Часть 1. Всё сломано
Знаете, вас бы не позвали на похороны Лии Монтгомери. Церемония прощания прошла в маленькой церквушке, более чем скромно и в кругу только самых близких. Лия была женой професданьксора Филиппе Берди всего лишь год, но её похоронили в его семейном склепе.
День похорон выдался мрачным и серым. Из-за вьюги всё скрывалось в снежном вихре. Ветер пронизывал насквозь и задувал свечи. Никто не был готов к жуткому холоду снаружи, и горечи, леденящей душу, внутри. Все думали лишь о том, зачем маленькой Лие такой огромный гроб? И эти странные мысли о понятном и мирском нравились людям. Это отвлекало от самого страшного, от мыслей о собственной смерти. Филиппе же думал, что раз уж места хватило бы им двоим, – почему бы и ему не лечь рядом с женой.
Тело выдали только через две недели после смерти. К этому дню весь запас слёз иссяк. Никто не плакал и не устраивал истерик. Горе казалось таким выматывающим, иссушающим. Держаться Филиппе помогала лишь возможность в любой момент уйти вслед за женой, туда, в чёрное небытие, из которого нет возврата. У него есть выбор.
Вместо хора наняли дуэт. Их грели только мечты о том, как они потратят гонорар. Девушка проникновенно пела “The Band Perry – If I Die Young”. Голос её не дрожал, несмотря на явно опрометчивое решение надеть тонкое пальтишко не по погоде. Скрипач замёрз так, что пальцы с трудом сжимали смычок. Игра получилась нервной, неровной.
Хлоя вспомнила, как сестра выбрала эту песню, ещё задолго до своей смерти.
В тот день Лия вернулась домой, после похорон лучшей подруги и была в ярости.
– Они не выполнили её просьбу, они не стали! – в её голосе было много боли, но злости больше во сто крат. – Насмотревшись, как это делают в фильмах, Лия снесла всё со стола. Резко, обеими руками, но получилось не столь эффектно, сколь громко, неуместно и наигранно. Это разозлило её ещё больше. Девушка беспомощно взревела и закашлялась. – Её последней волей было, чтоб на похоронах не плакали, а танцевали и включили правильную музыку. Она не хотела, чтобы мы грустили. Мечтала уйти под ту самую песню. Понимаешь? А её бабушка всё испортила! – Лия взяла сестру за руку и попросила. – Но ты ведь сделаешь это для меня? Когда умру, поставят, что я попрошу? Пообещай!
Хлоя тогда согласилась, не стала переубеждать, что младшенькой уготована долгая жизнь, и не стоит думать о смерти. Прижала её к себе посильнее. Лия заплакала, но уже от облегчения – её наконец-то услышали.
“Видишь, сестрёнка, я сдержала своё обещание”, – думала Хлоя, вспоминая тот день.
После выступления священнослужитель степенно произнёс прощальную речь. Внимательно слушали только дети Хлои, для которых смерть была диковинным явлением, никак не связанным с ними или жизнью в целом. Простите им это. Малышам было всего три года, но вели они себя хорошо: не баловались и стояли прямо, выпрямив спину, как их учила бабушка.
Софи робко взяла Филиппе за руку, он почувствовал тепло.
«А у меня руки всегда были холодными, а сердце горячим», – услышал он голос Лии, своей мёртвой жены.
Профессор опустил голову и зажмурился, больше не мог смотреть на закрытый гроб, представлять, что там она, его единственная любовь. Он мечтал: «Вот стоит лишь открыть глаза, и всё окажется сном. Раз-два-три, ну, пожалуйста! Я буду лучше, прощу всем долги, стану помогать животным. Я сделаю всё! Ну же, что там ещё нужно пообещать?!»
Но чуда не произошло. Филиппе нехотя открыл глаза и медленно огляделся вокруг. Смотреть на сестру жены невыносимо, так же, как и отвести взгляд. Лия и Хлоя были слишком похожи: такие же тёмно-русые волосы, карие глаза, пушистые ресницы, пухлые губы. Вот только у Хлои уже появились морщинки, которые выдавали возраст.
«Такой ты могла стать через пять лет, – думал он. – Если б только была жива, – он посмотрел на близнецов, которых одели слишком тепло. Племянники были похожи на маленьких плюшевых мишек. – Такими могли быть наши дети. Если б только…»
Поодаль стояли лучшие друзья, с которыми они вместе преподавали в университете. Филиппе услышал комментарии мёртвой жены: «Смотри, Марго похожа на панду, и неспроста вцепилась в Ричарда так крепко. Мне кажется, эти двое что-то от нас скрывают, – Лия переключилась на Тима. – Даже на похоронах умудряется выглядеть как фотомодель. Как думаешь, он приударит за певицей?”
