Пробуждение, даже на фоне недавних, выдалось не из простейших. Всё тело ныло так, словно Виктор не спал, а принимал участие в каком-то низкосортном шоу с названием звучащем примерно так: "Выкрути плоть и кость!" - и мужчина, судя по ощущениям, выиграл в этом вымышленном мероприятие, выдержав несколько часов пыток выкручиванием рук, ног и даже пальцев.
- Свинство! - простонал Виктор, когда коснулся указательным пальцем правой руки до спинки кровати. Иначе попросту не мог встать. - Какого рожна происходит?
Взгляд вперился в указательный палец, на котором не было ногтя... его словно кто-то с недюжинным рвением вырывал... и сделал это оставив грубую рваную рану.
Пытаясь вспомнить случившееся за прошедший день, мужчина только ощутил головную боль, которая бывает после знатной попойки. Его мысли заволокло туманом забвения. И не имея каких-либо сил бороться за свои воспоминания, на подгибающихся ногах, мужчина поплёлся на кухню.
В окно проникал дневной свет. Он опять проспал, но не чувствовал досады, что опаздывает, или радости, что поспал больше положенного, - ему было не до этого. Да и могло ли это иметь значения в его-то положение?
Виктор пошатывался. Каждый шаг стоил не малых усилий и старательной концентрации. Порой слышались какие-то звуки с улицы. Редкие возгласы или детский смех. Но мужчина старательно отбрасывал от себя эти крики и смех. Временами раздавались разные постукивания где-то в квартире. С ними Виктор поступал точно также, как и со звуками, проникавшими с улицы, через закрытые окна, - не замечал.
Долгий, тернистый и тяжёлый путь до кухни был окончен. Дверца с тихим и неясным звуком открылась, а там, не глядя, рука сама собой схватила холодную алюминиевую банку с пивом. Забыв закрыть дверцу, вытаращившись на банку пива, мужчина открыл её и с величайшим наслаждением услышал тот самый звук от которого на сердце стало значительно легче и теплее. И холод... такой спасительный и живительный холод, который избавлял от мерзкого комка, застрявшего в горле. Холод, который, растекаясь по организму, совершая ещё путь до желудка, уже отрезвлял и придавал сил справиться со слабостью после пробуждения.
Одной банкой пива он не ограничился. И только на третьей ему стало по-настоящему хорошо. Холод, который, казалось, подморозил мозг, смог неплохо притупить усталость и болезненные ощущения во всём теле. И даже ноющие, причудливые и воспалившиеся раны уже не доставляли каких-либо беспокойств. Есть они, нет их, какая разница, если в холодильнике есть пиво?
Открыв полупустую банку с таблетками, отсыпал пяток кругляшей и закинулся ими. А чтобы не застревали в горле, мужчина сделал ещё несколько крупных глотков пива. И только после, когда лекарство подействовало и ему уже совсем стало всё безразлично, поднялся на ноги.
Теперь его шатало не от болезни или усталости, а только от опьянения и голода. Он так и не позавтракал перед уходом из дома. Да и не смог бы вспомнить, когда ел в последний раз. Для него это не имело ни малейшего значения. Как сам он думал: "Жив, есть лекарство и пиво... чего же больше?"
Из обшарпанного подъезда он вышел на залитую ярким светом улицу. Жмурясь и улыбаясь новому дню, шагал по улице. И никого-то он не видел, ни монстров, ни уродцев, сплошь да рядом встречаемых им. Он их попросту не замечал. И они его не замечали. Правила были просты и понятны. Он принял правила и сам навязывал другим. Пусть даже монстр вздумает броситься на него, - он просто не станет реагировать. Теперь это помогало, а большего и не нужно.
Путь до офиса слился в обрывочную череду образов. Подземка, тесный вагон и монстры, толпившиеся кругом. Улица, толпы уродцев и всяких тварей проходивших мимо, совсем рядом. И полное безразличие к целому миру, который окончательно сошёл с ума.
