--Я буду вас ждать в пять часов в кафе напротив на открытой веранде. А сейчас извините, не хочу опаздывать.
Вскоре Виктор исчез из вида.
Петр Никифорович и сам торопился. Утром Заднепровцев сообщил, что пропуск для него в архив заказан и он будет ждет его у входа. Лена же так обрадовалась появлению еще одного человека с той далекой жизни, что решила не отпускать земляка. Она буквально двумя руками вцепилась в Иванова:
--Не бросайте меня!
Петр Никифорович, взглянув на часы, с сожалением отметил, что уже опаздывает, Но не откликнуться на просьбу девушки не мог. Решительно сказал:
--Пойдем со мной. Думаю, уговорю профессора взять тебя с нами.
Но он ошибся. Иван Андреевич был непреклонен. И как бы оправдываясь, с сожалением в голосе заявил:
--Знать бы раньше, а так пропуск заказан только для одного.
Петр Никифорович, повернувшись к Лене, молча развел руками: дескать, сама видишь, не получилось. Девушка тут же нашла выход из неловкой ситуации:
--Ладно, идите, копайтесь в своих пыльных бумагах, а я вас здесь, на входе, подожду сколько надо.
Девушке явно не хотелось оставаться одной в этом новом мире.
* * *
Разочарование и восхищение одновременно начали преследовать пожилого человека с первого шага в архиве. Все его представления о подобных хранилищах оказались ошибочными и ничтожными. Никаких нагромождений многочисленных и многоярусных полок с пыльными папками Петр Никифорович не увидел. Не было в помещении и того затхлого специфичного для архивов его времени запахов. Воздух воспринимался свежим и легким для дыхания. Документы были строго рассортированы по эпохам и темам, отсканированы и записаны на световые носители в каталоги.
Профессор сразу же пояснил, что в архиве есть все документы как регионального, так и федерального значения. Световые копии документов федерального уровня разосланы во все регионы страны.
--Это сделано с целью, чтобы исключить всякие кривотолки и иные толкования истории. Учли, в том числе и опыт вашего времени, когда каждый этнос стал трактовать мировые исторические события в угоду временщикам от власти. К чему это привело, вы скоро увидите,- с грустной ноткой в голосе заявил он. Чем еще больше подогрел интерес старика.
Найти нужный документ не представляло труда. Достаточно было только обозначить голосом искомую тему, и световой экран сразу же оживал. Одна за другой на нем возникали нужные разделы. Размер шрифта по желанию можно было регулировать, подстраивать под свое зрение, а поэтому текст читался легко и быстро. Если же в данном материале не все подтверждалось бесспорными историческими фактами и возникало желание углубиться в тему, к основному материалу с левой стороны экрана высвечивались более поздние научные исследования и открытия, отзывы, рекомендации, справки. Это давало возможность не только ознакомиться с базисным материалом по интересующей эпохе или событии, но и просмотреть альтернативные точки зрения.
Документов конца двадцатого и начала двадцать первого века, что больше всего интересовало Петра Никифоровича, было особенно много: указы, постановления, законы, пояснительные записки, дополнения в уже принятые законы, протоколы заседаний правительства, Государственной Думы и Совета Федерации.
Просматривая их, старик кипел от негодования. Солидные государственные органы, по сути, дублировали друг друга. А в Совете Федерации, похоже, вообще не интересовались серьезными государственными проблемами. Архив состоял сплошь из мелкотемья. Если и было обсуждение какого-либо серьезного проекта поступившего из администрации президента или из правительства, то сверху размашистым почерком уже было обозначено предлагаемое решение "Согласиться без обсуждения" или просто "Согласиться". И протоколы заседания подтверждали, что голосование было быстрым и единогласным.
Особенно недоумение и возмущение Петра Никифоровича вызывало то, что на световом табло часто высвечивались записки, предложения, наброски проектов законов безымянных лиц. И, как ни странно, они облекались в законы, не имея даже ни юридических ни экономических обоснований. Получалось, что явно лоббистские законы проходили через государственные инстанции быстро и без широких обсуждений.
Схема вырисовывалась до удивления простая и действенная одновременно. Группа лиц, явно заинтересованных в поблажках от государства, передавала в государственные органы свое предложение. И тут же свежеиспеченный документ плавно перекочевывал в какой-нибудь профильный комитет Думы с припиской:"Доработать и подготовить к обсуждению". Кто дорабатывал такие "документы", оставалось неясным. На них, как правило, не было даже заключения комитета.
В связи с этим у Петра Никифоровича возник вопрос к профессору:
--А при копировании документов, случайно, не оказывалось предпочтение вот таким, спорным документам?
Иван Андреевич рассерженно засопел:
--Разве то, что вы уже увидели, не говорит о беспристрастности подбора архивных материалов? Это в ваше время были подлоги. Мы тут головы сломали, чтобы установить истину, при изучении позднего периода советской эпохи и прихода к власти либеральных реформаторов. Некоторые бумажные документы оказались при внимательном изучении вовсе не историческими, а дешевыми подделками более позднего времени. Просветив их в специальном спектре света, выяснили буквально тонны подделок. Особенно про так называемый советский период. Последующее руководство, видимо, очень торопилась извратить историю, чтобы хоть как-то оправдать незаконный захват власти.
--Я вот что думаю,- после некоторого молчания продолжил профессор,- Похоже, что люди, пришедшие на высшие посты в руководстве, сразу же включили таймер на развал и последующее уничтожение страны. А точнее, таймер был поставлен теми, кто привел их к власти. Эти подделки больше всяких слов говорят об этом.
