальсибер; его хватало только на кривую усмешку, смотря на то, как окружающие его мужчины рано или поздно становились отцами.

Той майской ночью тысяча девятьсот девяносто седьмого в Николаса попало режущее проклятие Фреда Уизли, тем временем, когда Джордж Уизли атаковал Макнейра. Безупречная чёрная мантия пропиталась кровью, которая сочилась из разных размеров ран; палочка была утеряна в бою. Мальсибер оглядывал всё, что попадало в поле его зрения, в том числе тело Макнейра. Мантия была идеальна, будто он всего мгновение назад очистил её. На лице ни царапин, ни ссадин, а в руке крепко сжата серебряная маска пожирателя.

— Даже смерть ему лучше моей! — Слова ядом сочились с его языка. Ядом под кратким названием — зависть.

========== Уолден Макнейр. Гордыня. ==========

Комментарий к Уолден Макнейр. Гордыня.

Музыкальное сопровождения для части Marlin Manson - Vodevil

Горды́ня — непомерная гордость, заносчивость, высокомерие, эгоизм, зазнайство. Может скрываться под личинами филантропии и протекционизма, преследующих на деле цель политического самопревозносения и саморекламы.

— За веру в моё возвращение! За непреклонность убеждений! За беспрекословное повиновение! За Уолдена Макнейра, господа! — Волдеморт обвил ледяными пальцами ножку бокала и салютовал присутствующим на ужине в честь его возрождения.

Послышались аплодисменты и звон бокалов. Макнейр, гордо задрав подбородок, оглядывал соратников и самого Тёмного Лорда, который чествовал его; единственного пожирателя из всех собравшихся; кому-то и вовсе досталось непростительное в грудь. Беллатриса жадно рассматривала своего господина, ковыряя вилкой в своём мясном блюде, не обращая никакого внимания на Уолдена, будто ей было всё равно, будто речь посвящалась ей. Указательным пальцем левой руки она накручивала иссиня-чёрный локон.

— Лестрейндж, осторожнее! — Он незаметно опустил руку под стол и коснулся костяшками пальцев острой коленки Беллатрисы, от чего та вздрогнула.

— Какого дьявола, Макнейр? — Прошипела она, точно копируя интонацию Волдеморта.

— Ты сейчас сожрёшь его своим плотоядным взглядом! — Его губы растянулись в улыбке. — Не надейся, такого внимания, как мне, он тебе не окажет. — Голубые глаза пугающе сверкнули.

Самые знатные любовницы, некоторые — жёны его соратников, в том числе Нарцисса Малфой, побывали в его постели. Извивались в оргазме на его кроваво-красных шёлковых простынях, выстанывая его имя снова и снова. Кабинет был полон разнообразных тёмных артефактов, до того редких, что получая их, Макнейр и сам удивлялся приятным находкам. Удачные сделки с самыми непростыми клиентами. Деньги. Уважение. Страх. Всем этим он непомерно гордился, хвастался и упивался.

Каждое появление на публике было отрепетировано. Рассмешить дам, нарочно закатав рукав, демонстрируя дорогие часы; провести бледной ладонью по макушке, пропуская тонкие пальцы в тёмно-русые пряди. Поддержать беседу о политике с мужчинами, невзначай расстегнув пару верхних бриллиантовых пуговиц белоснежной рубашки, чтобы те смогли увидеть очередной редкий медальон; возмутиться слишком большим размером хранилища, в которое скоро не влезет всё его золото. А в завершение празднества стянуть с широких плеч пиджак, взобраться на стол в самом центре зала, сбросить с него лишнее носком чёрной лакированной туфли и сделать сальто на потеху гостям. И всё чтобы побаловать свою душеньку, насытить вечно голодное до гордости тело.

— Уолден, ты лучший!

— Я хочу вас, господин Макнейр!

— Поздравляю с повышением, мистер Макнейр!

— Лучший!

— Единственный и неповторимый!

— Кто если не ты?

— Прошу не останавливайся, о великий Мерлин! Молю тебя, Уолден, молю!

— Это место для Макнейра!

Голоса мужские и женские слились в унисон, пока сам Уолден Макнейр поднимался всё выше, к своему персональному пушистому облаку в Раю. И всё, что его сейчас, как впрочем, и всегда, волнует — чувство. Приятно опьяняющее, возвышающее, бодрящее тело и дух. Гордыня.

========== Люциус Малфой. Алчность. ==========

Комментарий к Люциус Малфой. Алчность.

Музыкальное сопровождения для части Deftones - Diamond Eyes

Алчность, корыстолюбие, стяжательство, любостяжание, скопидомство, сребролюбие, мздоимство — деятельное стремление и неумеренное желание, склонность к получению материальных благ и выгоды.

Люциус Малфой стоял в центре комнаты, его глаза были сильно зажмурены, а выражение лица выдавало его внутреннее ликование. Тряхнув длинными платиновыми локонами, он открыл выразительные глаза. Уверенный в собственном великолепии, он смотрел на резной, отделанный, самым что ни на есть, настоящим золотом камин. Языки пламени изящно обвивали друг друга и пожирали пару свежих поленьев, приятно нагревая небольшое помещение. Люциус рассматривал высокие книжные стеллажи, на полках которых хранились старинные фолианты в кожаных переплётах, некоторые скреплялись цепочкой и замком или заклятием, цены, которых было сложно подсчитать; продай он хоть один из них и в банковской ячейке солидно прибавилось бы галлеонов.

— Сынок, попрощайся с матерью. — Отец ласково опустил дрожащую ладонь на плечо маленького Люциуса. — Присядь поближе.

— Дорогой, запомни, я люблю тебя. — Мертвенно-бледная женщина лежала на белоснежных простынях. Её лицо поблёскивало в свете свечей россыпью маленьких капель пота. — Твой папа позаботится о тебе. Слушайся его, будь верен семье!

Голос был слишком тихим, Люциус наклонился чуть ближе, но не чтобы разобрать предсмертные слова матери, а чтобы хорошенько рассмотреть золотой кулон на её тонкой шее. Красивый, с большим бриллиантом, почти таким же, как на обручальном кольце отца.

— Прощай, дорогая. — Малфой-старший сел на сундук в углу комнаты, голос его задрожал, а по щеке скатилась скупая мужская слеза. — Мы никогда не забудем тебя!

Взгляд уцепился за большой железный сундук, хранящий в себе самые тёмные артефакты; купленные у неизвестных торговцев, украденные, обмененные; от них разило терпкой, неприятно въедающейся в ноздри магией.

На массивном дубовом столе были аккуратно разложены старинные свитки с важнейшей информацией, написанной на разных языках для её величества, а то, и самой королевой.

Назад Дальше