"Мир долбанулся, - думал на этот счёт Виктор, - но мне какое дело? У меня есть лекарство и деньги на пиво, а большего и желать нельзя!"
И пусть человечество почти полностью исчезло, люди встречались крайне редко, это не печалило Виктора. Пусть мир разваливался. Ему было хорошо и ни до кого в целом свете не было дела. Он был один, у него ничего не было. А разве можно отнять у человека одиночество... разве можно отнять что-то у того, кто ни чем не обладает?
К офису он подходил, улыбаясь своим глупым и мечтательным мыслям о том, что такие перемены мира сделали его, мир, только лучше. Один из последних людей думал: "Теперь всё куда яснее и легче. Меньше всяких глупостей. И ни какой нудной, обманчивой морали, которая бьёт всех... кроме тех, кто пишет саму мораль!"
Но уже в самом здании, перед дверью в офис мужчина замер. С удивлением оглядывал странную яркую ленту и вчитывался в надпись, но, ни как не мог взять в толк, что читал. И только закрыв глаза, а после, вновь раскрыв, он сообразил, что вход в офис опечатан. А лента... лента своеобразное ограждение. Тронь эту ленту - и ты уже приступил закон.
Рука сама собой опустилась в карман. Вытаскивая баночку с таблетками, Виктор выронил звякнувший об пол ключ. Но на упавший ключ он обратил внимание после, - когда подзаправился парой таблеток. Лекарство творило чудеса. И улыбка вновь крепко обозначилась на его лице.
Опустив глаза, Виктор увидел незнакомый ключ. У него такого никогда и не было. И о его предназначение он мог только гадать. Размышлял, что если есть ключ, то должна быть и дверь с подходящим замком. Думал об этом, а после едва не вскричал на радостях: "Да ведь это знак! Тут запертая дверь, а у меня непонятный ключ! Сама судьба желает, чтобы я его проверил, чтобы начал с малого движение к открытию. И если к этой двери он не подойдёт, то я всего лишь начну долгий путь к удивительному открытию".
И ни на мгновение не задумываясь, что он и для чего делает, мужчина сорвал яркую ленту с вполне ясной надписью... сломал пломбу на замке и без сожалений или понимания, что делает, вставил ключ... замок щёлкнул, а дверь, с протяжным таким скрипом, открылась перед ним. Он просто стоял и, как дурак улыбаясь, смотрел за медленно и пискляво открывающейся дверью.
Он забыл, для чего нужно было идти в офис. Не задумался, что ему попросту нечего делать в закрытом и запечатанном на время следствия офисе. Просто по привычке вернулся на рабочее место. Место, которое можно было назвать рабочим только с одной поправкой, - это было рабочее место маньяка, который разломал всю мебель и переломал электронику... место сплошь и рядом перепачканное кровь и со следами мела на полу и какими-то пометками на стенах.
И единственное что возмутило в увиденном Виктора, был его стол, переломленный пополам. Уже явно не пригодный для работы, как и смятый компьютер и разбитый, валяющийся рядом монитор. Его невероятно разозлило запоздалое понимание, что он пришёл на работу зазря. Что ничего не сможет сделать и... думал: "Боров ведь не заплатит мне, если я ничего не буду делать!"
При мысли о борове-шефе, в уме возник образ трусливо подрагивающей, стоявшей на полу свиньи. Образ омерзительный, но в то же время комичный. Трясущийся и жирный свин, у которого содрогается всё тело, и как бегут по жиру волны беспокойства.
"Да, этот облик ему явно подходит больше, чем личина человека! - восторженно думал мужчина. - Своим обликом он больше никого не обманет, даже если захочет и постарается!"