Профессор сделал глубокий вдох и опустил голову. Когда спросили, не подготовил ли кто-нибудь поминальную речь, все промолчали. Даже Тим, который всегда находил нужные слова – и тот предпочёл воздержаться. Холод сковывал не только тела, но и души. Силы были на исходе. Филиппе шепнул сестре: «Пусть отнесут в склеп. Отпустите тело». Так и сказал «отпустите тело», вместо «опустите». Душу отпускать не собирался, да и в склепе не опускают гроб. Сам, не извинившись, вышел на улицу. Захотелось курить, и воспоминание пришло как по заказу. Оно ждало этого дня и пришлось как нельзя кстати.
Это случилось в день похорон родителей. Все разошлись, и Филиппе курил прямо на кухне. Кто ему запретит? Мать? Отец? Пусть для начала воскреснут. Бабушка, которая неожиданно проснулась среди ночи, не испугала его. Она подошла к нему и забрала сигарету. Он ждал нагоняя, но был готов отстаивать свои права на взрослую жизнь.
«Не стоит курить постоянно, – бабушка затянулась. – Не носи с собой этой гадости, не захламляй лёгкие. Но на моих похоронах разрешаю выкурить даже две».
Тогда Филиппе заплакал как ребёнок, надрывно и чисто. Понял, что для того, чтобы стать взрослым, ему нужно ещё подрасти. После похорон бабушки выкурил целую пачку. Его потом долго мутило с непривычки, к табаку больше и не думал прикасаться. До сегодняшнего дня.
Чувство вины сдавило грудь, лёгкие, казалось, перестали слушаться. Филиппе пытался сосредоточиться на дыхании, но становилось только хуже, проще было перестать сопротивляться. Сердце же, напротив, билось слишком быстро. Здравствуй, паническая атака, первая в череде грядущих. Он думал лишь о нереальности происходящего. В его голове крутилось навязчивое: «Её нет, её нет, и не будет». Резкий порыв ветра был похож на пощёчину, возвращающую в реальность. Снег всё ещё шёл, но теперь хлопья падали медленно, безмятежно. Филиппе почувствовал на себе тяжёлый взгляд. Вдали, около могил он увидел девушку. Худая, во всём чёрном, лицо спрятано за вуалью, не разглядеть.
Филиппе поёжился: «Может, это смерть пришла посмотреть, какую красоту забрала? Или уже за мной?» Его, наконец, отпустило, дыхание вернулось в норму, приступа будто и не было вовсе. Тень показалась знакомой. Он хотел помахать ей, но не успел.
– Филиппе, – отвлекла Софи, – ваши друзья уезжают сегодня на конференцию, поэтому будут только родственники. Карла и Хлоя вместе с Питером уже поехали ко мне. Не волнуйся, я всё подготовила.
– Зачем я им? – Филиппе задавал вопрос больше самому себе. – Не понимаю, почему они всё ещё хотят меня видеть?
– Чтобы ты рассказал, как любил её, – ответила сестра, когда они уже сели в его машину. – Все поделятся, как им больно, и станет легче. Именно так и бывает, неужели ты забыл?
– Рассказать? Разве это можно рассказать?! – взорвался он. – Софи, лучше бы им оставить меня в покое. Я видел, как она умирала. Лия страдала, мучилась, ей было так больно, что её глаза… – у него выступили слёзы, но говорить брат стал ещё жёстче и быстрее. – Она держала меня за руку до последнего вздоха. Жизнь уходила из неё, но единственное, что я мог сделать – просто быть рядом. И ничего больше. Лучше бы это был я. Лучше бы я умер вместо неё или вместе с ней! – Софи не отвечала, и он продолжил свою тираду. – А ты хочешь, чтобы я говорил о любви?! Разве они хотят услышать, что их дочь и сестра умерла из-за какого-то идиота, который, видите ли, любил её, что пожалейте и его заодно. Ему ведь тоже ой, как нелегко. Это всё бред! – он ударил по рулю и сработал гудок.
Стайка птиц взметнулась в небо. Филиппе понял, что они с сестрой едут уже давно, вот только он не помнит, как выехал с кладбища. Софи тоже вздрогнула, потом нахмурилась.
– Останови машину, я поведу, – приказала она, но первой выходить не стала. Вдруг брат уедет без неё?
