- Надеюсь, вы нашли общий язык? В таком случае, Герман, если вы не возражаете, сейчас вас доставят обратно в камеру. А утром вы сможете вернуться к своим служебным обязанностям. Что касается вашей просьбы, то я, скорее всего, смогу сделать что-нибудь ближе к вечеру.
Обратный маршрут был построен так, чтобы полностью исключить совпадение с дорогой до особняка в пригороде. После нескольких совершенно неочевидных поворотов Хирн оставил любые попытки понять, как его везли, и задремал, откинувшись на сиденье. В какой-то момент его разбудили и предложили выйти. Вместе с провожатым они снова прошли насквозь через два или три дома, потом спустились в какой-то подвал и через некоторое время оказались у двери на лестницу, которая привела их в тюремный коридор. Очутившись в камере, Хирн тихо лёг на койку и попытался уснуть.
Утром его повели на допрос. Пожилого лысого офицера из военной контрразведки сменил аккуратный полковник из Корпуса Благородных. Пройдясь по всем вопросам, которые днём ранее задавал его предшественник, новый следователь вдруг внезапно осведомился:
- Этой ночью вы покидали свою камеру. Где вы были в это время?
- Я никуда не выходил из камеры, - спокойно ответил Хирн.
- А ваш сосед по камере утверждает, что около полуночи вы выходили и отсутствовали около трёх часов.
- Я ещё раз повторяю, что никуда не выходил, поскольку камера была заперта, а ключей мне никто не выдавал. А всё, что утверждает мой сосед - можете оставить на его совести, если найдёте такую.
Аккуратный полковник вскочил со стула и заорал на Хирна:
- Да я тебе сейчас всё рёбра переломаю! Ты шпион и изменник! Подлая тварь! Признавайся! Говори немедленно, где был минувшей ночью?
Майор хладнокровно посмотрел на следователя и медленно по слогам повторил:
- Я ни-ку-да не вы-хо-дил из ка-ме-ры.
Полковник выхватил лёгкий бластер армейского образца, и навёл его на Хирна. Тот глянул в линзу излучателя и почувствовал, как моментально взмокла спина. Дело принимало опасный оборот. Майор готов был отдать жизнь за родину, но не таким дурацким образом. К счастью, вскоре дверь кабинета открылась, к полковнику быстро подошёл его коллега и властно потребовал убрать оружие. Следователь тут же подчинился и вышел. Майор поднял глаза и узнал в своём неожиданном спасителе того офицера, который присутствовал на ночной встрече с принцем Лабаном.
- Прошу извинить меня, господин майор, за такую излишнюю театральность, но нам нужно было убедиться в вашей лояльности. Теперь я вижу, что вы достойны доверия принца. Вы свободны. Начальник военной полиции уже позвонил полковнику фон Штрессу и принёс ему извинения за ваше необоснованное задержание. Вот ваш личный бластер. Можете отправляться в Генеральный штаб.
Проходя по коридорам Первого управления, Хирн подумал, что вернулся сюда менее чем через сутки, но казалось, что от вчерашнего дня его отделяет целая вечность. Всё выглядело каким-то неуловимо изменившимся: и двери служебных кабинетов, и несущиеся по делам офицеры Генерального штаба. Даже буфет на шестом этаже, где за долгие годы было выпито столько чашек кофе, на этот раз смотрелся совершенно иначе.
Вечером, когда Хирн возвращался к себе домой, в сквере ему повстречались парни, перекидывавшие мяч. Один из них, готовясь поймать этот спортивный снаряд, сделал несколько шагов назад и столкнулся с майором. Пытаясь удержать равновесие и не упасть, игрок ухватился за Хирна. Потом он очень вежливо извинился и отошёл в сторону.
Зайдя в свою квартиру и снимая форменный китель, майор обнаружил, что в кармане лежит свёрток. Разорвав слой обёрточной бумаги, Хирн вытащил конверт, надписанный каллиграфически выведенной литерой "Л" и маленькую коробочку. В коробочке обнаружился золотой перстень-печатка с крылатым единорогом, выгравированным на верхней площадке. Мифическое животное, эмблему императорской семьи, украшал прихотливый вензель принца Лабана.
Хирн полюбовался перстнем, изготовленным с филигранным мастерством, затем открыл конверт. Там находились два листа. Один оказался воззванием к офицерам, написанным собственноручно принцем Лабаном на бумаге с водяными знаками. На втором объяснялось, как Хирн может передавать сообщения связному. Схема оказалась на редкость простой. Если утром майор оставлял вертикальную черту мелом на фонарном столбе в сквере слева от бронзового памятника Святому Троттелю, то это означало, что вечером он готов встретиться с человеком принца в своём любимом ресторане "Speisemeisterei". Если же рандеву требовалось принцу и его заговорщикам, то они должны были нарисовать солнышко на фонарном столбе справа от памятника Святому Троттелю.