Он, не зная чем себя занять, решил пройтись по разрушенному офису. Зашёл в кабинет босса и замер. Ещё только приоткрыв дверь, ему в нос ударил запах копоти... но стоило переступить порог, как этот самый запах начал сводить с ума. Бегло взглянув на обгоревшие останки прежнего убранства, Виктор выскользнул из комнаты и торопливо закрыл за собой дверь. Но запах, словно вцепился в него и не отставал.
Виктор решил скорее уйти из офиса, но... стоило ему обернуться, как увидел выгоревшее дотла помещение. Ни единого намёка на просто переломанную мебель больше не было. Пепелище, не иначе. И сами стены источали горелый смрад от которого не было спасения. А в голову начали лезть стенания и крики невероятно страдающих людей.
Эти крики, звон надрывающихся и верещащих голосов засел в голове и терзал ум. Схватившись за уши, Виктор пытался заглушить голоса, но те никак не желали смолкать. Он застонал, а после закричал, пытаясь избавиться от преследовавших его ум голосов. А в голове возникло страшное видение, как полулюди, полумонстры, метались по горящему офису и ни где не могли найти спасения. Как кто-то открыл дверь в кабинет шефа, надеясь, по-видимому, броситься в окно, но из кабинета хлынуло ещё большее пламя.
И этот запах, копоть вперемежку с горелыми волосами и палёной плотью, вгрызались в обоняние человека. Этот запах прогораемой живьём жизни словно сжигал его самого. Словно он, причастный или в чём-то виновный без вины, должен был страдать за чужую ошибку или оплошность.
Ища спасения, Виктор выбежал из офиса и закрыл дверь. Прислонившись спиной к запертой двери, он вытащил из кармана банку с таблетками. Когда он дрожащими пальцами вытаскивал пяток таблеток по двери, с другой стороны, ударили рукой. И крики, запахи ударили в голову мужчине. Закинувшись таблетками, он долго жмурился и старался не замечать стенаний с другой стороны двери и хлопков руками по закрытой им двери.
Спустя время, когда таблетки начали действовать, а мысли просветлели, и на сердце стало спокойнее, голоса за дверью утихли. Запах улетучился сам собой, а удары по двери и того раньше. Собравшись с духом, мужчина открыл дверь, готовый увидеть всё что угодно... а увидел совершенно пустое, давно заброшенное помещение, до которого явно никому не было дела уже многие и многие года.
"Вот... привидится же!" - со смехом подумал он.
Теперь те воспоминания об офисе и работе в этом самом офисе стали выглядеть, по меньшей мере, нелепо и глупо. Ещё раз зайдя в помещение и оглядев облупившиеся стены, полопавшиеся окна, вновь посмеялся и вышел в не менее сомнительно выглядевший коридор. Лента, предупреждавшая, что место запрещено для посещения зевак пропала без единого следа, также исчезли остатки сорванной пломбы.
"Да! - мысленно протянул Виктор, - привидится же!"
По дороге домой с ним ничего не случилось. Виктор был равнодушен к жестокости монстров и уродцев вокруг себя. Он их не замечал. Они не замечали его. Всё было хорошо и прекрасно. Большего и не нужно было. А к тому, что вокруг него живут именно всякие отродья, Виктор привык ещё в те времена, когда люди не перестали быть людьми. И привык к единственному методу выживания в подобном мире, - не замечай других и их поступков и тебя никто не заметит!
Домой Виктор вернулся со спокойным сердцем. Навязчивые и страшные видения, которые встретили его в офисе, не беспокоили. Он был совершенно безразличен к тем ярким воспоминаниям, которые нисколько не поблекли за прошедшие часы. Мог с удивительной точностью вспомнить всё, что происходило, но... даже не пытался осмыслить произошедшее. Точно в уме возникло незримое препятствие и не позволяло тягостным мыслям нарушать его покой.
Мужчина не переживал о том, что будет делать следующим утром. Он не задавался вопросом, стоит ли идти завтра в офис. Не размышлял о том, что случилось с его коллегами и боссом. Ему совершенно была безразлична судьба тех, с кем работал не один месяц, и даже не один год.