– С какой стати? – запротестовал Филиппе. Софи толкнула его в плечо, и по взгляду было понятно, что шутить она не намерена. – Права-то у тебя хоть есть?
– Уже три года, – сестра снова больно его ударила. – Мало ли что ты не хочешь, делай, как я говорю, – появились властные нотки совсем как у мамы.
– Ты выросла, Софи. Когда ты так выросла? – недоумённо шептал Филиппе, пока они менялись местами. Софи пристегнулась, плавно тронулась с места. Тишина была такой гнетущей, что Филиппе не выдержал и сорвался. – Куда мы едем? Мы проехали поворот. Говорил же я, что ни черта ты не умеешь! – он не хотел злиться и выплескивать, что накипело, но не сдержался. Филиппе размышлял: “Хочу в наш бар, выпить, а не заблудиться в лесу. Хотя если мы заблудимся и умрём, я быстрее попаду к Лие”.
– Заткнись! – прошипела Софи. – Знаешь, то, что ты старше меня и учёный, не даёт тебе права издеваться надо мной. Мы едем из города, а вот вернёмся ли, зависит от тебя.
– В этом какой-то сакральный смысл? – возмутился брат. – Один из ритуалов? Как справиться с болью за десять шагов? Опять твоя идиотская психология, социология, хренология или другая псевдонаука? Хочешь отвезти меня в домик родителей, чтобы я вспомнил, что и тебе когда-то было плохо?
Он угадал и бил по самому больному, ведь изначально план был именно таким. Софи на секунду побледнела, а потом её обожгло изнутри. Она резко нажала на тормоза. Их сильно тряхнуло. Филиппе не успел ничего сказать, а сестра уже прибавила газу. Стрелка спидометра двигалась быстро, перескакивая отметки. Деревья замелькали, а потом и вовсе начали сливаться в одну сплошную. Машина рычала, ей нравилось, что она наконец-то сможет показать, на что способна.
– Ты свихнулась?! Хочешь погибнуть? – он вцепился в сиденье, голова закружилась.
Филиппе никому не говорил, что купил большой и надёжный автомобиль не для того, чтобы гонять и красоваться, а лишь в целях безопасности. Если произойдёт авария, то у него будет больше шансов выжить. У других меньше, а у него больше – плевал он на них. Не хотел умереть как родители в искорёженной консервной банке, из-за какой-то нелепой случайности. Боялся и почти всё время ходил пешком, а машина пылилась в гараже. Сейчас он думал: “Неужели настолько важно, как я уйду? Пусть себе гонит со всей дури. Но если её не остановить, она тоже умрёт”. Воздуха снова не хватало. Адреналин. Он чувствовал его всем телом. Не то чувство лёгкого страха, что испытываешь, катаясь на аттракционах, а дыхание смерти. Рубашка неприятно липла к телу. Сердце сжимали невидимые стальные прутья, и оно начало трепыхаться как бабочка быстро, хаотично.
– Всё ещё хочешь умереть? – Софи добавила газа, она выглядела безумной.
– Уж точно не так, – побледнел Филиппе.
– Тогда как? – Софи немного отпустила педаль. Девушка не боялась скорости. Потерять брата – только это пугало. Если оставить всё как есть, то старуха с косой очень скоро появится вновь.
– Что “как”? – уточнил Филиппе.
– Как ты хочешь умереть? – спросила Софи.
– Останови, – попросил он скорее жалобно, чем требовательно, – прошу тебя. Останови! Мы же разобьёмся!
Софи его слышала. О да, она прекрасно его слышала. Но вжала педаль ещё сильнее. Их тряхнуло на кочке. Казалось, что ещё чуть-чуть, и они вылетят на обочину. “Мы погибнем как родители”, – боялся Филиппе.
– Давай вместе? – предложила Софи. – Питеру будет меньше забот, все будут его жалеть. Помогут, утешат, соберут денег. Как нам тогда, помнишь?
– Ты чокнутая! – испуганно выкрикнул Филиппе. – Это не шутки! Не игра! С чего ты решила, что я хочу умереть?
– У меня есть доступ к твоим расходам, – объяснила Софи. – Я наведалась в аптеку, но дёрганый старикашка не хотел говорить, что именно ты купил. Тогда я рассказала ему, что недавно мой брат потерял жену и склонен к суициду. Пригрозила, что если ты умрёшь от их лекарства, я вернусь, но уже вместе с копами. Он испугался и припомнил, что ты покупал снотворное. Вот только откуда у тебя рецепт? – Машина ревела, поворот за поворотом. Софи сбавляла скорость, рядом с редкими встречными, и снова нажимала на газ, когда впереди была лишь пустынная прямая.
