В три часа ночи, когда занимался рассвет, в сумраке скудно освященной ночником душной комнатки раздался крик - долгий и отчаянный.
За ним последовал топот торопливых шагов, и дверка комнаты широко распахнулась.
- Анна! - как сквозь вату, услышала зажимавшая уши девушка голос матери и, очнувшись от кошмарного сна, затравленно обернулась к двери - в проеме, верно, стояла мама с отчимом.
По испуганному лицу первой и недовольной роже второго, Анна поняла, что снова уснула до рассвета, а если сон застигал девушку ночью - кошмаров было не миновать...
- Опять паническая атака? - запахнув поплотнее халат, спросила мама. Какая взъерошенная... Анна метнула взгляд исподлобья на отчима - кажется, она отвлекла родителей от более интересного занятия, нежели возня с дочерью, мучимой вот уже несколько лет ужасной фобией.
- Все в порядке, - пробурчала Анна, но ее дрожащие плечи и обескровленное пережитым страхом лицо говорили об обратном.
- Сколько раз тебе было сказано - ложись пораньше, и никаких кошмаров не привидится! - рявкнул отчим и ухнул, когда в его широкую грудь ударила тяжелая перьевая подушка. Это не причинило ему вреда, но разозлило, и он, сцепив зубы, широкими шагами вышел из комнаты.
Впереди было воскресенье, но отчим работал посменно, и в шесть утра начинался его рабочий день.
- Ладно хоть не в школу, а то опять бы опоздала, - вздохнула мама и присела на краешек кровати. - Если бы ты высыпалась получше, могла бы закрыть семестр без двоек, - прибавляя свет ночника, продолжила женщина и ласково похлопала сжавшуюся в комок дочь по холодной ладони. - Может, сходим еще раз к психологу?
Анна зажмурилась и замотала головой, на ее карие глаза навернулись крупные слезы. Она метнула взгляд на стоявшую в дальнем конце комнаты потертую фотографию в разбитой рамке, откуда на нее смотрело ненавистная звериная морда - эта проклятая фотография появилась здесь по совету "сердобольного" психолога.
Женщина проследила за глазами дочери и, увидев фотографию, смутилась.
- Доктор Валлейн сказал, что это поможет тебе привыкнуть к...
Анна обратила на маму взгляд выпученных от ненависти глаз.
- Знаю, у вас были тяжелые отношения, - поторопилась сказать та, - но чем быстрее ты примешь его таким, каким он был, тем быстрее ты преодолеешь свои прежние страхи...
Девушка молчала, и молчание это вынести было сложнее, чем подростковую истерику.
***
У Эллы Макконнел после расставания с первым мужем появилось всё то, о чем мечтает среднестатистическая женщина ее лет - собственный со вкусом меблированный дом, хорошо оплачиваемая работа в перспективной фирме, заботливый муж - гораздо более ответственный и надежный, чем первый - и прекрасная дочь... которая, судя по заверения многочисленных терапевтов, просто очень тяжело переживает развод.
Анна превратилась в тень того, чем она была раньше, и виной этому - психозы и фобии, причина которых была неясна до сих пор. Прежде общительный и любопытный ребенок превратился в нелюдимую и вечно сонную неряху. Последнее особенно не нравилось новому избраннику Эллы - неряшливость всегда отличала ее первого мужа, безнадежного мечтателя, довитавшегося в облаках до огромных долгов и нескольких зависимостей, одна губительней другой. Элла начинала бояться, уж не успело ли его дурное влияние распространиться на Анну, но единственным недостатком дочери был только панический страх ночи. С ночью приходил "плохой сон", как звала его дочь, и лишь с наступлением рассвета Анна спала тихо и сладко - что влекло за собой систематические опоздания в школу и отвратительную успеваемость, в свою очередь, как догадывалась мать, сделавшие из ее дочери отщепенца в классе.
Доктор Валлейн - один из лучших специалистов в городе - посоветовал свой незаурядный метод решения проблемы. Однако рамку этого "метода" Анна разбила столько раз, что Элла отказалась от идеи покупать новую и только упросила дочь не трогать саму фотографию, которую, судя по ненависти обращаемых к фотографии глаз, Анна готова была разорвать в клочья.
Она ускоряла шаг, проходя мимо фотографии и старалась не смотреть в сторону запечатленного на карточке лица... Элле казалось, что метод не работал, но доктор Валлейн уверял ее в обратном, а спорить со специалистами женщина никогда не решалась.
***
Отчим был безжалостен - стоило прозвенеть заведенному на семь будильнику, как он своим размашистым шагом влетал к падчерице в комнату и громовым голосом призывал к подъему. После пары недель подобной практики Анна оставила попытки сопротивляться ранним побудкам и просто досыпала на уроках.
Вот и сейчас, добросовестно придя к первому уроку, девушка, уронив увенчанную каштановыми косами голову на сложенные на парте худые руки, сладко задремала.
