Нола и Нолик прибегали к бухте с самого утра. Теперь в их доме теперь пусто, паутина затянула балки и потолок. Раньше её убирала мама. А сейчас некому - Нола невелика ростом, хоть и двенадцатый годок пошёл. А Нолик ещё меньше.
Такое имя дала брату сама Нола, потому что он был во всём похож на неё. Очень хотелось прожить свой век вместе. Со старшим-то, Эдгаром, пришлось разлучиться.
Нола и Нолик часто мечтали: вот приедет Эдгар, заберёт их с собой в большой город, такой же огромный, как море; вернётся отец, мама оживёт... Ой, нельзя так говорить, это против божеских законов! Нолу однажды все отругали за необдуманные слова, мол, мама не сможет без них, заскучает у самого Создателя.
Ну пусть тогда хоть отец вернётся!
Конечно, его разбитую лодку нашли после шторма. Но ведь он мог спастись на большом корабле. Махине никакой шторм не страшен. Корабли спокойно разбивают носом волны, которые могут угробить лёгкое рыбацкое судно.
И вот однажды...
- Нола, смотри! - братишка настойчиво затеребил её руку.
Солнце выпило краски из его пшеничных волос, сделало бесцветными, сухими и реденькими. Зато море добавило сини и блеска в огромные глаза. Из-за сияния не сразу делались заметными тёмные круги под ними.
- Ну Нола, какая же ты вредная! На море посмотри! - В голосе братишки зазвучали нетерпение, слёзы, радость и ещё что-то.
Нола глянула в слепившую глаза даль.
Ничего. Никого.
- Что-то не могу различить. Ты, Нолик, глазастый. Вот и скажи мне, что там в море.
- Эх ты, Нола, а ещё старшая! - досадливо произнёс Нолик. - Корабль! Большой! Красивый, с флагами!
- Тот, который обычно раз в месяц проходит мимо нас, только три дня назад отплыл, - задумчиво пробормотала Нола. - На нём уехала Ирма, соседкина дочка.
- Вот крику-то было! - громко сказал Нолик, и стало неясно, жалеет он соседку или рад за Ирму.
- Значит, этот корабль специально свернул к нам, чтобы кто-то важный сошёл на берег с известием. Или в гости к кому-то. Или за кем-то, - продолжила размышлять Нола, искоса наблюдая за Ноликом. Только бы продлить эти минуты искренней радости и надежды. Не убить их правдой: на самом деле на горизонте ничего нет.
Нолик вырвался из объятий сестры, подскочил, стал вышагивать, расшвыривая песок худющими ножонками, похожими на ветки.
- Ура, ура, ура! - завопил он.
Его крик подхватили три нахальные чайки.
А потом разразился бурчанием живот Нолика.
Нола вздохнула: пора идти за краюхой, пайком, который соседи по очереди выдавали сиротам. Их не отправили на материк только потому, что не было вестей о смерти Эдгара. Совет общины очень не любил за что-то отвечать - дескать, приедет старший брат и спросит: а кто позволил увезти детей из отчего дома?
- Пойдём, Нолик, - сказала она. - Сегодня очередь кормиться у тётки Хельги, а она на горе живёт.
Нолик плюхнулся на песок, уверяя, что есть он вовсе не хочет, что не уйдёт отсюда, пока корабль не встанет на рейде и к берегу не отправится шлюпка.
Нола решила не отнимать счастье у брата.
- Хорошо, - сказала она. - Если ты уйдёшь с солнца и сядешь в тени кустов, я сбегаю за хлебом сама. Но если сделаешь хоть шаг к морю, то я увижу всё с горы. Останешься сидеть в подполе, пока народ будет встречать шлюпки.
Нолик бросил на сестру взгляд, который означал полное согласие.
Нола отправилась за скудной едой. Мука была привозной, дорогой и расходовалась бережно. Но никто не пожалел куска хлеба осиротевшим детям. Хозяева коз даже наливали молока. Нола с удовольствием отказалась бы от подачек, но взять еды было негде. Вон пекарь, завидев её, отвернулся. Его уши под белым колпаком стали красными, как помидорины. Нола на него не рассердилась, наоборот, почувствовала свою вину.
От голода ослабли не только ноги, но и разум. Притупилась бдительность, угасло внимание. И Нола вздрогнула, глянув на верхний конец улицы: "Ой! Не миновать встречи с тёткой Рутой!"
Это самое настоящее наказание - столкнуться с ней. Ведь решила же Нола поначалу забраться на гору напрямик, по крутейшему склону. Так нет, после смерти мамы стала осторожничать: случись что с ней, кто присмотрит за Ноликом? Отправилась по дороге - и вот пожалуйста!
Муж Руты был троюродным братом отца. Из тех, что роднее кровных: вся жизнь и имущество пополам. И смерть тоже. После гибели рыбаков Рута потребовала у мамы половину стоимости лодки, хотя она была только записана на двоих. Купил-то её отец Нолы.
Рута получила в лицо пачку ассигнаций и горсть монет. Люди про обеих женщин сказали - грешницы. Мама родила Нолика, Рута - мёртвого младенца.
С тех пор Рута возненавидела детей бывшего родственника: при встрече шептала проклятия, грозилась смертью. Жила она безбедно, из окон дома по вечерам часто раздавались песни и смех.
Нола опустила голову. Дорога, ведущая вверх, стала ещё муторнее: каждый булыжник норовил стукнуть босые пальцы или вдруг оказаться скользким, чтобы вывернуть ногу. Да и голова вдруг потяжелела, на плечи лёг груз. Греха, что ли? Людей-то положено любить, а Нола тётку Руту не переносила.
