- Ты хочешь как эти, собирать остатки? Так ведь и дрянь какую-то можно найти! А у меня, говоря откровенно, нет ни малейшего желания и возможности бегать по врачам и лечиться от всякой пакости.
- Э-э-э нет! - хмуро сказал заика. - Э-это с ед-дой мож-жет быть д-д-дря-янь, а вот... - он вместо слов подхватил почти пустую бутылку с виски и спросил, - ка-ак по тво-оему, м-м-много т-тут з-за-р-разы?
Виктор даже нервно хохотнул.
- Ну да, тут ей жить не особо весело.
- А-а-я о ч-чём?
- Но и пить, после кого-то... как-то это... - Виктор не мог подобрать нужного слова, чтобы не обидеть горбача.
- Эк-коно-омич-чно! - быстро проговорил, как мог, заика со всей возможной важностью.
Когда они сдали "дневную выручку", горбач попросил у Виктора заранее оговорённые детали, - все плоды совместных работ делили поровну. - и оплатил их. А после, толкнув плечом, спросил:
- Ну... так... что? - он поднял одну из двух бутылок по самое горлышко наполненную горючей жидкостью. - Бу-уд-дешь?
***
За первую рабочую неделю Виктор, неожиданно для самого себя, смог наладить не такие уж и плохие отношение с заикой. Как выяснилось из редких разговоров, - не любил ни он, ни Виктор особо много говорить, - он с самого детства любил копаться в различных механизмах, перебирать их, пытаться что-нибудь сделать новое. Ничего не изучал, не пытался понять принципы работы, а просто, полагаясь на интуицию, переделывал электронику и смотрел, что же получится? Горбач также увлекался подобным "творчеством" и с механикой, делал самые неожиданные самоделки, а после только проверял, что же получилось и получилось ли вовсе?
Виктор узнал, что его знакомого и товарища по грязной, тяжёлой работе, зовут Славой. Почему-то заика был категоричен в том, чтобы его звали именно Славой и никак иначе. И мог крепко так обидеться, если к нему обратиться как-нибудь по-другому. Виктор проверил это на своём плече и больше повторять не захотел, - почти два часа не чувствовал руку. Только едва ли его могли обеспокоить подобные заскоки. "Тут каждый по-своему отбитый на всю голову", - подумал тогда Виктор, оглядывая прочих коллег.
Всё за ту же неделю Виктор приучился, вслед за Славой, собирать бутылки с остатками крепкого спиртного и переливать в одну тару. Крепко так, вновь неожиданно для себя, подсел на подобные, высоко градусные напитки. Они и бодрили, и сил придавали, и жизнь переставала выглядеть беспросветной и... печальной. Особенно радовало то, как таблетки, выданные доктором, сочетались со спиртным, - можно было погрузиться в сон наяву, в котором происходило порой нечто не мыслимое, пугающее, но интересное.
Так, однажды, в первой половине недели, Виктор коротал послеобеденное время, пока жара ещё не спала, подобными чудо-снами, а по существу, будучи в полубреду: Сидел в тени каморки, в которой принимали "дневной улов", и глядел на одного коллегу, который пытался поймать ворону. Виктор наблюдал за этим, как обычный болельщик, и даже время от времени вскрикивал:
- Давай, у тебя получится! - кричал он это только после того, как у уродца не получалось поймать ворону. Приободрял дурака как мог, не чувствуя злорадства над глупым и недалёким. - Попробуй ловушку! - советовал он, то одно, то другое. - Попробуй подкрасться!
Что забавно, уродец послушно следовал советам. Делал то, что велел ему Виктор.
В тот день случилось нечто неожиданное. В ловушку, самую бесхитростную и простую, - картонную коробку придерживаемую палочкой с верёвкой, - угодил молодой и наивный воронёнок.
Виктор вскричал от радости:
- Ха-ха! Да, чтоб его так, да!
А уродец не тратя время даром, подбежал к ловушке и, сунув руку под коробку, быстро вытащил из-под неё трепыхавшегося воронёнка.
Виктор привык видеть всякие странности и омерзительные события, находясь в пьянящих снах наяву. Но всё же в этот раз омерзительность смогла переступить через всякие мыслимые и немыслимые грани.
Уродец, державший в своих руках трепыхавшегося и каркавшего птенца, уставился на него. Всего пару мгновений он на него глядел. Пристально так, отрешившись от всего вокруг. А после, всего, целиком, запихнул себе в рот.
Виктор не воспринимал происходящее всерьёз, смеялся и улыбался, слыша хруст ломаемых маленьких костей. Его забавлял вид уродца с раздувшимися щеками. Забавляло, как изо рта человека выпадали чёрно-серые перья. Так мало того, "охотник" поднялся на ноги, и продолжая жевать глупую и юную пташку, начал размахивать руками, словно сам, таким образом, мог обратиться в птицу.
Послышалось карканье сидевшей рядом необозримой вороньей стаи. Вслед за этим захлопали крылья первых вспорхнувших ворон. А уж после... после всё это пернатое полчище взлетело и закружило над человеком разгневанной, грозовой тучей. Уродец на это ответил тем, что быстрее стал махать крыльями, словно пытаясь взлететь.