Ее не разбудил даже радостный, заливистый смех ребят, вошедших в класс, и она знать не знала имени того рыжеволосого парнишки, чья улыбка была веселее остальных - одноклассницы так и таяли от одного взгляда на эту лукавую улыбку, на покрытое веснушками гладкое лицо и особенно - на голубые, как воды лагуны, глаза... Впрочем, Эрик Валлейн - так звали рыжего заводилу - даже не знал о проявляемом к нему внимании. Продолжая начатый разговор, он пробежался глазами по партам, выискивая своего лучшего друга и - вот досада! - вспомнив, что тот вчера перевелся в другую школу, бросил свой портфель на первую подвернувшуюся парту. Плюхнувшись на стул, Эрик откинулся назад, задел локтем посапывавшую соседку - и провалился.
Провалился в озаренную яркими лучами восходящего солнца лазурь небес, полнившуюся криками ласточек, паривших над простершимися внизу ольховыми рощами.
Эрик раскинул руки - и воспарил вместе с ними. Просторная школьная форма, как флаг на ветру, затрепыхалась парусиной корабля - и ольховая роща сменилась тропической бухтой, в которой стояли величественные фрегаты - такие Эрик видел разве что на иллюстрациях энциклопедии мореплавателей (у него лежала парочка, по соседству со сборником античных мифов).
Не успел он подумать об этом, как перед его взором из ниоткуда поднялись горы Парнаса, над которыми пронесся - что это? Геракл верхом на пегасе?!
Образ за образом проносился перед Эриком - разливы чужой фантазии уносили его все дальше и дальше...
Пока не прозвенел звонок, цепкими когтями вырвавший его на поверхность реальности.
Он проморгался - незабываемые видения! - и посмотрел на свою соседку по парте, которую треск школьного звонка ничуть не потревожил. Она крепко спала, обняв свои плечи, и на осунувшемся лице играла легкая улыбка.
- Какие чудесные сны... - пробормотал Валлейн, недоуменно разглядывая ее. Кто это? Ах да, кажется, это и есть Сомнамбула - они никогда прежде не сидели вместе. Он не помнил, чтобы когда-либо с ней заговаривал. Не знал, местная она или приезжая. Этого никто не знал - Сомнамбула в сложной иерархии классного коллектива была всего-навсего мебелью, о рюкзак которой спотыкались учителя. Над ней неинтересно было даже подшучивать - она ничего не замечала. Только спала и спала...
"Хотел бы я видеть то же, что и ты", - подумал Эрик. Ни у кого больше он не видел столь волнительных грёз - а он перевидал их немало. Отец называл его "гостем сновидений", а себя без ложной скромности величал "хозяином" - Эрик, в отличие от отца, мог только видеть глазами сновидца, а тот - умел управлять чужими мечтами.
Валлейн рассеяно взглянул на доску, у которой стояла читавшая заунывным голосом текст "Фауста" учительница, затем - на Сомнамбулу, и коснулся локтем ее локтя еще раз.
И унесся далеко-далеко, к населенным бесплотными духами долинам реки Тайн и безбрежным пескам Древнего Вавилона...
***
- Вас уже двое! - прозвучал визгливый голос, а вслед за ним раздался хлесткий удар линейки по парте.
На этот раз проснулась даже Сомнамбула - и Эрика, вслед за сновидицей, вышвырнуло в действительность.
- Макконнел, перескажи зачитанный мной отрывок, - сложив руки на груди, потребовала учительница.
- Отрывок?.. - пробормотала Анна.
- Да, к твоему сведению, мы проходим Гёте... - хотела было начать отчитывать нерадивую ученицу женщина, как вдруг ее голос поглотила речь Сомнамбулы - тягучая, неспешная, обволакивающая.
- Темная, пропахшая пылью старых переплетов комната с низким потолком, широкий стол, заваленный рукописями Фауста, и сам он - готовый отречься от учения ученый, и только черный пудель, вертящийся у порога, развлекает его усталые глаза, но вот прекрасный пудель меняет очертания - и перед Фаустом...
- Достаточно, - сухо прервала учительница и отошла к доске.
- ...предстает Мефистофель, его спасение и погибель, - закончила Анна и, смутившись от сменившей негромкий шепот тишины, низко опустила голову.
Эрик попытался заглянуть в опущенные долу карие глаза. У него не получилось. А жаль - он был уверен, что в глазах читавшего Гёте человека можно увидеть больше, чем на школьной доске.
Сомнамбула чувствовала себя залетевшей не в те края птицей - ее вырвали из родного мира, мира сновидений. Валлейну очень хотелось вернуться туда вместе с ней.
***
- А знаешь, - отставив от себя пустую тарелку, сказал Эрик сидевшему напротив отцу, - я...
- Мама в соседней комнате, - прервал тот.