Обратный путь кажется короче. Перед входом в дом Джеймс оставляет найденный тазик. Капли тут же звонко начинают биться о железо, довольно быстро заполняя посудину.
Барнс заходит внутрь, скидывая на ходу капюшон, и подходит к двери. Быстро отстукивает незамысловатый ритм, о котором они со Стивом договорились, и слышит, как с той стороны раздаются торопливые шаги. Мальчик отпирает дверь и отходит, пропуская мужчину, который сбрасывает рюкзак на пол и начинает стягивать влажную куртку.
– Ты сегодня долго, – Стив все это время сидел на стуле, глядя на запертую дверь. И ждал, – все нормально?
Джеймс кивает в ответ и начинает доставать найденные вещи.
– Ого, спасибо! – Роджерс берет протянутые ему ботинки, плюхается на стул и торопливо стягивает рваные кеды.
Он аккуратно отставляет поношенную обувь в сторону и надевает ботинки, затягивает шнурки и встает на ноги. Проходится вперед-назад.
– Как влитые. Ну, почти, – он поднимает взгляд на Барнса и благодарно улыбается, – спасибо, Джеймс.
Слышать, как мальчик обращается к нему по имени, непривычно. В груди у Барнса что-то смутно и тревожно ёкает.
– Пожалуйста, – он плотно сжимает губы и хмурится.
Улыбка на лице Стива гаснет. Он не совсем понимает, почему мужчина отстраняется. Что он опять сделал не так?
– Пора ужинать, – Барнс всегда торопится перевести тему, когда чувствует, что между ним и мальчиком повисают неуютные паузы.
– Хорошо, – Роджерс возвращается к стулу и принимается расшнуровывать ботинки, низко склонив голову.
Шапка, найденная Джеймсом, так и остается лежать в кармане куртки.
Поздно вечером, когда Стив засыпает, Джеймс тихо выходит из комнаты, прихватив с собой заранее приготовленный фонарик и кусок мыла. Накидывает толком не просохшую куртку и выходит под мелкий, моросящий дождь. Тазик наполнен до краев, через которые переливается дождевая вода, не впитывающаяся в чернозем. Барнс старается не наступать в чавкающую жидкую грязь. Он поднимает таз и торопливо идет под покосившийся навес. От пронизывающего ветра там не спастись, но хоть дождь не так донимает. Джеймс ставит тазик на перила, стараясь придать посудине как можно более устойчивое положение, зажимает включенный фонарик между зубов, и достает из кармана мыло и шапку. Внимательно осматривает вещицу, повертев в руках, и, наконец, опускает в холодную воду. Джеймс не особо надеется, что от багрового пятна удастся избавиться полностью, но хотя бы немного отстирать шапку попытаться все же стоит. Он хорошенько намыливает пятно, одной рукой придерживая мокрую, потяжелевшую ткань, а второй усиленно втирает мыло. Смотрит на то, что получилось, откладывает заметно уменьшившейся кусок обратно на бумагу, в которую тот был завернут, и вынимает фонарик изо рта. Еще раз светит на шапку, чтобы убедиться, что все пятно находится под довольно плотным мыльным слоем, и гасит свет, чтобы не расходовать батарейки.
Барнс будто со стороны видит себя: стоит, обдуваемый стылым ветром, сгорбившись, немеющими руками продолжая в ледяной воде стирать какую-то дурацкую шапку с помпоном, который мотается из стороны в сторону и разбрызгивает вокруг мыльную воду, которая попадает на и без того мокрую куртку.
В какой-то момент Джеймса пробирает смех, ну не идиотская ли ситуация? Во что он вообще ввязался? Что он делает? Еще какие-то три месяца назад Барнс никак не мог представить, что будет задаваться философскими вопросами стоя посреди ночи черте где, черте с кем и черте чем занимаясь. Настроение странно приподнятое, будто он всю жизнь только и мечтал отстирывать по ночам шапки от заскорузлых кровавых пятен.
– Что я делаю? – задает Джеймс вопрос в пространство. Слова тут же уносит свистящий ветер. – Бред какой-то.
Он обреченно качает головой, шмыгает покрасневшим носом и с силой продолжает шоркать ткань. Костяшки его пальцев иногда трутся друг о друга, но руки настолько задубели, что он этого не чувствует. Через какое-то время Барнс нащупывает непослушными пальцами фонарик, долго возится с кнопкой, включает его, и, прищурившись, пытается разглядеть насколько удачной вышла стирка. Пятно заметно поблекло, да и в целом шапка стала выглядеть более прилично. Джеймс довольно усмехается в бороду, хорошенько выжимает ткань, откладывает аккуратно вещь в сторону и идет набирать новый тазик воды – полоскание никто не отменял.