– Чего ты хочешь от меня? – злился Филиппе. – Неужели непонятно, что я не сплю после того, что видел и пережил?
– Что я хочу? Что я хочу?! Ох, братец, как же я тебя ненавижу, – голос её стал жёстким, незнакомым.
– Да за что? – искренне не понимал он.
– Ты мой самый близкий человек, как я без тебя? – спросила Софи.
– Но как же Питер? Ты же любишь его? – это не подействовало, Филиппе старался говорить, как можно спокойнее. – Хорошо, я останусь, – он чувствовал себя сапёром, но какой провод резать, и поможет ли? – Он понял: “Да уж, никакая это не терапия. Она настроена решительно. Раз спасти не получается, то мы разобьёмся. Мы и правда, сейчас разобьёмся!”
– Поклянись честью Лии, – выдвинула своё условие Софи.
– Почему не твоим здоровьем или памятью матери? – брат пытался отшутиться и перевести тему.
– Лия была тебе ближе всех, – она снова била в цель.
– Я клянусь, клянусь честью Лии, что не покончу с собой. Я останусь, пожалуйста, остановись! – умолял Филиппе.
– Попробуй убедительнее!
Он решился открыть глаза. Где-то впереди мелькнула тень и вот вдалеке стоит Лия, в малахитовом платье, как в самых банальных ужастиках – красивая и живая.
– Стой! Тормози! – закричал брат. – Мы же убьём её!
Скрип тормозов стал самым прекрасным звуком. Машина встала как вкопанная. Филиппе был так собран и напряжён, неподвижен, что казалось, даже не моргнул. В ушах зазвенело, голову закружило: “Лия… Ты жива, Лия? Чёрт, где эта проклятая ручка!” Наконец открыл дверь, но ноги не слушались и он выпал на дорогу.
– Филиппе? – позвала Софи.
– Всё в порядке, я в порядке, – поспешно заверил брат, медленно поднялся, и обошёл машину, аккуратно опираясь на неё руками.
Филиппе осознавал, что ему всё привиделось, и Лии здесь нет. В паре сантиметров от капота сидела грязная собака, смотрела на него огромными карими глазами и, кажется, никуда не собиралась уходить. Не убежала, не испугалась огромного куска металла, который летел на неё с бешеной скоростью. Огляделся вокруг – никого. Только лохматое животное само как призрак. Небольшая, похожая на породистую болонку. Шерсть видимо белая, но под таким слоем грязи не разобрать. “Откуда она в этом лесу? Худая, одинокая и грязная”, – подумал Филиппе и сел рядом. Животное не стало огрызаться, не отстранилось, а наоборот прижалось к нему.
– Что там? – крикнула Софи. – Мы никого не убили? Филиппе? Филиппе! – он не отвечал, и ей пришлось, превозмогая боль, выйти из машины. – Как ты успел заметить? Филиппе! Филиппе!
– Возьмём её с собой! – брат пытался перекричать звон в ушах.
– Да что с тобой? Не ударился? – девушка внимательно осмотрела его голову, но не нашла никаких повреждений.
– Разве ты не видишь, как она смотрит? – он продолжил уже тише, – это сучка или кобель?
– Может, она живёт где-то поблизости, – предположила Софи, оглядываясь.
– Нет, она очень худая и дрожит от холода, – заметил Филиппе, сестра молчала. – Да как ты можешь быть такой чёрствой. Она же умрёт здесь!
Софи вздрогнула: “Сам намеревался умереть, но почему-то решил спасать других. Но он прав, если оставить её здесь, то малышка наверняка погибнет”.
– Ну, здравствуй, – ласково обратилась она к животному. Та, конечно, ничего не ответила, даже не тявкнула. Тогда девушка присела на корточки и присмотрелась повнимательнее. Издалека не заметно, но собака была слишком худа, шерсть скрывала впалые бока. – Ты пойдёшь с нами? Мы накормим тебя и себя заодно, – поняла, что и сама сильно проголодалась. Последние три дня Софи практически ничего не ела, потому что погрузилась в расследование, подготовку к похоронам, проверяла свои догадки о суицидальных мыслях брата, и на еду не оставалось ни времени, ни сил. Она заметила у собаки потрёпанный ошейник, впивавшийся в худую шею, и как можно аккуратнее сняла его. На обратной стороне была надпись “Тесси” или “Лесси”. Бедняжку потеряли или выбросили ещё щенком. – Ну что, Тесси, пойдём домой.