А Виктор смеялся. Он был пьян и не верил в то, что такое на самом деле может происходить. Смотрел как будто бы в кинотеатре какой-то полулюбительский хоррор. Ну, съел он воронёнка, ну и что? Теперь над ним кружит бесчисленное полчище ворон? Хорошо, что дальше? Конечно, можно было предположить, но его рассеянное внимание и ослабшего ума не хватило для того, чтобы предугадать очевидное.
Туча разом обрушилась на человека. Уродец под такой тяжестью просто упал, но продолжал "махать крыльями". Карканье сливалось в единое, грозное звучание, - точно гром после пернатой, неумолимой молнии.
Непонятно каким образом, но Виктор явственно слышал тихий шёпот человека, которого живьём разрывали тысячи и тысячи ворон. Это было попросту невероятно, а потому мужчина лишний раз отмахнулся от серьёзности происходящего, ведь будь всё на самом деле, ничего бы он не услышал.
- Да... избавьте меня от этой плоти... освободите меня! - с жаром шептал дурак, погребённый под стаей ворон. - Дайте мне свободу! Подарите мне... крылья и свободу!
Происходящее словно зациклилось. Шёпот повторялся раз за разом, а вороны делали своё дело, - "освобождали" человека от его плоти, каркали и летали грозной тучей над терзаемым уродцем.
В какой-то момент Виктор попросту уснул. Шёпот и происходившее его утомляли, а перевести взгляд уже не было сил. И он просто напросто уснул, смотря на происходившее, словно это было самым обыденным и скучным, что ему встречалось.
В тот день Виктора разбудил Слава, и они вместе вновь принялись за работу. Вечером, как обычно, поделили "улов" поровну и прихватили по бутылке перемешанного, крепкого "пойла". А о том дурне, который ловил ворон, Виктор никогда и ничего больше не слышал. Ни разу его не встречал. Да и как-то попросту забыл.
Всё в ту же неделю, под самый её конец, случилось ещё кое-что. Одно событие, которое смогло всколыхнуть болото, - Виктор вновь вспомнил то, что было важно. Этому не было видимых и ясных предпосылок, но... это было неизбежно.
Они вместе со Славой разбирали различный хлам, - как всегда Виктор старался выискивать, бегло оглядываясь кругом, нечто ценное или какую-нибудь электронную, механическую рухлядь. Слава с лёгкостью выполнял свою часть работы, - тяжёлую и очень грязную, - разрывал голыми руками железо, потрошил таким не хитрым образом стиральные машины, холодильники... Виктор и к этому привык до того, что относился равнодушно, точно каждый также мог.
Словом, тот день ничем не отличался от других. Также припекало солнышко, а в обед они ходили в брошенную деревню, - это уже стало своего рода традицией. Копошились на свалке, попутно готовя себе выпивку на вечер. Виктор даже начал предвкушать, как вечером будет выпивать в спокойствии и уединении, только он, кресло и старый, притащенный со свалки, телевизор.
Как-то неожиданно и совсем не к месту, на свалку заявились школьники. В основном детишки и подростки лет от девяти до четырнадцати. Все в белых рубашечках, серых жилетках и гладко отутюженных брюках, в блестящих на солнце ботинках. Вместе с ними было всего несколько "старших", тоже школьники, но уже лет семнадцати, может, восемнадцати. И вот эти, с виду порядочные "дети", пришли на свалку. От их вида, на фоне свалки, у Виктора возник простой и логичный вопрос, который он задал Славе:
- А чего это они тут? - спросил он, не отрывая от странной толпы взгляда.
- Э-э-эх, - протянул горбач. - Всё-т-таки п-п-приш-ли!
Причина их прихода выяснилась совсем скоро. Прежде, чем это случилось, заика успел только предупредить, что:
- Н-не с-с-сопр-ро-от-тив-в-ляй-ся. Х-ху-уже б-буд-дет.
А после этого, школьники, буднично так, обошли их двоих, взяв в кольцо и... замерли. Слово взял один из старшеклассников, поднявшись на мусорный холмик, - точно командир, в торжественной обстановке, посвящал новобранцев:
- Мусор... мусор... оглядитесь кругом... что вы видите? Мусор, который мы выбросили... мы его выбросили, а биомусор наш мусор пытается отправить нам назад... они хотят, чтобы мы, - тут старшеклассник сделал паузу, окинув всех мелких серьёзным взглядом. - Они хотят, чтобы мы ели отходы, чтобы ели из выброшенной на свалку посуды... они желают, чтобы мы окружали себя такими "ценностями" - последнее слово он сказал с невероятным презрением, а после сплюнул. - Они насмехаются над нами! Они, самые ничтожные создания мира, смеются над нами! - и лицо, и жесты его отражали всё то негодование и злобу, которая сочилась сквозь слова. - Потерпим ли мы это?
Прежде чем кто-либо успел отозваться, другой старшеклассник громко так рыкнул:
- Ересь, хорош пургу нести! Пацаны, меси отбросов!
Повторять не пришлось. Детишки, словно цепные псы, по команде хозяина, набросились на двух работяг свалки, работавших в стороне от прочих. И набросились на них со свойственной детям жестокостью.
Виктора как-то быстро, с лёгкостью повалили на кучу различного хлама. Мелкие детишки, многие из которых не достигали до его груди даже макушкой, смогли опрокинуть его. Точно волчья стая, они разом терзали его, - запинывали, лупили чем-то подобранным на свалке, но что намного оказалось болезненнее, насмехались.