К тому времени, как Барнс возвращается в дом, он весь мокрый и продрогший. Мужчина торопливо и неловко раскидывает куртку, чтобы та хоть чуть-чуть подсохла к утру, рядом кладет злополучную шапку. Доползает до своего места, прячет окоченевшие кисти рук подмышками, все никак не может согреться. Он лежит, вслушиваясь в завывания ветра за окном, в шум вновь разошедшегося дождя, в тихий, надсадный скрип дома, который будто надрывисто стонет под натиском непогоды. И так и засыпает – толком не согревшись, но с губ почему-то все никак не хочет сходить едва заметная улыбка.
Наутро Стив трет припухшие со сна глаза, зябко ежится под тонким одеялом и натягивает рукава «новой» рубахи на самые кончики пальцев. Он всегда удивляется во сколько встает Джеймс. К тому времени, как сам Роджерс просыпается, чай уже закипает, а нехитрый завтрак дожидается в тарелке.
– Доброе утро, – мальчик садится по-турецки и чешет щеку, на которой остался след от подушки. От рюкзака, который служит подушкой.
– Доброе, – Барнс заходит в комнату, перетрясая свою куртку.
Пытается пристроить ее поближе к скудному теплу горелки, но толку от этого мало, конечно.
– В тазике вода, – он кивает куда-то себе за спину.
Стив кивает и поднимается. «Умывальник» стоит в соседней комнате на подоконнике. Рядом дожидается алюминиевая кружка, из которой валит пар. Роджерс радостно охает и смешивает воду в так же заранее пристроенной рядом косушке. Неторопливо, тщательно чистит зубы, глядя в окно. Пейзаж размытый, унылого бело-серого цвета. От одного вида хочется передернуть плечами и вернуться под одеяло. Мальчик заканчивает умываться, аккуратно отставляет все в сторону, убирает щетку и на глаза ему попадается кусок мыла. Барнс всегда говорит держать его завернутым в бумагу, поэтому Стив берет обкатанный брусочек в руки и только начинает шуршать клочком бумаги, как вдруг замечает на светлой поверхности прилипшие волоски, напоминающие шерсть. Неужели, пока он спал, Барнс еще успел что-то постирать? Все-таки Роджерс не понимает, как мужчина умудряется делать все так быстро, незаметно и тихо. Он кладет плотно завернутое мыло обратно и возвращается в комнату.
Джеймс никогда не начинает завтракать без него, хотя, очевидно, встает намного раньше. Стив зарывается обратно под одеяло и маленькими глотками пьет чай, грея руки о горячие бока кружки. Барнс тоже прихлебывает чай, и когда привычным жестом откидывает волосы с лица, Роджерс замечает покрасневшую кожу рук, покрытую цыпками. Вопрос вертится на языке, но даже если Стив и задаст его, Барнс вряд ли снизойдет до того, чтобы ответить. Поэтому мальчик проглатывает этот самый вопрос вместе с очередным глотком.
– Надо найти куртку, – вдруг подает голос мужчина.
– А… да, – несколько заторможено реагирует Роджерс. Ему все еще как-то неловко при общении с Джеймсом. – Мы пойдем дальше, когда дождь закончится? – Спрашивает он, чтобы как-то продлить разговор.
Джеймс согласно кивает, и только Стив с огорчением успевает подумать, что не будет никакого разговора, как вдруг Барнс тянется куда-то за свой рюкзак и что-то достает.
– Вчера нашел. Забыл отдать, – он протягивает вещь Стиву, и тот сжимает в худых пальцах шапку.
Роджерс разглядывает ее, и, честно признаться, он в восторге и от помпона, и от жестковатого, чуть колючего материала, и от цвета. Шапка светло-светло-фиолетовая. По сравнению с их остальной одеждой она выглядит невероятно чистой, будто… Стив вскидывает голову и потрясенно смотрит на Барнса. Тот сидит, отводя глаза в сторону и вниз, около переносицы морщинки становятся глубже – неуверенность и беспокойство. С приоткрытых губ мальчика скрывается легкий вздох. Хорошо, ему совсем не сложно сделать вид, будто он ничего не понял.
– Спасибо, – в носу вдруг начинает щипать, а пальцы все еще сжимающие шапку, подрагивают.