Поравнявшись с длинной коричневой юбкой из шерсти и белейшим кружевным передником, Нола хрипло сказала:
- Здравствуйте, тётя Рута. Многие годы вам, и здравия, и благополучия.
- Издеваешься, сволочное отродье? - с тихой яростью молвила тётка, но тотчас её голос стал елейным: - Доброе утро, духовный отец! Да пребудет с нами милость Создателя!
- Доброе, дочь моя! С тобой его милость точно пребудет, ибо печёшься об осиротевших детях. Слышал я, как ты обещала Совету общины взять их в свой дом и давать пропитание из единых рук. Как расспорилась с Председателем, но доказала, что лучше детям расти при родственниках, чем в воспитательном доме на материке. Создателю такое угодно, и он поможет тебе в благородных трудах, - прогудел глубокий и вязкий, словно мёд, бас духовного отца.
Под лучами солнца, палящими макушку и плечи, Ноле стало холодно.
- А ты, дитя, склонись перед человеком, который всю жизнь свою повернёт для того, чтобы воспитать тебя с братом. Помни: неблагодарность - худший из пороков по мнению вольнодумца Данта, который, однако же, создал яркую картину того, что бывает с грешниками в Аду. - Бас духовного отца точно высох, наполнился иголками и камешками. И всё гудел, гудел...
Нола поклонилась низенько, так низенько, что потемнело перед глазами, а булыжники слились в нежданно-негаданно возникшую ночь.
Очнулась она в тени фруктовых деревьев. На лбу - мокрая тряпка.
Нола осмотрелась и увидела белые и цветастые нижние юбки, чепцы, передники на длинной верёвке между шестов. И знакомую дерюжку рядом. Её платье...
Откинула холщовое покрывало: на ней только замызганные панталоны, у которых почти везде оторвалась и повисла лохмами тесьма.
Из раскрытых окон дома тётки Руты вырвался громкий смех. Голос показался знакомым. Духовный отец?
- Пойду посмотрю, как сиротка, - сказала тётка и почему-то взвизгнула. Но тут же заливисто засмеялась.
Нола похолодела: в саду уже сумерки, а на заливе её целый день ждёт Нолик. Голодный!
Она подскочила и заметалась в поисках калитки или ворот. В этом саду она была ещё совсем малышкой, до женитьбы дяди. Где же калитка?
Нола врезалась во что-то душистое, пахнувшее розами. Тётка Рута! Сверху на Нолу повеяло жареным мясом и вином.
- Куда собралась? - В тёткином голосе не было и помину родственным чувствам.
Только злоба и решимость.
- Нолик у моря! - отчаянно выкрикнула Нола. - Один, целый день один! Голодный!
- И как же ты пойдёшь к нему? - спросила тётка. - Раздетая?
Нола оглянулась: с верёвки исчезло её платье.
Мир покачнулся, потом вернулся на место. Нола громко и холодно сказала слова, на которые никогда бы до сегодняшнего дня не отважилась:
- Прочь с дороги!
И ринулась, как была - в одних панталонах - через каменный забор.
Она не видела, что мгновением позже тётка выскочила из калитки, махнула рукой высоким мальчишкам, которые бездельничали возле изгороди. Когда они подошли к ней, вытащила из кармана несколько монет и высыпала их в руку старшему из ребят и что-то сказала.
Довольно горланя, мальчишки гурьбой побежали за Нолой.
Поначалу, пока она неслась вниз, её взгляд отмечал разгневанные и недоумевавшие лица в окнах домов, уши ловили окрики.
А потом она стала птицей, которая летит к своим птенцам, что жалобно пищат в гнезде на краю скалы. Вперёд, только вперёд!
Песок в поздних сумерках показался особенно светлым, море - особенно тёмным, первые бледные звёзды - особенно жалкими и потерянными.
Нола обежала все кусты, сорвала голос.
Появились мальчишки, принялись кричать обидные и похабные слова. Охальники, наверное, ожидали, что Нола станет убегать, но она сама подошла к ним со словами:
- Братик Нолик пропал... Я оставила его здесь...
Старший рассердился:
- Всегда знал, что девки - паскуды! Разве можно маленьких на берегу бросать? Сунется в воду - и всё, дно здесь обрывистое. Убил бы тварюгу!
И жестоко и больно ударил Нолу по лицу.
Она утёрлась, да что там утёрлась - размазала кровь и сказала, глядя на них с песка:
- Люди добрые, помогите! Во имя Создателя, во имя ваших отцов и братьев, которые вручают его воле свои души каждое утро!
Это были рыбацкие слова, переступить через которые на Элиафе никто не может. Конечно, они звучали по-другому, но в сказанном Нолой был тот же смысл. Вот разбойники и не переступили его. Кто-то из них накинул на плечи Нолы рубашку, и все разбрелись по берегу, прочёсывая его, словно бреднем.
Когда окончательно стемнело, ребята предложили бежать за помощью в посёлок. О том, что это нужно было сделать сразу же, никто не сказал. Но все подумали о том, кто может всё исправить.
- Морской Чёрт... - молвил кто-то с явным ужасом в голосе.
- Морской Чёрт... - эхом откликнулся старший.
- А ты знаешь, сколько он денег берёт за поиски? - спросил рыжий низкорослый паренёк.
- У нас хватит, - заявил старший, позвякивая в кармане монетами, полученными от Руты.
Ребята потупились. Довольно долго никто и слова сказать не мог.
Только Ноле не было ни страшно, ни стыдно. Она превратилась в один канатом натянутый нерв, который поможет ей услышать шёпот, шорох, любое движение, связанные с Ноликом.
- Как найти этого Чёрта? - спросила она.