И началась новая жизнь майора. Теперь каждое утро по пути на работу ему приходилось делать крюк и заглядывать в сквер. Хирн сверх всякой меры насмотрелся на знаменитый монумент, изображающий легендарного героя имперской истории, обратившего в бегство язычников на Ранде. Нескладная бронзовая фигура в мешковатом плаще нависала над фонарями и платанами. Распростёртые руки святого местами были загажены птичьим помётом.
Первым на связь вышел военный дипломат. Солнышко на фонарном столбе появилось через три дня после выхода Хирна из тюрьмы. Вечером за порцией шпетцле под вайсбир майор передал атташе Лиги несколько листов с подборкой аналитических материалов Первого управления Генерального штаба. По заблестевшим глазам Джона Джея Хирн понял, что тот очень доволен. Но в беседе дипломат дал знать, что ожидает большего и очертил сферу своих интересов. Она оказалась даже шире, чем ожидал майор.
Для Лабана Хирн составлял короткие записки, отчитываясь, сколько новых сторонников принц приобрёл в Генштабе. На первых порах этого хватало с лихвой. Но спустя несколько недель на очередной встрече Джон Джей, вместо того, чтобы, как обычно, выуживать из майора военные тайны Империи, начал намекать на то, что было бы неплохо увидеть в рядах заговорщиков какую-нибудь важную фигуру. Хирн, после некоторых колебаний, заявил, что уже почти уговорил одного очень серьёзного человека. Но просто так устраивать рандеву было бы опрометчиво. Через неделю в Хауптберге намечался торжественный приём, посвящённый очередному выпуску курсантов Имперской военной академии имени Святого Троттеля. Майор предложил приурочить встречу принца Лабана с новым участником заговора именно к этому событию.
Мероприятие всегда проходило в столичной ратуше. Огромное монументальное здание, построенное в готическом стиле, занимало целый квартал Хауптберга. Семь ажурных башен, украшавших главный фасад, символизировали семь знатнейших родов Нойе Хаймат, включая императорский. В назначенный день в роскошном банкетном зале под великолепными расписными сводами собрался цвет офицерства и генералитета Империи. В натёртом до блеска паркете отражались изумительные люстры, отделанные горным хрусталём и самоцветами. От орденов на парадных мундирах мужчин и драгоценностей на прекрасных дамах рябило в глазах. Принц Флапс обратился к присутствующим с блестящей торжественной речью.
Хирн смотрелся среди всего этого великолепия чужеродным элементом. Даже элегантный форменный китель на майоре выглядел пощёчиной общественному вкусу. А огромная голова с редкими волосами и оттопыренными ушами довершала нелепую картину. Поэтому, когда Хирн появился среди блистательных офицеров, на него сразу же начали бросать косые взгляды. Незаметно подойти к принцу Лабану оказалось неожиданно трудной задачей. Но майор, всё-таки, улучил момент, когда все дружно аплодировали лучшему курсанту выпуска, и оказался возле высокопоставленного заговорщика.
- Ваше Императорское Высочество, северный буфет, через пятнадцать минут.
Лабан едва заметно кивнул, подтвердив, что услышал Хирна. В назначенное время майор проводил принца в небольшое едва освещённое помещение, примыкающее к буфету. Там Лабана уже поджидал какой-то офицер. Когда Хирн закрыл двери, военный поднялся и повернулся к принцу. Тот не смог сдержать удивлённого восклицания:
- Фон Штресс? Это вы?
- Да, Ваше Императорское Высочество.
Принц почесал свой круглый подбородок, потом задумчиво произнёс, глядя на полковника:
- Какая честь для меня, общаться с самым талантливым офицером Генерального штаба Империи!
- Напротив, Ваше Императорское Высочество, это великая честь для меня, общаться с вами! - фон Штресс изобразил на лице восхищение.
- Право, полковник, вы мне безбожно льстите. Но могу ли я расценивать встречу с вами, как залог плодотворного и взаимовыгодного сотрудничества?
- Безусловно, Ваше Императорское Высочество. Я готов служить вам на благо нашей Империи.
- Хорошо, что вы это сказали, фон Штресс. А могу ли я у вас осведомиться, каким вы видите будущее Нойе Хаймат?
