Вержин нагнулся к Пашке, выдыхая обжигающий коньячный выхлоп. Набрал воздуха, выдал Пашке в лицо:
- Низкий дом мой давно ссутулится,
Старый пёс мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, сулил мне Бог.
- Смоленских, - машинально поправил Пашка.
- Что?
Вержин почувствовал тошноту, сглотнул.
- Это стихи смоленского периода, - пояснил Пашка, - Есенин потом вернулся в Питер. Потом переехал во Владимир. И уже там...
Вержин закусил губу.
- Москва, как много в этом звуке для сердца русского слилось!
- Да, есть такое, - пробормотал Слонимский, - Это про осмотр Онегиным Московской пустоши.
Вержин почувствовал, как висок щекочет капля холодного пота.
- Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана? - упрямо проговорил он полушепотом, - Это о чем, по-твоему?
Слонимский глянул на Андрея в радостном изумлении.
- О! Ты 'Бородино' знаешь?
- Оно в школьную программу входит!
Пашка улыбнулся, пожал плечами.
- С чего бы вдруг? Бородино - что в российской, что в советской истории - часть государственного героического мифа. А тут запредельный стёб: выживший из ума дядя восторженно рассказывает племяннику, как русская армия положила тысячи жизней для защиты пустоши. Проще говоря - пустоты. Вот это место, например - талантливо, но до чего зло! - глаза Пашки загорелись, - 'И молвил он, сверкнув очами: 'Ребята! не Москва ль за нами?
Умремте ж под Москвой!'
Это якобы командир нашего дядюшки говорит - перед смертью в бою. Каково! Издевательство злое и несправедливое - очень в духе Михаила Юрьевича.
Слонимский наклонился к Вержину, будто выдавая опасную тайну.
- Не очень афишируется, но главной причиной первой опалы Лермонтова было вовсе не 'На смерть поэта' - это советская выдумка, а 'Бородино', написанное с ним одновременно. Нашего младшего гения тогда даже на предмет психического здоровья проверяли.
Андрей медленно кивнул. Не мигая, поглядел на Слонимского.
- Где происходит действие 'Мастера и Маргариты'?
Пашка удивился.
- В Киеве, конечно. А что?
Пашка осекся, испуганно глянул на Вержина.
- Ладно, ничего, - Андрей смахнул прилипшие волосы со лба, попытался улыбнуться, - Сэм, наливай.
...- 'Три сестры' - самая загадочная пьеса Чехова! - полбутылки спустя разглагольствовал расслабившийся от погружения в родную стихию Пашка - с бокалом в одной руке и сыром на вилке в другой, - Что имели в виду сестры своим бесконечно повторяющимся 'В Москву! В Москву!'? Об эту тайну не одно поколение критиков и режиссеров зубы переломало, - с удовольствием скусил сыр с вилки, отхлебнул коньяк, - У меня приятель диплом писал - 'Тема пустоты в русской литратуре XIX-XX века'. Там про Москву мно-ого написано.
- Вы не понимаете, что это абсурд? - вдруг прорычал полчаса угрюмо молчавший Вержин, - Вы, интеллектуалы хреновы? В самом центре России - огромная безлюдная пустыня, как такое может быть?
- Извини, но Москва - на самом деле не центр России, - сказал Слонимский, - Географический центр РФ - озеро Виви в районе Нижней Тунгуски. Кстати, тоже место абсолютно бесчеловечное. Туда даже эвенки-охотники не заходят.
Вержин поглядел на него так, что Пашка от отшатнулся. Андрей махнул рукой.
- Не можете понять. Из-под меня выдернули город, с которым связана вся жизнь - всего навсего.
- Чего непонятного-то, Эндрю? - Сэм осторожно пожал плечами, - Тут из-под трехсот миллионов без спроса выдернули целую страну. Как табуретку из-под задницы.
- То-то и оно, что страну выдернули из-под всех, - возразил Андрей, - А без Москвы остался я один. И как будто кроме меня она никому не нужна. Но это же чушь! Я помню, знаю, меня всю жизнь учили - вся история России, ее прошлое, настоящее и будущее крутятся вокруг Москвы!
Пашка солидно пожал плечами.
- Ну, в некотором смысле это так. Новгород, потом Киев, потом Владимирское великое княжество, потом Санкт-Петербург... Все - то справа, то слева, то сверху, то снизу от пустоши.
- Да какая в жопу пустошь! - заорал Вержин, - Москва столетиями была столицей! Она определила облик российского государства, русской власти. Паша, ты же, мля, филолог! Здесь - то есть, тьфу, там - русский язык создали - на основе ма-асковского говора. Последние лет пятьсот -самый большой город России. Втрое больше Питера. В десять раз больше любого другого населенного пункта в стране.
Андрей остановился посреди комнаты, воздев руки, будто в молитвенном жесте.
- Москва всасывала в себя из России все стоящее - людей, культуру, деньги, богатства. Как вампир, как гигантская пиявка. Она строила себя на средства всей страны...
- Экий ты город-монстр описываешь, - восхитился Пашка, - Прямо футуристические фантазии Фрица Ланга.
- Не знаю я никакого Фрица, - огрызнулся Вержин, опустил руки, плюхнулся в кресло и опрокинул в рот стопарик, - Я знаю, что в мою Москву угодила гигантская бомба. И в результате взрыва образовалась огромная пустая воронка. А содержимое Москвы разнесло бессмысленно по всей стране - равномерно и безо всякой логики. Но ни одна собака этой несуразности почему-то не замечает!