Джеймс кивает, с облегчением отмечая, как внутреннее напряжение спадает. Не хватало еще, чтобы мальчишка подумал, что… Что? Барнс сам толком не знает.
Стив тем временем торопливо надевает обновку. Шапка немного туговата, но еще растянется, зато очень теплая и, что удивительно, совсем не колется.
– Хорошо?
– Да, хорошо, – Барнс смотрит на Стива.
После переводит взгляд на головной убор. Пятно совсем не видно.
Они весь день сидят в доме. За окном бушует шквальный ветер и дождь льет непроницаемой стеной. Стив то и дело берет в руки шапку, то просто держит ее, то надевает. Джеймс, честно говоря, рад, что Роджерсу она так нравится.
Вечером Стив предлагает Барнсу выбрать букву.
– А. – Не особо мудрствует мужчина.
– «Амбивалентный», – озвучивает слово мальчик, – двойственный, противоречивый, характеризующийся одновременным проявлением противоположных качеств. Например, амбивалентный объект вызывает у человека одновременно противоположные чувства.
Укладываясь спать, Джеймс все думает. Стив для него – амбивалентный объект? А он для Стива?
Даже сквозь закрытые веки глазам больно от яркого света. Джеймс заслоняет лицо ладонью, пытается понять, где он вообще и что происходит. Оглядывается и не может разглядеть стены, двери или окна: все размыто в плотной дымке.
– Эй, Джеймс.
Мужчина вздрагивает и оборачивается. Как он вообще умудрился не заметить металлический стол в кругу слепящего света?
– Стив?!
Мертвенно-бледный, практически прозрачный мальчик сидит на этом столе, свесив тоненькие ноги, и серьезными, печальными глазами смотрит на Барнса.
– Почему ты… Слезай, ты же простудишься, – Джеймс несет какой-то бред, но сейчас ему кажется самым важным заставить Роджерса встать с холодной даже на вид поверхности.
Мальчик передергивает худыми плечами, и Барнсу видно, как ходят косточки под тонкой светлой тканью медицинской робы.
– Забери шапку, Джеймс.
– Что? Стив, хватит, вставай, нам нужно идти…
– Я не могу, – отвечает Роджерс, снова ведет плечами, будто пытается сбросить с себя что-то. – Забери, пожалуйста, шапку, чтобы я ее не запачкал.
Он откуда-то сбоку достает головной убор и с обреченным видом протягивает его мужчине.
– Стив… – Барнс не понимает, что происходит, не может выдавить из себя ничего кроме имени мальчика.
– Держи.
Джеймс делает неуверенный шаг вперед и протягивает руку, но худые пальцы вдруг разжимаются и шапка падает на пол. Стив тяжело, как-то устало вздыхает, и закидывает ноги на стол, собираясь, видимо, лечь на гладкую поверхность. Он оказывается боком к Барнсу, и мужчина с ужасом понимает, что у Стива отсутствует затылочная часть головы. Там просто… пусто. Будто кто-то вскрыл голову мальчика и вынул часть мозга. Шею и рубаху на спине заливает кровью. Откуда ее столько? Джеймс с силой сжимает зубы, борясь с тошнотой, которая подступает к горлу. Роджерс укладывается на спину, поворачивается скорбным личиком к мужчине, последний раз глубоко вздыхает, прикрывает веками остекленевшие глаза и замирает. Он будто выточен из белоснежного мрамора: заострившиеся черты лица, ключицы, ребра, локти и коленки. Весь какой-то угловатый, колкий.
– Стив… – снова зовет его Джеймс, но уже понимает, что мальчик не отзовется.
Он хочет подойти ближе, взять Роджерса на руки и унести отсюда. Это, наверное, глупо и нелепо, но Барнсу кажется, что Стиву холодно и неудобно лежать на этом столе, в этой тонкой рубахе, которая едва прикрывает синюшные бедра. Нужно, необходимо взять его на руки и согреть. Растереть хрупкие пальцы, закутать в одежду, прижать ближе, чтобы поделиться теплом. И найти уже чертову куртку. Пока мужчина думает обо всем этом, под головой Стива успевает образоваться густая темно-красная лужа крови. Она растекается все больше, глянцево отражая яркие блики от ламп, и начинает стекать с железного угла. Капли гулко разбиваются о каменный пол, и Барнс смотрит на тонкие, юркие, почти черные струйки. Дробный стук становится все громче, бьет по барабанным перепонкам, заставляя закрыть уши и съежиться, лишь бы скрыться от этого оглушающего звука. Джеймс зажмуривается и…
И просыпается. Он тяжело дышит, лоб покрывает испарина. Барнс облизывает пересохшие губы и сглатывает вязкую слюну. С трудом приходит в себя и приподнимается на локте: Стив тихо, привычно сопит, забравшись с носом под одеяло. Все нормально, это был просто сон.