Выговорившись, Заднепровцев успокоился. Предложил вернуться к просмотру документов трехсотлетней давности, очевидцем эпохи которой был Петр Никифорович. Профессору не терпелось уточнить некоторые моменты истории непосредственно у него. А, чтобы разрядить возникшее между ними напряжение, рассказал, как им однажды пришлось решать вопрос, заносить документ из разряда лоббистских в архив или нет. Речь в нем шла о серьезных налоговых льготах для одной нефтяной компании.
--На документе стояла всего лишь одна подпись: "Готовил Изя Пупкин",- посмеиваясь рассказывал профессор.- Кто такой Пупкин мы так и не установили. Но поскольку документ был на бланке правительства, он благополучно прошел все стадии обсуждения и стал законом. Скорее всего свое коварное дело сделала магическая сила бланка. Мы сочли это за курьез. Документ, тем не менее, занесли в архив. А записку с подписью Изи Пупкина кто-то из коллекционеров древних артефактов взял себе. Надеясь, превратить ее когда-нибудь в целое состояние.
Спустя какое-то время Петр Никифорович и вовсе взмолился:
--Вы не поверите, но я больше не могу читать это безобразие. Мне дурно.- И грустно констатировал:
--Скорее всего вы правы.Такое государство обречено на прозябание...
Профессор только сочувственно согласился:
--Конечно, больно такое узнавать. Но ваша страна уже к первой четверти двадцать первого века оказалась в труднейшем положении. Документы показывают, что в государственную машину проникли люди чуждого стране менталитета. Они расставили своих людей на все значимые посты. Одновременно активно принялись менять взгляд населения на историю, на общечеловеческие ценности, внедрять в сознание населения стремление жить по принципу "купи-продай". Иначе говоря, все нормальные человеческие качества стали активно подменять дешевой вульгарщиной. Впрочем, не мне это вам говорить. Вы, должно быть, на своей шкуре все это непотребство испытали?
--Не скажите!- грустно возразил Иванов.- Похоже, прав были поэт, написав, что "большое видится на расстояньи". К тому же механизм принятия законов и постановлений чаще всего оставался неведом широкой общественности.- Помолчав, добавил: - И остается до сих пор. Это только мне судьба подарила возможность заглянуть в будущее так далеко, совершить путешествие в реальность. Но это, увы, не приносит радости. Узнать, что именно в это время уничтожается твоя страна, еще более тягостно.
Желая хоть как-нибудь сгладить мрачное настроение старика, Заднепровцев предложил передохнуть.
-- На входе у нас есть специальная комната для отдыха. Местного чайку попробуйте. Уверен, ничего душистее и вкуснее вы там у себя не пробовали.
--Так уж и не пробовал,- вяло попытался возразить Петр Никифорович.- Мне довелось побывать в некоторых южных странах. Вот там я понял, что такое настоящий чай на самом деле. Дома же, в России, приходилось пить что придется. А точнее готовить напитки из тех отходов, что наши предприимчивые коммерсанты выдавали за чай или кофе. Особенно в последние годы, когда, как я теперь понимаю, импортный рынок захватила кучка дельцов из чиновничьих и депутатских кабинетов.
--Вот-вот!- оживился профессор. - А все почему? Барышами чересчур увлеклись. Между прочим, прекрасный чай можно готовить из отечественного сырья. Кстати, этот рецепт мы взяли из вашего времени. В его основе удивительное растение Иван-чай. А добавив к нему по вкусу такие травы как душица, мелиса, чабрец, мята, листья малины, черной смородины, цветы липы, получаем божественный напиток.
-- Пробуйте!- Иван Андреевич пододвинул дымящуюся неповторимым ароматом чашку к собеседнику.- Замечательно восстанавливает силы, возвращает бодрость.
Чай и в самом деле оказался необыкновенно вкусным. Петр Никифорович вскоре почувствовал себя гораздо лучше. Печаль от полученной архивной информации о судьбе страны поутихла. Но горькие мысли остались.
--Как же так, ведь невооруженным взглядом видна разрушительная политика, а народ все терпит?- не выдержал он.
--Э-нет! Это вы, братец, зря так размашисто.
Профессор допил чай, не спеша отставил чашку в сторону:
--Много вы задумывались над судьбой страны просиживая там у себя на скамейке? То-то же оно! У людей много других забот: как выучить детей, найти нужную работу, прокормить семью, отдохнуть, в конце концов, узнать новости. И тут к твоим услугам телевидение, радио, газеты. Человеку некогда задумываться, что поставщик всей этой информации и есть тот класс, который хочет властвовать, хочет беспрепятственно обогащаться за счет народа. Естественно на телеэкраны и в другие средства массовой информации выдается только такая продукция, которая работает на власть. Простому человеку недосуг в этом разбираться. Да и что отдельный человек может сделать? Только лоб расшибить.
Петр Никифорович и сам хорошо понимал это. Вспомнил, как неоднократно, оставаясь наедине со своими мыслями, ловил себя на невеселых размышлениях о делах в стране. Но у него всегда теплилась надежда, что в конце концов, там, наверху, опомнятся, начнут претворять другую политику. Какую - он не знал. У него был за плечами лишь опыт жизни в советский период. Он помнил то время. Не все, конечно, в нем устраивало, но было главное - защищенность. Даже самый маленький человек был под защитой и заботой государства. У человека всегда была гарантированная работа, жилище, право на образование и медицинское обслуживание, право на отдых. И все это предоставлялось государством бесплатно. И на все хватало денег.