- Нет, отчего же? - возразил Пашка, - Тебе любой вменяемый человек в России скажет, что у нас вся жизнь - кромешный абсурд. Особенно с похмелья. А у тебя в твоем Китеже не так?
- Да так, конечно, - на автомате согласился Андрей.
Опомнился, замахал руками.
- Да я не о том! Ну вот пример, чтобы понятней было: иду по улице - вижу вывеску: 'Уралсиббанк, головной офис'. Какого черта Уральско-Сибирский банк делает в Екатеринбурге?? - взревел Вержин.
- А где ж ему быть? - удивился Сэм.
- В Москве, конечно!
- Ну а, скажем, Музей Холокоста? Который в Ростове? - загорелся Слонимский, - Ну прости - у кого что болит. В твоей версии реальности он - тоже в Москве? Надеюсь, у вас там в Москве Холокоста не было?
- Холокоста - не было, - согласился Вержин, - А главный еврейский музей про Холокост - в Москве!
- А Новороссийское морское пароходство? - прищурился Сэм.
Андрей разинул рот, плюхнулся на стул, выдохнул с выпученными глазами:
- Москва - порт пяти морей...
...- Что вы тут мне хотите сказать - что без Москвы ничего не изменилось? - умоляюще спросил Андрей, спохватился и упрямо добавил, - Бы?
Вержин сидел на диване по-турецки и качался из стороны в сторону, как дервиш в молитвенном экстазе.
- Те же цари, тот же Советский Союз, та же постсоветская Россия? Без давки на Ходынке? Без Красной Пресни в 1905 году? Без расстрела парламента на той же Красной Пресне в 1993-м?
- Так я не врубаюсь - чем именно ты не доволен?
Сэм отчаянно жестикулировал Пашке у Андрея за спиной, но Слонимский только пьяно отмахивался, прикладывался к бокалу и продолжал задавать Вержину вопросы, от которых тот все больше мрачнел.
- То ты говорил - все не так, а сейчас убиваешься - что ничего не изменилось. Разъясни.
- Да ты не понял, - Вержин отчаянно хлопнул себя по колену, - Конечно, все очень изменилось - Москвы-то нет. Но при этом тот же Иван Грозный, те же Петр, Ленин, Сталин. Даже нынешний - тот же. Как будто Москва не только не нужна сейчас, но и не была нужна никогда. Ни для чего. Как будто боженька запоздало припомнил ножичек Оккама, да и вынул из основания камушек, на который и нагрузки-то никакой не было...
Скоро мысли Вержина перепутались. Он понял только, что Сэм его уговаривает что-то сделать, а Пашку, наоборот, чего-то не делать. А Пашка отпихивал Сэма и задавал Андрею вопросы, в которых были имена, слова и словосочетания 'Град на холме', 'Айзек Азимов', 'утопия' и много чего еще. Вержин даже отвечал, но, кажется, сам не понимал толком, что несет.
Потом Сэм махнул рукой и ушел спать.
Потом Пашка куда-то делся, а вместо него появились Ирина и Ольга. И Ольга уговаривала Ирину все бросить и уехать в Московскую пустошь где нет никого и ничего - так черно и так мертво. А доктор Чебутыкин и барон Тузенбах слушали и смеялись.
Потом пришел профессор Гольдберг, лектор, читавший Вержину матан на первом курсе. И стал объяснять сестрам, что на самом деле Земля - плоская. Вернее, отображается на плоскость взаимно-однозначно, что по сути - одно и то же. Но для этого на Земле должна быть одна выколотая точка, и эта точка - Москва. И в каком бы направлении ты ни шел по плоской Земле, ты непременно придешь в Москву. Вернее, не придешь, но и это по сути - одно и то же.
Ольга спросила у Гольдберга, что он думает о версии, будто Московская аномалия имеет космическое происхождение. Профессор ответил, что, вообще-то, вся Земля имеет космическое происхождение.
Потом пропали все.
***
Вержин проснулся от звонка. С трудом разодрал глаза, хлебнул воды из чашки, стоящей на полу.
Алло?
Ты там как? - послышался инопланетный голос Слонимского.
Хреново, - признался Андрей.
Все помнишь из вчерашнего?
А что было? - поёжился Вержин.
Да нет, все нормально, - успокоил его Пашка, - Я про то, что ты вчера рассказывал. Это очень сильно! Тебе об этом писать надо. Я со своей стороны готов помочь с редактором, продвижением. Ну, в общем, со всем, что нужно. Знаешь, какой сейчас голод на неизбитые темы?
Пошел в жопу, Паша, - отчетливо выговорил Андрей и закончил разговор.
Вержин посмотрел на часы. Вздохнул. Набрал номер, позвонил.
- Господин Пименов? Антон Сергеевич? Это Андрей Вержин. Это я отправил сообщение на адрес, указанный на Вашем сайте. Да, не шутка. Это мое настоящее имя и настоящий телефонный номер. Я готов с Вами встретиться... Прямо сейчас? Записываю...
.... Нижняя губа Пименова дрожала от волнения. По морщинистой щеке ползла слеза. Старик выглядел намного старше фотографий на сайте - лет на восемьдесят или даже больше.
- Я знал, я верил, что однажды Вы появитесь... Значит, все было не зря. Вы должны мне все рассказать.
Пименов придвинулся к Андрею. На Вержина пахнуло чем-то затхлым. Смесью давно остывшего сигаретного пепла, старости и многолетней неустроенности очень одинокого человека.