– Просто сон. Хорошо, – шепчет Джеймс, укладываясь обратно.
Он лежит на спине, закрыв глаза, пытается снова уснуть. Только вот сердце никак не хочет успокаиваться и биться в привычном ритме. Джеймс понимает, что сон по-настоящему напугал его. И еще он понимает, что Стива, скорее всего, и ждет то, что Барнс видел. Он гонит от себя эти мысли. Его дело – довести мальчика до конечной точки. Что будет дальше – Барнса не касается. Мужчина уговаривает себя поверить в это. Только вот с каждым разом подобные слова начинают звучать все более лживо и жалко. Он просто хочет избавиться от ответственности, умыть руки… Трусливо сбежать, как и привык делать.
Он начинает засыпать под убаюкивающий звук дождя. И вдруг, уже сквозь сон, отмечает, что стук раздается как-то подозрительно близко. Не за пределами дома, а в самой комнате. Джеймс резко распахивает глаза и напряженно вслушивается. Сначала ему кажется, что, возможно, протекает крыша и вода просачивается сквозь потолок, но это другой звук. Он тяжелее, более вымеренный, более четкий. Будто кто-то отстукивает ритм кончиками пальцев по деревянной поверхности. Короткий, три длинных. Два коротких, один длинный. Длинный, два коротких. Короткий, длинный…
– Пошел ты, – шипит Барнс, зло косясь в тот угол, где стоит деревянный шкаф.
В ответ раздается тихий, ехидный смешок и, напоследок, – три коротких удара.
– Пошел к черту, – повторяет Джеймс, растирая ноющие виски.
Он понимает, что больше не уснет. Остаток ночи Барнс проводит, сидя на крыльце. Мужчина надеется, что ветер унесет сторонние мысли из головы, облегчит и очистит разум. Встречая холодный осенний рассвет, Джеймс понимает, что никак не может избавиться от образа мертвого Стива перед глазами.
***
– Ого! – Роджерс собирается перелезть через покореженный автомобиль, который перегораживает дорогу. – Это магазин! Джеймс!
– Стив, – Барнс движется следом и тревожно оглядывается по сторонам, – не кричи.
– Извини, – тут же присмиряет мальчик, смущенно потирая нос.
Джеймс слегка дергает его за капюшон куртки, окантованный свалявшимся мехом, заставляя спрятаться за машиной.
Они какое-то время сидят, наблюдая за выбранным объектом. Точнее, наблюдает Барнс, а Роджерс нетерпеливо сопит рядом.
– Так… – наконец решает Джеймс.
– Неа, – не дает ему договорить Стив, – я знаю, какой у тебя план, – поясняет он, поворачиваясь к мужчине, – оставить меня в безопасном месте, – на слове «безопасном» мальчик изображает кавычки в воздухе, – а самому пойти туда. Мы или идем вместе, или вообще не идем.
– А чего это ты раскомандовался? – Барнс негодует. Роджерс вконец распоясался: указывает ему, что и как делать.
– Ничего я не раскомандовался, – продолжает спорить мальчишка, – мы не будем разделяться. Я не собираюсь оставлять тебя.
Джеймс испытывает смешанные чувства: уже привычное и почти неощутимое недовольство от того, что Роджерс все делает поперек, и хмурое веселье – мальчишка не так прост, как кажется.
«Я не собираюсь оставлять тебя». Ну надо же.
– Помнишь, что нужно делать? – решает уточнить мужчина, прежде чем пойти.
Роджерс активно кивает, вытаскивая нож.
– Хорошо. – Барнс тоже кивает и идет по направлению к выломанным дверям.
В помещении стоит полумрак. Кругом все захламлено и сантиметровые слои пыли. Стеллажи, полки, сломанные шкафы и тумбы. Джеймс нервно думает, что тут небезопасно – рассадник для зараженных. Но он обещал Стиву, что они обязательно зайдут в какой-нибудь магазин, чтобы «просто посмотреть, Джеймс, вдруг найдем что-нибудь интересное». И вот теперь Роджерс петляет между порушенным инвентарем, изредка задумчиво вжикая молнией на куртке.