- Империя должна быть сильной и процветающей.
- По этому вопросу у нас с вами нет разногласий. Но не приходило ли вам в голову, полковник, что сейчас Нойе Хаймат нуждается в реформах? Наша родина страдает от косности и инертности. Правительство погрязло в рутине и бездействии. Нужны новые люди, которые способны бросить вызов всем проблемам, стоящим перед Империей и разгрести те авгиевы конюшни, которые достались нам от предшественников.
- Вы совершенно правы, Ваше Императорское Высочество. Ваш реформаторский пыл приводит меня в восхищение. Но как вы собираетесь вызвать к жизни перемены в нашем консервативном обществе?
- Ну, для начала хочу сказать, что мне хотелось бы увидеть вас во главе Генерального штаба. Уже давно пора сменить престарелого Циттерпаппеля. И вы смогли бы использовать ваши разносторонние таланты на благо нашей родины с большей отдачей.
- Благодарю вас за доверие, Ваше Императорское Высочество. Но, вы прекрасно понимаете, что генерал-фельдмаршал Циттерпаппель является другом Его Императорского Величества и без ведома вашего отца свой пост не оставит.
- Вот об этом я и хотел бы с вами поговорить, полковник. Мой отец был замечательным правителем, но сейчас он находится не в лучшей форме. Настали новые времена, которые требуют новых политиков и новых решений. И пора бы уж старшему поколению подвинуться и дать дорогу нам, молодым, дерзким, талантливым!
Тут в помещении внезапно включилось полное освещение и открылась скрытая дверь, замаскированная под стенной шкаф. В комнату вошли император Хаст I и принц Флапс. Остолбеневший Лабан побелел, открыл рот и схватился рукой за круглый подбородок.
- Значит, Его Императорское Высочество полагают, что Императору пора подвинуться? И ради этого сговорились с лютыми врагами Нойе Хаймат? - Хаст I говорил негромким голосом, но от его слов лицо принца-мятежника приобрело зеленоватый оттенок, а глаза начали закатываться, как у куклы. Лабан всхлипнул и упал в обморок.
- Вот всегда он был таким нюней. А всё туда же, "новые времена требую новых политиков"! "Дорогу нам, молодым, дерзким, талантливым"! Научился бы, для начала, нести ответственность за свои поступки и не падать в обморок, как изнеженная девица из бульварных романов. Унесите его во дворец. До моего возвращения принц Лабан должен содержаться под арестом, - появившиеся, как по мановению волшебной палочки, флигель-адъютанты бережно подхватили обмякшее тело принца и вынесли из комнаты. - Фон Штресс, я всё слышал через дверь. Вы хотите мне что-либо добавить для полноты картины?
- Ваше Императорское Величество! Позвольте вам представить майора Германа Хирна. Он сыграл самую важную роль в этой операции, он был наживкой, на которую клюнули наши враги. Мы догадывались, что Лига демократических миров планирует дворцовый переворот. Кроме того, имелись указания на то, что в этом деле замешан кто-то из императорской семьи. Совместно с армейской контрразведкой мы придумали, как раскрыть агентов внешнего влияния и расстроить их планы.
- Продолжайте, полковник. Подробности мне не сообщали.
- Мы начали с дезинформации. Про Хирна распустили слухи, что он недоволен задержкой в присвоении очередного звания и возмущён тем, что его не ценят в Генштабе. Кроме того, были сфабрикованы улики против Германа, которые указывали на его возможные контакты с иностранным дипломатом. Через некоторое время на нашу наживку клюнула крупная рыба. Хирна арестовали по инициативе военной полиции, а потом ночью доставили на встречу с принцем Лабаном. Было очень прискорбно узнать, что ваш сын является одним из руководителей заговора. Взгляните, Ваше Величество, этот перстень-печатку и это воззвание принц передал майору Хирну.
Хаст I пробежал глазами лист бумаги, затем глянул на свет. Даже Хирн заметил водяной знак с крылатым единорогом. Потом император сжал в руке прекрасный перстень:
- Подумать только! Эту вещицу я дарил Лабану на совершеннолетие. Это творение великого Венцеля Ямницера, которое он сделал полторы тысячи лет назад. Кто бы мог подумать, что мой милый мальчик решится пойти против меня... Продолжайте, фон Штресс!
- Хирн притворился мятежникам. Попутно майор снабжал военного атташе Лиги демократических миров подготовленной нами дезинформацией. Кстати, Джон Джей уже давно стал главным спонсором принца и погасил все его долги.